Царствование
Павла не могло не отразиться на отечественной
символике. Страсть к реформированию, присущая
этому императору часто выплескивалась в
глубокую озабоченность мелочами. Мундиры,
шевроны, знамена, прически — всё это занимало
государя, во всё он вникал, всё переделывал,
причем часто — собственноручно.
Не исключено, что развитию такой страсти способствовало и длительное ожидание Павлом чаемого наследства матушки-Екатерины, не допускавшей сына до дел государственного масштаба. Развлекаясь в этот период муштровкой и обмундированием своих гатчинских полков, он имел достаточно времени для составления эскизов киверов, сравнения моделей офицерских ботфортов и определения правильного состава пудры для париков.
Все эти «наработки» обрушились на русское общество подобно лавине, коренным образом затронув и «геральдическую часть».
Между тем, породив много шума, царствование Павла формально больших изменений в государственную символику — в силу своей скоротечности — не внесло. Самой существенной из новаций оказалась смена «небесного покровителя» российского герба. С шеи орла была снята цепь ордена Андрея Первозванного, а на груди «двоеглавца», под щитком с изображением Георгия Победоносца, разместили белый восьмиконечный Мальтийский крест, который, строго говоря, должен все-таки именоваться крестом св. Иоанна Иерусалимского.
Крест этот с давних пор служил эмблемой монашеского рыцарского ордена госпитальеров или иоаннитов, обосновавшихся на Мальте. С детских лет увлекавшийся идеями восстановления рыцарства Павел оказывал ордену всяческую помощь, за что был — вместе со всей своей семьей — награжден Мальтийским крестом. Когда наполеоновские войска оккупировали остров Мальту — заповедник средневекового духа в Европе, то большинство рыцарей вместе со святыми реликвиями перебралось в Россию. Собравшийся здесь капитул немедленно избрал императора Великим магистром, в связи с чем была соответственно изменена и титулатура российских монархов. Реконструированный герб утвердили царским указом в 1799 г., а его изображения, выполненные художником Уткиным, разослали во все присутственные места империи, где они должны были заменить екатерининских орлов.
Почти
одновременно рыцарственный самодержец повелел
подготовить манифест «О полном государственном
гербе Всероссийской империи». Из-за
«скоропостижной смерти» Павла этот документ не
был опубликован, однако сохранился и оказал
серьезное влияние на дальнейшее российское
«герботворчество».
Подлинник манифеста, исполненный на пергаменте, содержал как императивную часть (указ), так и изображение герба с его подробным (75% всего текста) описанием.
Орел, по замыслу Павла, должен был отныне помещаться на геральдическом щите, куда перемещались и гербы с его крыльев. Над щитом располагалась «сень» — вид мантии, ниспадающей складками, по бокам появились «щитодержатели» — фигуры ангелов. Над сенью утверждались корона и знамена. Из-под щита выдвигались восемь концов уже упомянутого Мальтийского креста. Новейшие историки отмечали, что творение Павла поражало «нагромождением атрибутов, пышностью, многочисленными заимствованиями элементов западноевропейской геральдики».
С
новой символикой было связано и упорядочение ее
употребления. Так родилось «Учреждение об
императорской фамилии», где указывалось, что
«герб государственный, императорской фамилии
принадлежащий, со всеми его знаками остаться
должен наследнику и всем, пользующимся титулом
Императорского высочества. Те, коим дан титул
князей и княжен крови императорской, знака
Московского герба иметь не могут». Павлу, много
пережившему вследствие узурпации престола
Екатериной помимо его прав законного наследника,
хотелось раз и навсегда утвердить порядок
престолонаследия по мужской линии. Это, как мы
видим, фиксировалось и геральдически, устраняя
жен носителей императорского титула от
использования фамильного символа.
Многочисленные начинания Павла I были, по меткому выражению современников, «ограничены удавкой», но не погибли окончательно, и нам еще предстоит с ними встретиться. А пока новый император — Александр I, начавший царствование знаменитыми словами о том, что «всё будет, как при бабушке», немедленно похерил распоряжения родителя. Уже 26 апреля 1801 г. он подписал указ «О употреблении государственного герба без креста Иоанна Иерусалимского».
Сам победитель Наполеона особой геральдической активностью не отличался, но подвергся (вместе с двуглавым орлом) «влиянию запада», где господствовал стиль ампир, восходящий к искусству Римской империи. Именно древнеримским образцам мы обязаны появлением в когтях орла факела (правая лапа) и лаврового венка (левая). Эти атрибуты власти заменили прежние скипетр и державу, произведя в консервативно настроенной части образованного общества некоторое замешательство.
Впрочем,
критиковать нововведения начали лишь много
позже и достаточно осмотрительно. Так,
митрополит Московский Филарет (Дроздов) в письме
к тогдашнему министру двора графу Адлербергу
отмечал: «В царствование блаженной памяти
государя императора Александра I, когда
предубеждение в пользу всего французского
проникло и в кабинеты некоторых министров
русских, двуглавого орла стали изображать не с
поднятыми выспрь крыльями, а с простертыми
горизонтально и несколько наклоненными, по
подобию французского. Сия малость не осталась
без последствий; были недовольные сим, как бы
некою приметою, что Россия уже не возвышается, а
опускает крылья. Это предрассудок, но не излишня
предосторожность и против предрассудков,
которые, возбуждаясь, производят расстройство в
мыслях народа».
Владыка был в своих наблюдениях не совсем точен, так как и в царствование Александра I, и при Николае Павловиче существовали как минимум три типа государственных птиц. О первом мы уже говорили, а два других смогли уберечь скипетр и державу, хотя и различались указанным положением крыльев.
На рисунках того времени легко наблюдать отличия между случаями, когда крылья просто «распростерты» или воинственно, как и подобает символу сверхдержавы подняты.
Что касается титульных гербов, то они могли располагаться на крыльях последнего типа, причем самый их комплект претерпел в 1832 г. существенные изменения.
Вместо эмблем великих княжеств
Владимирского, Новгородского, Киевского
поместили гербы царства Польского, царства
Херсонеса Таврического и великого княжества
Финляндского. Гербы царств Казанского,
Астраханского, Сибирского остались.
Нововведение распространялось вяло: многие
монеты чеканились с орлом прежнего образца.
Наличие такого количества вариантов основной государственной эмблемы свидетельствовало о некотором небрежении вопросами геральдики в первой половине ХIХ в. Это представляется несколько странным, так как император Николай питал к формальностям и деталям слабость, сопоставимую с отцовской. Его царственные руки дошли до символики лишь в 1848 г.
Именно в это время Герольдия приобретает новый и более высокий статус департамента Сената. Вновь учрежденное подразделение вскоре удостоилось высочайшего неудовольствия. Император еще раз обращал внимание чиновников на несоответствие имеющихся гербов правилам геральдики. Тут же выяснилось, что об этих самых правилах начальство департамента представление имеет самое смутное. За разъяснениями, как и положено, обратились в Академию наук, которая помочь то ли не смогла, то ли не захотела. Ученые мужи ограничились советом прибегнуть к услугам «искусного практического гербоведца, хорошо знакомого с существующими при нашей герольдии правилами, обычаями и постановлениями, которого Академия не имеет в виду» (т.е. не имеет и не знает).
И ученый «гербоведец» нашелся. Должность помощника начальника I отделения Эрмитажа по части антиков и кабинета нумизматики занимал в это время Борис (Бернгард) Васильевич Кёне, обучавшийся в Берлинском и Лейпциг-ском университетах, уже создавший себе в Европе репутацию знатока геральдики.
Человеком Борис Васильевич был, судя по всему, противным. Так, по крайней мере, считали его ученые собратья и сослуживцы, имея в виду его карьеризм и пресмыкательство перед начальством. Не исключено, однако, что они просто завидовали его стремительному служебному продвижению. Впрочем, это продвижение карьеризма и прочих отрицательных человеческих качеств не только не исключало, но и предусматривало.
Всеобщая ненависть подчиненных и равных, как водится, с излишком компенсировалась благоволением высших чинов, хотя и породила занятную стихотворную характеристику первого управляющего вновь учрежденным (1857) Гербовым отделением Департамента герольдии:
Различных государств кресты
На шее у него болтались,
Развешанные в три ряды.
Тут было всё: медали, знаки
И даже, наконец, звезда
Персидской бешеной собаки...
Берлинский партикулярист,
Шпион по иностранной части,
Как самозванный геральдист
Добился он на службе власти.
Одним словом, Бернгард Кёне был для товарищей по цеху аналогом Сергея Михалкова для советских поэтов. Подобно Михалкову, со своей задачей он справился блистательно, удовлетворив вкусы власть имущих.
За
основу была взята уже известная нам печать Ивана
Грозного с двуглавым орлом, вокруг которого
размещались гербы территорий. Орел сохранил все
короны, две из которых сидели на головах, а третья
— несколько более крупная — парила сверху и
посредине. На груди орла по-прежнему оставался
«герб Московский: в червленом с золотыми краями
щите Святой Великомученик и Победоносец Георгий
в серебряном вооружении и лазуревой приволоке
(мантии), на серебряном, покрытом багряною тканью
с золотою бахромою коне, поражающий золотого с
зелеными крыльями дракона, золотым, с
осьмиконечным крестом наверху копьем».
Кроме нового цветового решения и реконструкции копья «ездец» еще и кардинально сменил направление движения. В соответствии с общепринятыми геральдическими нормами он был повернут в левую сторону, как это уже предусматривалось Лаврентием Хуреличем в XVII в.
Щит с орлом венчала императорская корона, а над ней располагался «шлем св. Александра Невского», из-под которого ниспадали складки «сени», или мантии. Под этими складками можно видеть щитодержатели: фигуры архангелов Гавриила с крестом (справа от зрителя) и Михаила с мечом (слева).
Не нужно обладать особыми талантами, чтобы обнаружить явное родство этой композиции с проектом из павловского манифеста.
Шлем Александра Невского венчался еще одной короной, над которой Кёне поместил хоругвь, где основные атрибуты герба — короны, мантия, архангелы, щит с орлом и всадником — дублировались в меньшем масштабе. Как на шлеме, так и на хоругви размещалась (два раза) надпись «С нами Богъ». Всё сооружение завершалось восьмиконечным православным крестом.
Среди составляющих периметр герба территориальных гербов выделяются дракон Казанского царства (слева от шлема св. Александра) и симметричный ему корабль над саблей — Астраханского (справа). Короны венчают эмблемы и еще четырех царств, входивших в состав России: Сибирского, Польского, Таврического (Крымское ханство) и Грузинского.
Другие гербы территорий в общих чертах тоже сохранили свой прежний облик, хотя некоторые из них пришлось сводить — за неимением пространства — на один щит.
Абсолютным новшеством стало появление
нового и сложного герба императорского дома
Романовых. Он размещался в кольце
территориальных символов строго под двуглавым
орлом и был сконструирован Б.Кёне с учетом
разросшихся династических связей царской семьи.
Сам романовский род был представлен фигурой грифа («в серебряном поле червленый гриф с золотым мечом и тарчем», — так назывался небольшой круглый щит с умбоном — колющей центральной деталью, — «на червленой кайме 8 оторванных львиных голов». Нечто подобное можно было увидеть на знамени (прапоре) XVII в., которое принадлежало Никите Ивановичу Романову — бездетному двоюродному брату царя Михаила Федоровича. Основательно забытый «гриф» был извлечен на свет Божий, облагорожен по правилам геральдики и приспособлен к делу, т.е. размещен в левой от зрителя части императорского герба.
Слева от грифа на геральдическом щите Кёне поместил корону великих герцогов шлезвиг-гольштейн-готторпских. Именно этот титул носил отец императора Петра III Карл-Фридрих. Фоном для короны служили дитмаршенский всадник, ольденбургские червленые пояса, дельменгортский золотой крест, норвежский коронованный лев и прочих владений звери...
Итак, Россия и Романовы обрели правильный перевод на геральдический язык парадного титула императоров, звучавшего в то время весьма серьезно:
«Божиею споспешествующею милостию мы, Александр II, император и самодержец всероссийский, московский, киевский, владимирский, новгородский, царь казанский, царь астраханский, царь Херсонеса Таврического, царь грузинский, государь псковский, и великий князь смоленский, литовский, волынский, подольский и финляндский, князь эстляндский, лифляндский, курляндский и семигальский, самогитский, белостокский, корельский, тверский, югорский, пермский, вятский, государь и великий князь Новгорода Низовские земли, черниговский, рязанский, полотский, ростовский, ярославский, белозерский, удорский, обдорский, кондинский, витебский, мстиславский и всея Северныя страны повелитель, и государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския, черкасских и горских князей и иных, наследный государь и обладатель, наследник норвежский, герцог шлезвигголстинский, стормарнский, дитмарсенский и ольденбургский и проч. и проч.»
Титул и герб просуществовали 60 лет (1857—1917) без особых изменений. Лишь в 1891 г. к коллекции гербов вокруг орла добавился туркестанский, и тогда же были чуть подредактированы изображения архангелов. Сделал это А.Шарлемань, явно не подозревая, что добавляет последние штрихи к образу стремительно приближающейся к выходу на пенсию символики.