«Признаюсь, я вовсе не ожидал,
что здешний двор так великолепен…»

О церемониале русского двора XVIII в.

 

Дополнительный материал для профильных классов по теме
«Церемониал русского двора как отражение реформ высшей государственной власти
в XVIII в.». 11 класс

Слова, вынесенные в заголовок, принадлежат камер-юнкеру при посольстве герцога Голштинского Ф.В.Берхгольцу1, побывавшему в России во времена правления Петра I. Подобная характеристика отнюдь не уникальна. Более того, это обычная оценка иностранцев, наблюдавших русский двор XVIII  в.
Действительно, императорский двор России представлял собой целый мир, сложно вобравший в себя императорскую семью, придворных кавалеров и дам, приближённых и фаворитов, императорские дворцы и загородные резиденции, придворных служителей и целые учреждения, обслуживавшие нужды всех вышеперечисленных. Этот причудливо устроенный организм был, без преувеличения, основой жизни блестящего русского XVIII в. Ведь именно здесь принимались наиболее важные политические и дипломатические решения.

Маловероятно, однако, чтобы камер-юнкер при дворе герцога Голштинского, характеризуя русский двор как «великолепный», восхищался чёткостью и слаженностью в обеспечении определённой этикетом жизни представителей правящего дома или формированием правительственной линии и борьбе придворных группировок. Он, конечно же, имел в виду иную функцию двора — участие в церемониале, т.е. в целом ряде разнообразных придворный ритуалов: коронаций, императорских выходов, военных триумфов, ассамблей, балов.

Великое водоосвящение у стен Кремля. Гравюра из книги И.Г.Корба «Путешествие в Московию». 1699 г.

Великое водоосвящение
у стен Кремля.

Гравюра из книги И.Г.Корба
«Путешествие в Московию». 1699 г.

Эти беспрецедентные, яркие, увлекавшие как участников, так и зрителей зрелища были неотъемлемой частью любого двора, вне зависимости от места и времени его организации. Власть всегда нуждалась в создании целой системы образов, ей был необходим набор символов и знаков, которые складывались бы в текст, способный рассказать об идеальном государе, прекрасном и цветущем государстве, его великих победах и благородном дворянстве. Церемониал был призван поддерживать престиж монарха и монархии, и для страны, стремившийся к статусу великой державы (а именно так обстояли дела в России в XVIII  в.), становился абсолютным приоритетом.

Таким образом во многом скрытый от глаз внешнего наблюдателя механизм двора оказывался на виду не только у людей, его составлявших, но и у жителей любой из столиц, а также иностранных дипломатов, способных рассказать, возвратившись на родину, об ошеломляющих, грандиозных церемониях, устраиваемых, например, в Москве и Петербурге. Как мы видели, русское правительство не ошиблось: празднества русского двора неизменно производили на иностранцев ошеломляющее впечатление. Присмотримся же поближе к самой системе русского придворного общества XVIII в. и одной из основных её функций — исполнению церемониала.

Въезд в Москву иностранного посольства. Гравюра из книги И.Г.Корба «Путешествие в Московию». 1699 г.
Въезд в Москву
иностранного посольства.

Гравюра из книги И.Г.Корба
«Путешествие в Московию». 1699 г.

В октябре 1721 г. Пётр I принял императорский титул. За этим последовало учреждение придворных чинов и должностей, что и стало началом формирования российского императорского двора раннего нового времени. Придворные чины как таковые не были, конечно, новостью для русских аристократов. Однако как «содержание» целого ряда чинов, так и, в немаловажной степени, их внешние формы были Петром радикально изменены. Речь шла уже не о пышности Византии, а о западных образцах.

В Табели о рангах, обнародованной 24 января 1722 г., наравне с гражданскими и военными чинами были подробно определены и все придворные чины и должности.

Но двор XVIII в. — это не просто ряд должностей, это, как уже говорилось, целый механизм. Во-первых, структура двора имела тенденцию к динамичному росту. По мнению историка Л.Е.Шепелева, если в первой половине XVIII в. число придворных равнялось всего лишь нескольким десяткам человек, то к середине XIX в. оно составляло цифру в несколько сотен. В 1881 г. придворных было уже 1300, а в 1914 г. — свыше 1600 человек2.

Во-вторых, двор не представлял собой единства. Помимо собственно императорского двора, существовало несколько малых (великокняжеских), т.е. дворов отдельных представителей правящей династии. При этом каждый из таких дворов имел, хотя зачастую и маленький, но во многом самостоятельный штат придворных. Так, первым малым двором в России стал двор любимой сестры императора Петра II великой княжны Наталии Алексеевны, образованный в декабре 1727 г. Штат этого двора состоял всего лишь из одного камергера князя Сергея Голицына и четырёх камер-юнкеров: Петра Вольфа, Николая Стрешнева, Петра Стрешнева и Василия Лопухина.

Свадебный пир Петра I и Екатерины 19 февраля 1712 г. А.Ф.Зубов. 1712 г.
Свадебный пир Петра I
и Екатерины 19 февраля 1712 г.

А.Ф.Зубов. 1712 г.

В-третьих, двор был структурой, требующей постоянного, всё возрастающего финансирования. Уже после смерти Петра Великого в 1725 г. ежегодные затраты на нужды двора составляли 20—25% бюджета страны, и это при том, что сам двор в то время был, как уже отмечалось, относительно невелик. В 1733 г. сумма, полученная придворной конторой для своих нужд, равнялась 260 тыс. руб., а финансовая поддержка всей системы двора в 1785 г. составила 3 млн руб.3.

Несмотря на выделение столь значительных сумм, на протяжении по крайней мере XVIII в. двор остро нуждался в деньгах. Как же расходовались эти средства? Первое предположение — на содержание дворян-придворных. Источники, однако, говорят об обратном. Во времена царствования императрицы Елизаветы Петровны, т.е. в середине столетия, ежегодное жалованье камер-фрейлины составляло 1000 руб., фрейлины — 600, а камер-пажей — всего лишь 110—140 руб.4. Более того, существовали категории придворных, например статс-дамы, которые не получали жалованья вовсе. Конечно, не следует забывать и о значительной категории придворных служителей. Работа при дворе многочисленных истопников, скатертников, бочаров, поваров и поварских учеников, водочных и «конфектных» дел мастеров, лакеев, портных, скороходов и многих других оплачивалась намного лучше, чем служба самих придворных. Так, годовое содержание придворного метрдотеля составляло 1200, а интенданта и гардеромейстера — 788 руб. И всё же, даже содержание 300 придворных (как во времена Екатерины II) и нескольких сотен слуг не могла стоить казне суммы в 3 млн руб.

Ответ заключается в том, что значительная доля отпускаемых на нужды двора средств тратилась на сам церемониал.

Пётр I принимает титул императора
Пётр I принимает титул императора

Система русских придворных церемониалов создавалась под сильным влиянием европейских норм. Так, известно, что во время визита Петра Великого во Францию в 1717 г. на него произвели сильное впечатление французское искусство и дворцы французских монархов, особенно Версаль. По возвращении в Россию Пётр I изменил подход к садово-парковому дизайну, заказал Карло Бартоломео Растрелли собственную конную статую (копию знаменитого памятника Людовика XIV работы Франсуа Жирардена), стремился внести существенные корректировки и в строительство Зимнего дворца. Однако дело не ограничивалось прямым копированием западных образцов. Следует скорее говорить о русской транскрипции европейской придворной традиции.

Об этом свидетельствует, например, и то, что в целом нормы жизни при русском дворе не были столь строгими, как при других европейских дворах (Франция, Испания). Известно, например, что при дворах европейских монархов придворный этикет5 требовал как от августейших лиц, так и от их окружения соблюдения жёстко регламентированных правил поведения, иногда доходивших до абсурда. Так, испанский король Филипп III предпочёл сгореть у собственного камина, когда край его одежды загорелся от искры, нежели тушить огонь самому. Ведь контроль за «церемониалом придворного огня» входил в обязанности одного из придворных, который как раз в тот момент куда-то отлучился...

Нельзя сказать, что в России XVIII в. каждый шаг монарха или придворных подвергался абсолютной регламентации. Напротив, порой нравы дворца были весьма вольными. Так, Екатерина II постоянно жаловалась своему фавориту князю Г.А.Потёмкину на то, что во дворце в вечернее и ночное время полно праздношатающихся («Я к Вам прийти не могла по обыкновению, ибо границы наши разделены шатающимися всякого рода животными», «Я искала к тебе проход, но столько гайдуков и лакей нашла на пути, что покинула таковое предприятие»6). Фрейлины или караульные гвардейцы могли запросто играть с маленькими великими князьями «в жгуты» или в прятки, а представительницы женского штата двора, как следует из переписки Екатерины II, стремясь полюбоваться украшениями государыни, позволяли себе в её отсутствие приходить в «бриллиантовую комнату», куда вход был строго запрещён. То, насколько свободными были нравы при дворе, говорит, например, и указ «О представлении государыне императрице кавалеров, кроме послов и министров через обер-камергера, а дам через обер-гофмейстерину (11 июля 1762 г.)»7, который позволяет предположить, что до указанного периода придворные могли представляться императрице напрямую.

И всё же, когда речь шла не о дворцовых делах, а о придворном церемониале, каждая деталь имела значение. Такими деталями являлись, прежде всего, элементы костюма. В XVIII в. появляется целый ряд указов, этому посвящённых: «О неприезде ко двору никому в траурной одежде и в траурных экипажах» (9 октября 1744 г.), «Об уборе дам, имеющих приезд ко двору» (23 октября 1782 г.), «О назначении, в какие праздники какое платье носить особам обоего пола, имеющим приезд ко двору» (6 ноября 1796 г.). С другой стороны, нельзя не заметить стремление дисциплинировать участников церемоний — указы «О ящиках, надеваемых на лиц, разговаривающих в церкви во время богослужения» (9 января 1749 г.); «О неупотреблении табаку в церквах во время отправления службы» (28 апреля 1747 г.); «О запрещении гвардейцам задерживаться после смены караула для игр с великими князьями» (времён Екатерины II)8.

Конечно, абсолютной регламентации подвергались церемонии государственно-представительского характера — коронации, свадьбы, приёмы послов.

Несомненно, ключевой церемонией двора была коронация. Впервые она состоялась в 1724 г. 15 ноября 1723 г. был опубликован манифест о предстоящей коронации второй супруги императора Петра Великого Екатерины Алексеевны. 25 мая 1724 г. в главном храме России, Успенском соборе Московского Кремля, Пётр собственноручно возложил императорскую корону на её голову. Коронация женщины была открытым попранием русских православных норм (единственное в прошлом коронование русской царицы произошло в 1606 г., когда Лжедмитрий I, поддержанный поляками, короновался вместе со своей женой полячкой Мариной Мнишек). В манифесте о короновании Екатерины Пётр объяснял этот шаг следующим образом. Во-первых, обычай короновать своих жен существует во всех «христианских государствах».
Во-вторых, это в русле существующей византийской традиции. В-третьих, Пётр указывал на «компетентность Екатерины как правительницы», её доблесть во время Северной войны, «когда она, отложа слабость женскую, волею с нами присутствовала и елико возможно помогала», «мужески, а не женски поступала». Именно в процессе этой церемонии установился ряд традиционных для XVIII в. аспектов коронации: шествие монарха от Успенского собора до Красного крыльца, посещение могил предков в Архангельском соборе Кремля, участие в церемонии парада роты кавалергардов, торжественного обеда в Грановитой палате с последующими многодневными празднованиями, награждением медалями и раздачей денег.

Фейерверк, устроенный в день коронации императрицы Анны Иоанновны 30 апреля 1730 г.

Фейерверк, устроенный в день коронации
императрицы Анны Иоанновны 30 апреля 1730 г.

Особенно детально был расписан также и церемониал посольских приёмов, призванный продемонстрировать пышность и великолепие российского Императорского двора. В 1744 г. при императрице Елизавете Петровне окончательно выработали «Церемониал для чужестранных послов при Российском Императорском дворе», который регламентировал действо от начала въезда гостей в столицу до организации приёма9. Этот церемониал должен был отличаться особым блеском и великолепием.

Согласно его положениям, ещё до приезда посла в столице шла активная подготовка к встрече. С одной стороны для сопровождения посла назначался комиссар (в ранге генерала-аншефа), с другой — обер-церемониймейстер объявлял двору, а также генералитету и министрам день приезда посла, «дабы они свои кареты цугами и с ливреею по их мере, для умножения экипажа и чести посольской прислали». Для встречи посла обычно посылались и три императорские кареты.

Таким образом, в день «публичного въезда» посол появлялся в столице в сопровождении значительного эскорта — экипажей, присланных дополнительно пеших лакеев, гайдуков, пажей и скороходов. В первую карету, предназначенную для посла, садился комиссар монарха, слева от него находился обер-церемониймейстер. Вторая и третья кареты предназначались для секретаря посольства и посольских дворян.

Вечером того же дня церемониймейстер русского двора объявлял послу день и час публичной аудиенции у государыни.

В назначенный день посольский кортеж отправлялся во дворец в сопровождении офицеров и солдат императорской лейб-гвардии. Выйдя из кареты у его ворот, посольство направлялось во внутренние покои в соответствии с установленным порядком. При этом по правую руку от посла находился церемониймейстер, а по левую — камер-юнкер двора. В аудиенц-зале посла принимала императрица. Согласно правилам, справа от императорского трона стояли канцлер и вице-канцлер, слева — придворные кавалеры, сзади — обер-гофмейстерина, статс-дамы и фрейлины.

Войдя в зал и сделав несколько шагов, посол отдавал первый поклон, в центре зала — второй и перед троном — третий. После вручения верительной грамоты посол представлял императрице участников посольства, которые могли подойти в руке государыне. Интересно, что по окончании аудиенции посол низко кланялся и выходил из зала, не поворачиваясь спиной к трону, что соответствовало традиции допетровской Руси.

Маскарад в Москве по случаю празднования Ништадского мира. Февраль 1722 г. Гравюра по рисунку А.Шарлеманя

Маскарад в Москве по случаю
празднования Ништадского мира.

Февраль 1722 г.
Гравюра по рисунку А.Шарлеманя

Любопытно и то, что городской пейзаж, на фоне которого происходили столь роскошные придворные процессии, выглядел совсем иначе, чем мы могли бы ожидать, особенно если речь шла о древней столице — Москве. Асессор Московской полицмейстерской канцелярии Молчанов, которому была поручена «инспекция» улиц Москвы перед приездом туда в 1742 г. императрицы Елизаветы, так описывал увиденное: «Оного числа (25 февраля) усмотрено о Тверской улице, что во многих местах кучи навозу… отчего во время теплоты смрадной дух быти может, многия ж места выбиты и затем проезд весьма неудобный. А понеже о означенной улице для шествия Ея Императорского величества неоднократно приказано поставить регулярно ёлки и приготовить песку и можжевельнику, и хотя ёлки и поставлены, тако же и песку в кучах положено, однако ж неисправно, либо ельник поставлен местами часто, а местами редко, и ельник мелкой, а песок великими комьями, а можжевельнику и нигде по улицам не заготовлено. Ещё за неудобное признаваеца и то, что у многих лавок приготовлены по улице многим числом домовища (гробы), а инде вывешены лапти, верёвки и тому подобное, отчего по той улице вид худой»10.

Впрочем, вряд ли подобный вид столь уж резко диссонировал с роскошью придворного или посольского выезда в глазах современников. Европейские столицы XVIII в. были едва ли не столь же неряшливы и грязны.

Не менее детально регламентировались и военные парады. Являясь основой идеи монарха-воителя, образа императора-воина, воплощающего сильную власть, парад стал знаковой церемонией всего столетия. Однако выработка военного церемониала произошла, конечно, не в одночасье.

В самом начале царствования Петра I в 1695 г. в Москве состоялся торжественный въезд войск после, подчеркнём, неудачного первого Азовского похода, в результате которого цель (взятие крепости Азов) достигнута не была. По сообщению мемуариста И.А.Желябужского, шествие выглядело следующим образом:

«Ноября в 22 день, в пятницу, государь царь и великий князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец, изволил из Коломенского идтить к Москве с ратными людьми, и шёл по Каменному большому мосту, и пришёл на дворец с полками.

Перво пришёл генерал Пётр Иванович Гордон.

А за ним государь и весь его царский синклит.

А перед синклитом вели турченина, руки назад; у руки по цепи большой; вели два человека.

А за ним шли все полки стрелецкие.

И пришед стали строем на дворце. А государь изволил идтить на свои царские чертоги, а за ним пошли все генералы и все начальные люди.

Ассамблея при Петре I. Гравюра Хелмана
Ассамблея при Петре I.

Гравюра Хелмана

И всех начальных людей государь пожаловал к руке и службу их милостиво похвалил.

А объявлял их, начальных людей, боярин князь Пётр Иванович Прозорский, что генералы Пётр Иванович Гордон, да Автомон Михайлович Головин, да Франц Яковлевич Лефорт под Азов ходили и оный с людьми и с пушками взяли и со всяким мелким ружьём.

И того же часу государь изволил идтить со всеми ратными людьми в Преображенское строем»11.

Перед нами — действо, устроенное согласно ранней русской традиции процессий возвращения войска во главе с царём в столицу после похода (например, въезд Иоанна Грозного в Москву в 1552 г. после взятия Казани, возвращение царя Алексея Михайловича из Смоленского военного похода сто лет спустя в 1654 г.)

Коронация Анны Иоанновны в 1730 г. Шествие в Успенский собор Московского Кремля
Коронация Анны Иоанновны в 1730 г.
Шествие в Успенский собор
Московского Кремля

Однако состоявшийся уже через год 30 сентября 1696 г. военный парад в честь взятия Азова превращается в настоящий триумф, построенный по римской классической традиции. Процессия, призванная увековечить на сей раз действительно значимую победу русского оружия, проходила в духе римской классической традиции — со строительством первых триумфальных арок и согласно особой логике построения войск. Более того, помимо собственно пленных турок и татар в шествии, по воспоминаниям современников, участвовали также и солдаты армии Петра I, «представлявшие» противника. Вот отрывок из воспоминаний генерала П.И.Гордона, одного из «авторов» победы: «Окружившие Гордона по сторонам люди, а равно нёсшие знамёна и значки (фуриеры и прапорщики), были одеты в турецких тюрбанах, что давало интересный вид. Наших солдат русские принимали за турок»12. Куда более значительная по сравнению с предыдущим годом репрезентация побеждённого противника была усилена изображением татарских и турецких пленников на фронтонах триумфальной арки.

Но всё же одним из самых грандиозных был, безусловно, триумф в честь победы над шведами под Полтавой в 1709 г. Именно здесь Пётр не просто примерил, а окончательно вошёл в образ полководца, вождя-триумфатора, принятый в римской традиции.

Шествие победителей началось в Москве 21 декабря 1709 г. Русские войска прошли под триумфальными арками, на которых были изображены сцены Полтавской битвы и пленения шведов при Переволочне. Император ехал верхом, вслед за Преображенским полком, охранявшим шведских пленных. При этом он восседал на лошади, бывшей с ним под Полтавой, в гвардейском мундире и простреленной шляпе. По Москве провели около 22 тыс. шведов, причём внутри строя генералов и старших офицеров шведской армии и гвардии, а также «королевского двора с высшими и нижними чинами» несли и королевские носилки с постелью, на которых возили раненого короля Швеции во время боя. Носилки стали своего рода центром триумфа, символизируя поверженного короля Карла.

Коронация Екатерины II. Выход на Красное крыльцо
Коронация Екатерины II.
Выход на Красное крыльцо

Триумфы, впрочем, отнюдь не исчерпывали традицию военных торжеств. Погребение кого-либо из членов царской фамилии, приём послов, приезд представителей правящих европейских династий, светские праздники и гулянья также не обходились в XVIII в. без участия военных. Они присутствовали даже при совершении религиозных обрядов, что, вероятно, связано с активным вмешательством власти в жизнь Церкви как таковой, а также со стремлением придать ритуалам подобного рода светский характер. Такие религиозные праздники, как крещенское Великое водоосвящение, превращаются в церемонии, внешне представляющие собой нечто среднее между религиозным обрядом и смотром войск.

Участие членов императорской фамилии в проведении военных церемоний как высокого, так и низшего ранга было во многом обязательным. Так, например, при Петре Великом даже сёстры и дочери императора, не говоря уже о царевиче Алексее Петровиче, достаточно часто присутствовали при спуске на воду нового корабля. Вот один такой пример — запись в Походном журнале за 1712 г.: «Июня в 15 день (1712 г.)… новопостроенный корабль “Полтаву” спускали на воду. И на том корабле были: царевны Екатерина Алексеевна, Наталья Алексеевна и все царской фамилии»13. А через год, «в 8-й день октября корабль Святой Екатерины спустили на воду и на том корабле его царское величество и государыня царица и государь царевич изволили быть»14.

Коронация императрицы Екатерины II в 1762 г. С.Торелли
Коронация
императрицы Екатерины II в 1762 г.
С.Торелли

В XVIII в. в России, как, впрочем, и в Европе праздники часто завершались фейерверками. Они вели своё происхождение от древней традиции и представлений о «чудесах», свидетельствовавших о божественной природе власти, и подчёркивали неизменность этих традиций. В XVIII в., особенно в его первой половине, подобным «чудом» была «огненные потехи» или фейерверки. Устроенные в честь военных и дипломатических побед, Нового года, тезоименитства кого-либо из членов императорской семьи и даже по случаю освящения церкви фейерверки были не просто развлечением столетия, они обладали ещё и своего рода просветительской функцией. Ведь фигуры, сжигавшиеся во время такой «огненной забавы», непременно обладали аллегорическим, а зачастую прямо политическим смыслом. Вот описание одного из фейерверков 1721 г.: «Около девяти часов, когда вынесли все столы, уставленные сластями, вон, начались танцы… Царь с царицею, герцог со старшею принцессою и князь Меншиков — с младшею открыли бал немецким танцем. Царь после первого танца удалился к мужчинам. Около двенадцати часов зажгли фейерверк, устроенный перед самой галереей на нескольких для того приготовленных больших баржах. Между прочим горело изображение человека с бороной на голове для защиты от дождя и с русской надписью наверху “Дурное прикрытие”, некоторые думали, что это намёк на английскую эскадру, высланную для прикрытия Швеции во время опустошительных высадок Петра на шведский берег. Покамест горел этот девиз, было пущено множество ракет, водяных шаров и маленьких бомб»15.

Коронации, военные парады и фейерверки были рассчитаны отнюдь не только на дворянство. Зрителями становились представители самых разных социальных слоёв. В этом проявлялась особая театральность, свойственная любому действу XVIII в., — зрелище выплёскивалось на улицу и каждый столичный житель становился его участником.

Бал-маскарад. Гравюра по рисунку И.Э.Гриммеля. 1744 г.

Бал-маскарад.

Гравюра по рисунку И.Э.Гриммеля.
1744 г.

Существовали, однако, и церемонии, рассчитанные на несколько более узкий круг зрителей.

Речь идёт, прежде всего, о такой значимой церемонии при русском дворе XVIII в., как императорские выходы. Выход представлял собой торжественное шествие членов императорской фамилии из внутренних апартаментов в собор или малую церковь Зимнего дворца и в Тронный зал. Частью этого церемониала было и шествие в обратном направлении. Выходы подразделялись на большие (в честь крупных церковных и государственных праздников) и малые (в дни обычных праздников, по воскресеньям и в другие торжественные дни). Шествие, в котором принимали участие как члены императорской семьи, так и широкий круг придворных и высших чиновников, отражало статус каждого из участников. Представители династии шествовали в соответствии с принципом старшинства, т.е. согласуясь с правом на наследование престола, придворные — по старшинству рангов и орденов. При этом выход открывали придворные чины, а замыкали — придворные дамы и высшие статские чины государства.

К церемониям первого ряда следует отнести и знаменитые ассамблеи и балы XVIII в., ставшие для дворянства своего рода формой сословной социализации, с непременной демонстрацией своего статуса, положения и умения вести себя в обществе. Императорская семья здесь, конечно, являла собой эталон, образец для подражания.

М.В.Ломоносов представляется императрице Елизавете Петровне. 1749 г.

М.В.Ломоносов
представляется императрице
Елизавете Петровне. 1749 г.

Указом Петра Великого от 26 ноября 1718 года в России устанавливались ассамблеи. Они стали прообразом знаменитых в будущем придворных балов. Согласно общим правилам, «в котором дому имеет ассамблея быть, то надлежит письмом или иным знаком объявить людям, куда всякому вольно придти, как мужскому полу, так и женскому… часы не определяются, в котором быть, но кто в котором хочет, лишь бы не позже положеннаго времени (около 17 часов), также тут быть сколько, кто похочет, и отъехать волен, когда хочет». Указ также предписывал «во время бытия в ассамблее вольно сидеть, ходить, играть и в том никто другому прешкодить или унижать, также церемонии делать вставаньем, провожаньем и прочим, отнюдь да не дерзает под штрафом великаго орла, не только при езде и отъезде поклоном почтить должно»16. При этом, по мысли Петра I, устроитель ассамблеи должен был открыть для гостей сразу несколько комнат своего дома, поскольку собравшиеся приезжали не только танцевать, но и играть в шахматы и шашки (в карты на ассамблеях Петра I не играли), а также наслаждаться курением. Это последнее занятие требовало не только особого места (комнаты или залы), но и подготовки специальных трубок, табака, лучин. Однако если дом хозяина был не особенно велик, такой «курительный салон» устраивался в танцевальном зале, отчего, по воспоминаниям современника, «бывают вонь и стукотня, вовсе неуместным при дамах и при музыке». Сами танцы, впрочем, также носили особый характер. Отнюдь не все дворяне легко справлялись с первыми «па». Потому не считалось предосудительным выйти из круга танцующих и прямо в зале (часто под руководством присутствовавшего учителя танцев) повторить злополучный, неудавшийся элемент танца.

Эти первые собрания начала XVIII в., куда, испытывая скорее ощущение тяжёлой повинности, нежели радости, съезжались русские дворяне — чтобы провести вечер в тесном помещении, где одновременно танцевали (или учились танцевать), играли, курили, разговаривали — вскоре изменились, превратившись в балы, бывшие до той поры лишь частью ассамблей. Балы, эти непременные атрибуты аристократической жизни столицы, облагородили придворный и дворянский быт. В бальных залах уже не было табачного дыма, «общество» играло в карты и бильярд, лото, фанты, но главное, здесь господствовал танец и светский диалог. Уже к средине века поведение дворян во время придворных и великосветских балов было подчинено куртуазному этикету. Так, во времена Екатерины II в ходу был обычай, согласно которому хозяин дома, где устраивался бал, выбирал, поднеся букет цветов, прекрасную даму, которая затем отдавала цветы одному из кавалеров, назначая его хозяином и устроителем следующего по времени бала. Накануне кавалер посылал этой даме веер, перчатки и цветы, с которыми она там и появлялась.

Торжественная аудиенция, данная Екатериной II турецкому посольству. Гравюра по рисунку И.Девелли

Торжественная аудиенция,
данная Екатериной II турецкому посольству.

Гравюра по рисунку И.Девелли

Участие в придворных балах было обязательным для приглашённых. Лишь серьёзная болезнь могла избавить от необходимости являться во дворец. На этих балах, помимо членов императорской фамилии, присутствовали придворные чины — многочисленные гофмейстеры, гофмаршалы, шталмейстеры, церемониймейстеры, камергеры, камер-юнкеры, статс-дамы, фрейлины и пажи, военные и статские чиновники высшего ранга (1—4 класс по «Табели о рангах»), гвардейские офицеры, представители дипломатического корпуса. Число приглашённых в XVIII в. могло достигать тысячи человек. Сама эта церемония во дворце требовала соблюдения этикета и придворной иерархии. Следует ли говорить, что члены императорского дома бывали украшением придворных балов. Именно так, например, современники характеризовали дочь Петра Великого великую княгиню и будущую императрицу Елизавету Петровну.

К числу ритуалов, имевших представительский или придворно-репрезентативный характер, можно отнести и целый круг церемоний, связанных с семейными событиями правящей династии.

Екатерина II жалует руку для поцелуя. Сцена во время пира у князя Потёмкина в Таврическом дворце. 28 апреля 1791 г.

Екатерина II жалует руку для поцелуя.
Сцена во время пира у князя Потёмкина
в Таврическом дворце.

28 апреля 1791 г.

Таким торжеством в период царствования Петра Великого был ритуал «объявления» совершеннолетия, поскольку дети императорской фамилии не становились автоматически совершеннолетними по достижении установленного возраста. Их совершеннолетие должно было носить декларативный характер, а потому всегда было связано с определённой церемонией.

Вот, к примеру, ещё один отрывок из «Дневника» Фридриха Вильгельма Берхгольца, камер-юнкера при посольстве будущего мужа царевны Анны Петровны герцога Голштинского: «…средняя императорская принцесса Елизавета была торжественно объявлена совершеннолетнею, что происходило таким образом: император, взяв её за руку, вывел из покоев императрицы в смежную комнату… здесь поднесли ему ножницы, и он в присутствии государыни, её высочества старшей принцессы… придворных кавалеров, дам и духовенства отрезал крылышки, которые принцесса носила до тех пор сзади на платье, передал их бывшей её гувернантке и объявил, что принцесса вступила в совершеннолетие»17.

Не менее торжественно происходили тезоименитства, помолвки, свадьбы членов династии.

Пригласительный билет на маскарад к обер-шталмейстеру Л.А.Нарышкину
Пригласительный билет на маскарад
к обер-шталмейстеру Л.А.Нарышкину

Русский двор XVIII в. был не только более великолепен, чем это мог ожидать камер-юнкер герцога Голштинского Ф.В.Берхгольц, со слов которого начался этот рассказ, но и более пышным, разнообразным, необычным, чем это можно описать в одной статье. И всё же совершенно очевидно: великолепие императорского русского двора блестящего XVIII в. стало основой для создания в будущем образа великой династии и великой страны.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Берхгольц Ф.В. Дневник камер-юнкера Берхгольца, ведённый им в России в царствование Петра Великого с 1721-го по 1725 г. / Пер. с нем. И.Аммон // Неистовый реформатор. Ч. 1. М., 2000. С. 137.

2 Шепелёв Л.Е. Чиновный мир России XVIII — начало XX в. СПб., 2001. С. 394.

3 Там же. С. 399.

4 Писаренко К.А. Повседневная жизнь русского двора в царствование Елизаветы Петровны. М., 2003. С. 51.

5 Слово «этикет» было введено в обиход французским королём Людовиком XIV в XVII в. На одном из приёмов приглашённым были вручены карточки с правилами поведения, которые гости обязаны были соблюдать. Французское название этих карточек — «этикеток» — дало жизнь новому понятию «этикет», т.е. хорошие манеры, прекрасное воспитание и, в конце концов, умение вести себя в обществе.

6 Екатерина II, Потёмкин Г.А. Личная переписка (1769—1791). М., 1997. С. 23, 60.

7 Полное собрание законов (далее – ПСЗ). № 11602.

8 Волков Н.Е. Двор русских императоров в его прошлом и настоящем: В 4-х частях. СПб., 1900. С. 26—27.

9 ПСЗ. № 9043.

10 Цит. по: Вдовин Г. Образ Москвы XVIII в. М., 1997. С. 39.

11 Желябужский И.А. Записки. СПб., 1840. С. 62—64, 94—95.

12 Гордон П. Дневник генерала П.Гордона // Бобровский П.О. История лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет (1642—1892 гг.). Приложение к Т. 1. СПб., 1892.
С. 26.

13 Походный журнал 1712 г. СПб., 1854. С. 15.

14 Походный журнал Петра Великого 1713 г. СПб., 1854. С. 46.

15 Берхгольц Ф.В. Указ. соч. С. 148.

16 ПСЗ. Т. 5. № 3246.

17 Берхгольц Ф.В. Указ. соч. С. 312.

Екатерина БОЛТУНОВА,
кандидат исторических наук,
младший научный сотрудник
Института российской истории РАН

TopList