ПАТРИОТИЗМ НЕПРИМИРЁННЫХ

«Правые» течения в истории Белой эмиграции
1921—1939 гг.

Статья может быть использована для подготовки уроков по теме
«История русской эмиграции 1920—1930-х гг.»
9, 11-й классы.

Случаен ли нынешний всплеск интереса к истории русской эмиграции и, в первую очередь, к изучению её идейно-политического наследия?
Скорее всего, это объясняется тем, что Россия, как и в начале ХХ в., находится на идейном распутье и каждый пытается найти в позиции предшественников опору для дальнейших действий.
Несмотря на большое число научных работ и популярных публикаций, появившихся в нашей печати на протяжении 1990-х гг. и посвящённых Белой эмиграции, эта тема по-прежнему малоизученна, оставаясь terra incognita отечественной исторической науки. Подробнейшие сведения о военных объединениях, мемориальных и общественных движениях и партиях, биографии её видных деятелей, с исчерпывающей полнотой приведённые на страницах некоторых исследований, всё равно оставляют ощущение некоторой недосказанности.

П.Н. Милюков

История Белой эмиграции – проблема в равной степени историческая и политическая. Именно вторая составляющая является, в моём представлении, своего рода ключом к изучению и пониманию обсуждаемой темы. Внешней «перестройки» сознания здесь недостаточно. И для советских историков, имевших чёткие идеологические установки, и для современных учёных, обладающих, казалось бы, абсолютной свободой трактовки тех или иных событий, русская эмиграция остаётся чуждым феноменом, потому что чужими и враждебными для многих представляются истинные цели эмигрантов, сам смысл их существования.
На смену презрительным, необъективным, псевдонаучным оценкам советской поры в наши дни им на смену пришла неопределённая позиция по отношению к Белой эмиграции. Характерна в этом смысле книга бывшего пресс-секретаря президента Ельцина В.В. Костикова с красноречивым названием «Не будем проклинать изгнанье!». В самом заглавии подразумевается право автора «казнить или миловать», и он выбирает второе. Но нуждаются ли более чем полтора миллиона русских людей в запоздалой снисходительности постсоветского журналиста?
В отличие от категорической позиции жрецов науки и идеологии недавнего прошлого, учёные и политологи нового призыва пытаются как-то примирить вопиющие противоречия, взять из истории немногое и умолчать о главном, но все эти попытки обречены на неудачу. «Строптивая» тема не желает укладываться в прокрустово ложе заданных схем и подходов. И причина здесь в том, что русская эмиграция так называемой «первой волны» одинаково враждебна по своему духу как большевизму, так и нынешней посткоммунистической идейной эклектике, в которой неумелые заигрывания с темой великого прошлого нашей страны причудливо соединены с атавизмами советского мышления.
Хочу отметить, что данная статья – это не апологетика политических воззрений эмигрантов первой волны, она имеет своей целью только беглое знакомство с тем сложным и многообразным явлением, что представляла собой русская пореволюционная эмиграция. Автор искренне надеется встретить в читателях единомышленников, заинтересованных в конечном торжестве научной истины, свободной от идеологических догм и стереотипов.
Так какой же она была, Белая эмиграция, которой столь удачно запугали в своё время советских людей, что и до сих пор многие недоверчиво настораживаются при слове «эмигрант».
Прежде всего, очень разной. Эмиграция объединяла в своих рядах выходцев из всех сословий и сторонников почти всех политических движений от крайне правых до самых левых. Всё это бесчисленное множество людей, оказавшихся внезапно за пределами Родины, было вынуждено выживать в беспощадной борьбе за существование, не гнушаясь любой чёрной работы. Это море человеческих судеб было далеко не спокойным, выплескивающим на страницы основанных за рубежом сотен газет и журналов свои взгляды, надежды и разочарования. Белая эмиграция оставила обширное идейное наследие, хотя при ближайшем рассмотрении становится очевидным, что представления о многообразии политических воззрений эмигрантов, как говорится, несколько преувеличены. Если строго подходить к предмету и исключить некоторые маргинальные группы, не имевшие сколько-нибудь значительного влияния в эмигрантской среде, то весь эмигрантский политический спектр можно разделить на два лагеря: либеральный и правый, консервативный в истинном значении этого слова (а не в том, какое этот термин приобрёл в нашей стране за последнее десятилетие, когда «правыми» назвали себя люди, не имеющие к этому званию ровным счётом никакого отношения).
Многие исследователи, основываясь на фактах, совершенно справедливо делают вывод, что в большинстве своём политически активная часть эмиграции принадлежала к правому лагерю. При этом либеральные взгляды были значительно шире представлены в печати, что может создать искажённое впечатление о действительном положении дел. Причина этого явления достаточно очевидна. Немногочисленные либералы были гораздо ближе правительствам стран западной либеральной демократии, чем сторонники национальной России; соответственно, первые имели более щедрые источники финансирования. Кроме всего прочего, они обладали давними, возникшими ещё в самом начале ХХ в. и налаженными связями за рубежом.
Противостояние между правыми и левыми было очень острым и не всегда ограничивалось полемикой на страницах газет и журналов. Достаточно вспомнить лишь некоторые наиболее известные эпизоды: убийство генерала И.П.Романовского, бывшего начальника штаба А.И.Деникина, известного своими либеральными взглядами и тем самым раздражавшего консервативное офицерство, склонное обвинять генерала в прямом предательстве; покушение на П.Н.Милюкова и убийство другого либерального деятеля — В.Д.Набокова, отца знаменитого писателя. Причём довольно красноречива реакция на это последнее преступление в среде эмиграции: гневные осуждения убийц буквально тонули среди голосов, сочувствовавших покушавшимся – белым офицерам Таборицкому и Шабельскому-Борк и требовавших их немедленного освобождения из-под ареста.

П.Н. Врангель

Чтобы понять причины и последствия столь непримиримого противостояния, необходимо вернуться к событиям, предшествовавшим Великому исходу.
Известно, что эмиграция как массовое явление возникла в результате поражения Белых армий в Гражданской войне. В «Ледяной поход» отправилось несколько тысяч студентов, юнкеров, гимназистов, офицеров, раньше других осознавших, что представляют собой большевики и чем грозит их всевластие России. Многие из них пали в первые месяцы войны, но к ним присоединились сотни тысяч крестьян, ремесленников, казаков, организованные в Добровольческую армию, которая приблизилась к победе… Почему же она потерпела столь сокрушительное поражение? Споры об этом не утихают по сей день. Но всё же самой убедительной причиной представляется отсутствие последовательной внутренней политики руководителей Белого движения, отвечавшей надеждам народа, истерзанного событиями революции и междоусобной войны, что, в свою очередь, было связано с отсутствием какого бы то ни было идейного единства в стане белых. Даже беглого знакомства с мемуарами участников войны достаточно, чтобы увидеть колоссальное противоречие между основной массой «рядовых» белых и их политическими вождями, существовавшее на протяжении всего периода военных действий. Изучая материалы, относящиеся к событиям Гражданской войны, изумляешься, как вообще белые могли так долго противостоять большевистской власти и Красной армии и даже добиваться военных успехов в то время, когда их тылы в лице их руководителей и идеологов оказывались зачастую не просто пассивны, а враждебны самим сражавшимся. Примечательны в этом смысле отрывки из воспоминаний белых офицеров: «Существование Северо-Западного правительства мало чем отражалось на жизни фронта…»; «Среди нас не было ни одного офицера, который относился бы дружелюбно к нашему правительству, утешались тем, что эти министры, собранные по настоянию англичан, будут немедленно разогнаны, как только мы дойдём до Петрограда…»; «Между фронтом и тылом было полное идеологическое расхождение. Фронт был явно монархичен, и можно с уверенностью сказать, что, если бы кто-либо из министров рискнул прибыть во фронтовые части, он немедленно отбыл бы к праотцам…»¹.
Объективная реальность была такова, что белые правительства, заискивавшие перед странами Антанты («антантины сыны», как презрительно прозвали их на фронте), исходили в своих действиях не из интересов Белой армии или, тем более, собственной страны, а из желания угодить лидерам союзников. Последние же, в свою очередь, никак не были заинтересованы в возрождении сильной «великой и неделимой» России. Доказательством тому служат как многочисленные документы, так и сами практические действия союзников и в ходе Гражданской войны, и в последующие годы.

Великий князь Кирилл Владимирович

Естественно, что и за пределами Родины существовавшие прежде противоречия между представителями разных политических лагерей внутри Белого движения не только не уменьшились, но стали ещё более острыми, часто принимая весьма резкие формы выражения.
Долгое время эмиграцию было принято представлять этакой безликой и враждебной массой – «пособники империализма», «контрреволюционеры», «провокаторы», «диверсанты» и т.п. Это ещё не самые суровые эпитеты, которыми, не скупясь, наделяла советская власть своих противников. Однако если избавиться от навязчивых стереотипов прошлого, станет ясно, что эмиграция была достаточно пёстрым явлением в социальном и политическом отношении. Она объединяла в своих рядах аристократов и шинкарей, офицеров и денщиков из бывших красноармейцев, учёных и литераторов, черносотенцев и либералов. Практически вся Россия предреволюционной поры и периода революции оказалась представленной в эмиграции, наводнившей Балканы и Западную Европу, Северную Африку, Америку и Дальний Восток. По разным оценкам, в эмиграции в начале 1920-х гг. оказалось от 2 до 3 млн человек. Возникла, по существу, ещё одна, зарубежная Россия, имевшая свои, пусть и условные, политические, военные и общественные структуры. На протяжении десятилетий существование русской эмиграции было тесно связано с теми событиями, что происходили на Родине. Эмиграция претендовала на то, что именно она является представительницей истинной России перед мировым сообществом, в то время как сама Россия захвачена «антинародным режимом». Естественно, что вместе с собой эмигранты увезли за границу свои политические идеи, пристрастия и антипатии, во много раз усиленные недавними событиями Гражданской войны, поражением, бегством из родной страны. «В общественном обозе Белых армий за границу ушёл весь политический спектр дореволюционной России (кроме большевиков)… от Мартова до Маркова. Борьба между этими флангами продолжалась и за границей»², — писал П.Б.Струве.
Вместе с тем грубой ошибкой или сознательным лукавством советских историков была попытка создать миф об эмиграции как об обломке старой России, выброшенном океаном истории гнить к «чужим берегам». Очень важно понять, что Белое движение и, соответственно, эмиграция имели ровно такое же отношение к дореволюционной Российской империи, как и большевики. (Здесь и далее под «белыми» имеются ввиду в первую очередь именно «правые», являвшиеся, безусловно, стержнем как Белого движения, так и эмиграции, без которых противостояние большевикам не имело бы такого ожесточённого и длительного характера.) И красные, и белые были порождением новой эпохи не только в жизни собственной страны, но и в истории всего цивилизованного мира. И те, и другие родились на руинах прошлого, чтобы сразу же вступить в непримиримую борьбу, которая не закончилась с эвакуацией Русской армии барона П.Н.Врангеля из Крыма. Противники ещё не раз встретятся друг с другом и в 1920-е гг. на Балканах, и в 1930-е гг. в Испании, и в 1940-е гг. на фронтах Второй мировой войны. Потому что не «помещики» сражались с «мужиками», отстаивая прежние порядки, как это вульгарно трактовала советская историография: и тех, и других было достаточно по разные стороны баррикад. Водораздел проходил не по социальным и классовым различиям, а коренился в области идейной и духовной. Для того чтобы понять это, необходимо хотя бы в самых общих чертах ознакомиться с той исторической обстановкой, в которой это противостояние развивалось.
Начало ХХ в. было временем торжества капиталистических отношений и так называемых буржуазных ценностей. Именно тогда активно заявляют о себе две могучие силы, не желавшие стоять в стороне от решения общемировых проблем. Одна из них – социалистическое движение, появившееся, на первый взгляд, как протест против капитализации общества и угнетения народных масс. Но в действительности социалисты всех мастей являлись младшими братьями капиталистов, более дерзкими и жестокими, стремившимися в результате к одному и тому же – уничтожению «старого» мира, построенного на религиозных христианских ценностях и преданности национальным традициям. Рушились старые монархии, вместе с ними разрушались церкви и христианская мораль. И очень скоро люди (а таких было практически большинство) поняли, что оказались между молотом интернационалистов-коммунистов и наковальней буржуа – космополитов-либералов. Становилось очевидным, что нужно или смириться с навязываемой моделью нового мира, или противостоять ей. Те, кто не захотел отдать на поругание свою веру, память предков и будущее своих детей, не пожелал принять безбожие в качестве новой религии, с одной стороны, и признать абсолютную власть денег – с другой, и составили ядро будущих «правых» национальных сил. Иногда их поступки были чрезвычайно резкими, однако они вряд ли превосходили по разрушительности поступки их идейных и политических противников.
Эмиграция, весь смысл существования которой заключался в надежде на возвращение на Родину, не могла остаться в стороне от тех проблем, с которыми столкнулся мир в ХХ в. и от решения которых зависела судьба не в последнюю очередь и России. Следует заметить, что сам патриотизм русской эмиграции – особый политический и социально-психологический феномен. Вынужденное изгнание из России способствовало выходу на первый план именно этого понятия в большинстве программ политических партий и движений. Если до Октября 1917 г. многие вообще не упоминали о патриотизме, то жизнь в эмиграции коренным образом повлияла на восприятие этой темы. Патриотические воззрения русских эмигрантов чрезвычайно многообразны. Можно выделить политический патриотизм, с чётко выраженными концепциями государственного устройства России, однако нельзя забывать и о своеобразном «романтическом» патриотизме, основанном на привязанности к своей Родине, но не выработавшем никаких конкретных программ и целей, а также патриотизме военных, гражданских лиц, наконец, мессианском патриотизме, признаки которого имеются почти во всех перечисленных видах патриотизма. Он основывался на представлении об особой роли России и русского народа в деле защиты Православия, и естественно, что при подобном взгляде на Отечество невозможно было примириться с восторжествовавшей в нём властью воинствующих безбожников. Собственно, развитие патриотических идей в Русском Зарубежье может быть признано среди прочего как проявление инстинкта самосохранения. Как подчёркивал известный публицист, один из лидеров партии народных социалистов В.А. Мякотин, «весь смысл существования русской эмиграции, как таковой, в её отношениях с Родиной»³. Только связь с Родиной, пусть хотя бы посредством теоретических дискуссий, могла помочь эмигрантам сохранить их национально-корпоративную целостность.
Наиболее полное раскрытие тема патриотизма получила в работах и высказываниях правого лагеря эмиграции. Долгое время именно правых было принято считать главными противниками Советской России. Это действительно так. Но консервативные деятели были врагами именно советской власти, но ни в коем случае не врагами самой России, в служении которой они видели своё истинное предназначение. Неверной является и преобладавшая долгое время в историографии точка зрения на консервативный фланг Русского Зарубежья как на реваншистский. Большинству правых было чуждо стремление к реставраторским целям. В эмигрантских газетах правых – «Часовом» и «Возрождении» – не раз подчёркивалось, что совершенный возврат к дореволюционному прошлому России невозможен. И идеологи РОВС (Русского Обще-Воинского Союза), и близкие к ним представители правых партий и движений пытались сформулировать в своих программах принципы развития российской государственности с учётом тех изменений, которые внесло время. Главной политической идеей, господствовавшей в РОВсоюзе, была идея непредрешенчества. Она состояла в следующем.
1. Непримиримая борьба с коммунистической властью, поработившей Россию, и полное отрицание каких бы то ни было с нею компромиссов.
2. Вера в силу духа Русского народа, который только и вправе, при обеспечении своего свободного волеизъявления, указать формы будущей Государственной власти.
3. Армия является олицетворением русской национальной идеи, причём будущая Россия представлялась Великой и единой Суверенной Державой.
4. Будущая Россия должна объединить на разных началах как тех, кто боролся с большевиками, так и тех, кто должен был выносить на себе весь гнёт ненавистной коммунистической власти⁴.
Таким образом, РОВС официально отказывался навязывать русскому народу извне какую-либо политическую систему. На этой почве у генерала П.Н. Врангеля существовали конфликты с великим князем Кириллом Владимировичем, объявившим себя в 1924 г. императором Всероссийским и требовавшим своего признания в армии.
Однако, несмотря на приверженность непредрешенчеству, подавляющее число членов Союза были монархистами. Будучи сам приверженцем монархии, генерал П.Н.Врангель писал: «Армия и сейчас составлена на 90% из монархистов, но имеет перед собой одну лишь первоочередную задачу – свержение большевистского ига. Вопрос о форме правления является в глазах Армии вопросом первостепенной, но не первоочередной важности»⁵.
Одновременно следует отметить, что идеи левого фланга эмиграции не всегда могут быть признаны собственно патриотическими. Особенно это касается социалистических партий, поскольку в своих политических программах они ориентировались в первую очередь на интересы интернационального рабочего класса, утверждая, вслед за основателями русского социалистического движения, что национальный вопрос «должен совершенно исчезнуть перед важными задачами социальной борьбы»⁶.
Именно на этой почве – принципиального отношения к тому, на каких основах должна будет развиваться освобождённая от большевиков Россия, и разгорались самые жаркие дискуссии среди эмигрантских общественных деятелей. Левым и либералам, стремившимся сделать Россию соответственно или составной частью нивелированного в национальном и самобытном смысле Интернационала, или парламентского строя западного образца, противостояло стремление правых отстоять государственность России и позволить ей развиваться, пусть с учётом изменившихся обстоятельств, но по пути национальному и самобытному.

П.Б. Струве

Ошибкой либералов и социалистов, на наш взгляд, являлось то обстоятельство, что они часто не хотели признать разницы между собственно «национализмом» и «шовинизмом».
Увлечение интернационализмом и космополитизмом, желание «превратить Россию в Америку»⁷ мешало либеральным деятелям понять всю сложность и многозначность процессов государственной и национальной жизни, не поддающихся привнесённым извне теориям.
Можно выделить три этапа, за которые эмигрантское сообщество не только сложилось формационно, но также выработало свои общественно-политические концепции и очень тесно связанные с ними патриотические воззрения.
1-й этап (1917—1922 гг.). Начало исхода, формирование зарубежной диаспоры и её основных политических полюсов.
2-й этап (1922 – начало 1930-х гг.). Период, отмеченный весьма серьёзными сдвигами в политической жизни всего мира. Это и полоса признаний советской власти западными демократиями, и утверждение в Италии и Германии фашистских режимов. Всё это оказывало большое влияние на Русское Зарубежье, на его общественно-политическую жизнь, на те патриотические идеи, которые вызревали в эмиграции.
3-й этап (2-я половина 1930-х гг., канун Второй Мировой войны). Период, когда различные представления эмигрантов о патриотизме приобретают необратимую форму открытого, нередко вооружённого противостояния сторонников тех или иных идей. Возникают партии «оборонцев» и «пораженцев».
Время раздумий и красивых фраз заканчивалось, начиналась пора активных действий, и необходимо было сделать окончательный выбор – сражаться за будущее своей страны как сильного независимого национального государства или спасать собственное благополучие. Дело в том, что для представителей либерального лагеря возвращение к власти в России правых означало крушение всех их амбициозных планов, делало бессмысленными десятилетия кропотливой работы по подготовке в стране демократической революции, которая бы разрушила национальную и духовную самобытность российского государства. В этой ситуации даже большевики выглядели привлекательнее. П.Н. Милюков, один из признанных лидеров леволиберального лагеря, недвусмысленно заявлял о своих предпочтениях, деликатно назвав в одной из статей сталинскую Россию «республикой с недостатками». Тем самым он давал понять большевистским вождям, что признаёт СССР демократическим государством, правда, несвободным от некоторых «ошибок», и он, Милюков, предлагает свою бескорыстную помощь, чтобы их немедленно исправить. П.Н. Милюков наивно полагал, что его услуги и рекомендации нужны Сталину. «Отец народов» не ответил. Однако тенденция становилась модной. Появлялось всё большее число политических организаций, славших «горячий привет из эмиграции» на советскую родину. Сменовеховство, евразийство, национал-большевизм и т.д. – все они наперебой начинают доказывать прогрессивную роль большевизма в становлении российской государственности на новых началах, отвечающих, так сказать, требованиям современности. Становится популярной идея возвращения в Россию. Но все эти господа не учли одного важного обстоятельства, что, собираясь в Россию, они приезжали в Советский Союз. Нужно ли говорить, что идеалисты нашли свой скорый конец в концлагерях и подвалах Лубянки. Правда, автор идеи, П.Н. Милюков, человек большого политического опыта, воздержался от безрассудного шага и предпочёл поучать большевиков из-за границы. Единственными, кто остался в выигрыше, оказались чекисты, практически без усилий, руками самих эмигрантов, внеся в эмиграцию идейный и политический раскол. Остаётся только догадываться, насколько бескорыстными были действия либеральных лидеров.

И.А. Ильин

Правые выбрали другой, значительно более тяжёлый и трагический путь и пошли по нему до конца. В середине и второй половине 1930-х гг. неизбежность новой мировой войны стала очевидной. На фоне крепнущего СССР, этого очага распространения коммунизма, и эгоистической политики европейских держав всё большее внимание привлекали идеи фашизма. Муссолини, а потом и Гитлер многим казались достойными кандидатурами на лидерство в крестовом походе против коммунистов, социалистов и продажных буржуа. Для русских патриотов, оказавшихся в эмиграции, выбор был очевиден. «Бог, Нация, Труд» – такой лозунг выдвигают русские сторонники фашизма. Именно в этих словах они видят будущее своей страны, свободной от ига интернационалистов-коммунистов и космополитической власти мирового капитала. Проверку на прочность новые крестоносцы прошли в Испании, воюя на стороне войск генерала Франко, заявившего: «Наша война – это война религиозная. Мы, кто борется, христиане и мусульмане, мы солдаты Бога, и мы воюем не против других людей, а против атеизма и материализма»⁸. Победа в Испании национальных сил над коммунистами расценивалась русскими участниками как реванш за поражение в Гражданской войне в России, вдохновляла на будущее.
В отечественной историографии принято безоговорочно причислять к предателям тех, кто воевал во Второй мировой войне против СССР. Очередной раз автор убедился в этом во время защиты своей кандидатской диссертации, носящей незамысловатое название «Проблема патриотизма в среде русской эмиграции 1920-х – 1930-х гг.». Оппоненты искренне недоумевали: «О каком патриотизме эмигрантов может идти речь, если они воевали против Советской России, а потом и СССР?!»

Принцип «победителей не судят» представляется мало применимым для установления научной истины. Трудно обвинить в малодушии людей, число которых приближается к миллиону. Очевидно, были и другие причины, весьма веские, заставившие не только желать поражения своей Родине в войне, но и активно содействовать этому. И здесь с неизбежностью исследователь придёт к выводу о том, что для национально мыслящих эмигрантов («правых» и «правоцентристов») Советский Союз никогда не только не равнялся настоящей России, но был ей враждебен, точно так же, как власть большевиков для них была антинациональным правительством, хуже любого иноземного ига. Хуже потому, что покушалась не на территорию, а на души людей.

Основные положения для объединения и согласованных действий в деле свержения большевистской власти в России

28/15 сентября 1925 г.
Доверительно

ПРОЕКТ

1. Зарубежные русские силы участвуют в деле свержения большевистской власти и восстановления Российской Государственности, согласуя свои действия с внутренними силами России, преследующими те же задачи.
2. Борьба должна быть направлена только против активных деятелей коммунистической партии; этим предопределятся недопустимость преследования русских граждан за их политическую, административную или хозяйственную деятельность в период существования большевистской власти.
3. Свобода совести и вероисповедания всех граждан Российского Государства должна быть незыблемым законом. Гонимая ныне Православная Церковь должна быть освобождена от враждебных ей уз, влияний и посягательств с обеспечением ей соборной свободы.
4. Армия и Флот будущей России должны объединить в себе всех воинов независимо от того, под какими знамёнами они стояли в тяжкий период смуты, за исключением тех в красной армии, которые станут в момент свержения большевистской власти на её защиту.
5. Населению без различий классов и национальностей должно быть предоставлено равенство гражданских прав, устанавливаемых на началах частной собственности, личной инициативы и хозяйственной свободы.
6. Должен быть восстановлен независимый Суд.
7. Земли сельскохозяйственного назначения, находящиеся в хозяйственном пользовании, подлежат правовому закреплению за ним на началах частной собственности с правом свободного ими распоряжения.
8. Рабочему классу обеспечивается охрана труда и свобода защиты своих интересов при посредстве профессиональных союзов, права коих определяются законом в согласии с началами индивидуальной свободы и свободы выбора профессии.
9. При полном обеспечении национальной самодеятельности коренного русского населения, должна быть в то же время гарантирована остальным населяющим Россию национальностям возможность свободного развития их национально-культурной жизни.
10. Областям, имеющим особые исторически сложившиеся бытовые условия, обеспечивается местное самоуправление.
11. Взаимоотношения между Россией и новыми окраинными образованиями должны быть установлены путём соглашений на основе оценки общих экономических интересов.
12. Долговые обязательства по займам и договорам, заключённым Россией до 1918 г., должны быть признаны подлежащими выполнению. Вопрос о долгах по военным займам подлежит разрешению на началах справедливости и международной взаимности.
13. Власть, которая создастся в момент свержения ныне существующей большевистской власти, должна рассматриваться как временная, причём формы её определятся теми условиями, при которых произойдёт свержение большевистской власти. Эта временная власть должна руководствоваться в своей деятельности всеми вышеизложенными в статьях I—ХII положениями, неуклонно проводя их в жизнь впредь до установления Российской Государственной Власти по свободному волеизъявлению Русского Народа.

Василий ШУЛЬГИН
Публикуется по:
Политическая история русской эмиграции.
1920—1940 гг. Документы и материалы.
М.: Владос, 1999.

Русские революции начала ХХ в., Гражданская война, идейные противоречия эмигрантов, трагический раскол в Русской Православной церкви – эти события не только имеют живое продолжение сегодня, но и тесно связаны с общим ходом мировой истории. Причём не только политической, но не в последнюю очередь идейной и духовной.
Те, кто воевал против Красной армии, не идеализировали нацистскую Германию. Искренних поклонников гитлеровского режима, впрочем, весьма далёкого от «чистого» фашизма, было немного – единицы, не имевшие ни силы, ни влияния. Абсолютным большинством «правых» эмигрантов союз с Германией рассматривался как необходимое зло, компромисс для свержения власти большевиков – именно в этом заключалась цель русских в составе войск вермахта. Все попытки нацистской идеологической машины бросить тень на Россию как великое государство тотчас же встречали яростный отпор. Освобождение России от большевиков любыми средствами – вот конечная цель многих эмигрантов, практическое воплощение их патриотических идей.
В консервативной печати тогда были нередки высказывания: «Русским приличествует одна ориентация – русская» и: «Идея нации должна быть выше всех партийных идей, начиная с монархической и кончая социалистической». Одновременно нельзя не отметить и крайне резких высказываний в правой печати против любых попыток вождей национал-социализма оправдать свою агрессивную политику по отношению не к большевикам, а собственно к русскому народу, намерения превратить Россию в сырьевой придаток Германии.

Вера в духовное призвание

ЧТО ЕСТЬ ИСТИННЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ

Есть закон человеческой природы и культуры, в силу которого всё великое может быть сказано человеком или народом только по-своему и всё гениальное родится именно в лоне национального опыта, уклада и духа. Денационализуясь, человек теряет доступ к глубочайшим колодцам духа и к священным огням жизни. Ибо эти колодцы и эти огни всегда национальны: в них заложены и живут целые века всенародного труда, страдания, борьбы, созерцания, молитвы и мысли. Национальное обезличение есть великая беда и опасность: человек становится безродным изгоем, беспочвенным и бесплодным скитальцем по чужим духовным дорогам, обезличенным интернационалистом, а народ превращается в исторический песок и мусор.
Всей своей историей и культурой, всем своим трудом, созерцанием и пением каждый народ служит Богу, как умеет. И для этого служения каждый народ получает свыше дары Святого Духа и земную среду для жизни и борьбы. И каждый по-своему приемлет эти дары и по-своему создаёт свою культуру в данной ему земной среде.
И вот, национализм есть уверенное и страстное чувство,
что мой народ действительно получил дары Святого Духа;
что он приял их своим инстинктивным чувствилищем и творчески претворил их по-своему;
что сила его жива и обильна и призвана к дальнейшим великим, творческим свершениям;
что поэтому народу моему подобает культурное «самостояние» как залог его величия (формула Пушкина) и независимость государственного бытия.
Итак, национальное чувство есть любовь к историческому облику и к творческому акту своего народа.
Национализм есть вера в его духовную и инстинктивную силу; вера в его духовное призвание.
Национализм есть воля к творческому расцвету моего народа — в земных делах и в небесных свершениях.
Национализм есть созерцание своего народа перед лицом Божиим, созерцание его истории, его души, его талантов, его недостатков, его духовной проблематики, его опасностей, его соблазнов и его достижений.
Национализм есть система поступков, вытекающих из этой любви и веры, из этой воли и этого созерцания. Вот почему истинный национализм можно описать как духовный огонь, возводящий человека к жертвенному служению, а народ — к духовному расцвету. Это есть восторг от созерцания своего народа в плане Божьем, в дарах его Благодати. Национализм есть благодарение Богу за эти дары; но он есть и скорбь о своём народе, если народ оказывается не на высоте этих даров.
В национальном чувстве источник достоинства (Суворов: «Помилуй Бог — мы русские!»), источник братского единения («Постоим за дом Пресвятыя Богородицы!»), источник правосознания («Грозно служить и честно прямить»).
Но истинный национализм учит и покаянию, и смирению — при созерцании слабостей и крушений своего народа:

За всё, за всякие страданья,
За всякий попранный закон,
За тёмные отцов деянья,
За тёмный грех своих времён,
За все беды родного края, —
Пред Богом благости и сил,
Молитесь, плача и рыдая,
Чтоб Он простил, чтоб Он простил!

Хомяков

Истинный национализм открывает человеку глаза и на национальное своеобразие других народов: он учит не презирать другие народы, а чтить их духовные достижения и их национальное чувство, ибо и они причастны дарам Божьим, и они претворили их по-своему, как могли. Он учит ещё, что интернационализм есть духовная болезнь и источник соблазнов; и что сверхнационализм доступен только настоящему националисту: ибо создать нечто прекрасное для всех народов может только тот, кто утвердился в творческом лоне своего народа. Истинное величие всегда почвенно. Подлинный гений всегда национален.
Такова сущность истинного национализма. И мы не должны колебаться в нём, внимая соблазнам псевдохристианского или безбожного интернационализма.

Иван ИЛЬИН
Из книги «Основы борьбы за национальную Россию».
1937—1938 // Собр. соч. Т. 9—10. М., 1999.

Вместе с тем совершенно очевидно, что трактовка понятия «патриотизм» и событий Великой Отечественной войны в редакции идеологов сталинского, хрущёвского и брежневского призыва несколько устарела. Она актуальна до сих пор лишь по инерции общественного сознания, подпитываясь идейным вакуумом, образовавшимся после распада СССР. Однако опасна и другая крайность, поворот на 180 градусов, очернение того светлого и героического, что было в недавней истории нашего Отечества. Скорее всего, суровая реальность такова, что настоящие патриоты по обе стороны фронта были поставлены неумолимым ходом событий в безвыходную ситуацию: и сталинская, и гитлеровская государственная машина с одинаковой неизбежностью несли их Родине физическую и духовную гибель.
Многие эмигранты, принадлежавшие к «правому» политическому течению, оказались заложниками исторической ситуации – в ожесточённой борьбе двух тоталитарных систем они или погибли, или были рассеяны по всему миру событиями Второй мировой войны.
Проблема изучения эмиграции тесно связана с сегодняшним днём, вопросы, волновавшие её в первой четверти – половине ХХ в., актуальны и сегодня. Тем большей чуткости требует от историка и педагога эта тема, для которого медицинский принцип «не навреди» становится определяющим, потому что речь идёт о вреде самом тяжком – духовном, ведь мы говорим о формировании личности будущего гражданина и, соответственно, о будущем России, которое предстоит созидать нашим ученикам.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ В кн.: Белая борьба на Северо-Западе России. С. 333, 397.

² Назаров М. Миссия русской эмиграции. М., 1994. С. 25.

³ Мякотин В.А. Родина и эмиграция // Русское прошлое: Историко-документальный альманах. СПб., 1994. Кн. 5. С. 248—249.

⁴ ГАРФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 25. Л. 46.

⁵ Там же. Ф. 5829. Оп. 1. Д. 8. Л. 49. Врангель — Лукомскому от 6 апреля 1922 г.

⁶ Лавров П.Л. Вперёд! – Наша программа. Избранные статьи на социально-политические темы: в 8 т. М., 1934. Т. 2. С. 30.

⁷ Ященко А.С. «Сумерки Европы» // Новая русская книга. Ежемесячный критико-библиографический журнал. Берлин, 1923. № 2. С. 2—5.

⁸ Окороков А.В. Фашизм и русская эмиграция (1920—1945 гг.). М., 2002. С. 64.

Борис ТАРАСОВ,
кандидат исторических наук