Странно устроен человек! Вот иной: жив-здоров, достаток имеет, казалось бы, живи и радуйся, ан нет, — втемяшится в голову какая-нибудь блажь и не дает ему покоя. Именно такой блажи один коломенский житель был обязан приключению, запечатленному в веках.
Некий коломенский купец многие годы был терзаем желанием непременно получить медаль. Для принадлежавших к купеческому сословию прямой путь к награде пролегал через пожертвования денег на благотворительные нужды. Однако не все было так просто. Тогда жертвовали многие: людей, чуравшихся благотворительности, считали весьма подозрительными. Рассуждали примерно так: «Ежели Иван Силыч на сироток 100 рублей жалеет подать, то, пожалуй, за 10 тысяч он и зарезать может! Слишком он деньгам подверженный, того гляди — в делах надует. Нет уж, мы лучше с Дормидонтом Кузьмичом дельце сделаем». Рядом с коломенскими миллионщиками наш герой выделиться на ниве филантропии никак не мог — состоял не в тех капиталах. Однако человек он был добрый и честный, а потому неоднократно его избирали в Коломне на почетные городские должности. Каждый раз, присутствуя на собраниях и официальных мероприятиях, куда награжденные являлись с медалями, по обычаям того времени висевшими на голубых и розовых лентах на шеях, этот купец, озирая счастливцев, жутко им завидовал! У некоторых разноцветных лент имелось несколько, а медали позванивали при ходьбе, что твои мониста у цыганок! Безмедальному страдальцу казалось даже, что они нарочно «шевелят грудями», чтобы медали звонче брякали. Сам бы он непременно шевелил!
К зиме 1883 г. тоска по наградам достигла своего пика! Ему уже было все равно — какими, но чтоб удостоили непременно... Согласен он был даже на медаль «За спасение погибающих» и того ради каждый день, окончив торговлю и заперев лавку, ходил дозором по берегу Москвы-реки в надежде, что кто-нибудь затеет топиться в проруби, а он его вытащит. Но, как назло, время было холодное и топиться в ледяной воде охотников не находилось. «Не сезон», — расстроенно думал купец, когда, попусту иззябнув на берегу, шел в трактир Швырева греться. Выпив водки, он начинал жаловаться на свою кручину и угощал сочувствующих. Один из знакомых, «заседая» с ним в этом заведении, посоветовал:
— Хлопотать надо у начальства! Под лежачий камень вода-то не потечет. У чиновников надоть учиться нашему брату купцу: те награды завсегда сшибают, попадаясь на глаза начальству. Общественный деятель ты, всему городу известный, денег на общую пользу не жалеешь — дело за малым: не пожалей немножко и для тех, кто награждает. Они ведь, поди тоже, того, часть общества.
Дома купец крепко призадумался о словах приятеля. «Денег дать? — кумекал купчина. — Как-то не того... Не под судом же я, право слово! Вот подарочек поднести, этакий презентик... Однако что же можно такое подарить? Разве что... А ведь наши рыбники с Волги, с низовья, с самой Астрахани зимним обозом осетров получили. Говорят, выдающиеся рыбины! Точно, так и сделаю. Рыбка, она для подарка сгодится, и попробуй-ка докажи, что это взятка: съеденное к делу не подошьешь!»
Прямо с самого утра пошел купец к Москве-реке, на рыбный садок. Там он долго объяснял хозяину, какая нужна рыба, но не говорил для чего. Не то чтобы врал при этом, а так, слегка изменил акценты:
— Ты, — втолковывал он рыбнику, — по чести возьми с меня, чтобы не дорого обошлось. Тот осетр мне для подарка нужен: еду в Москву по городским делам хлопотать, если выгорит, то всем будет выгода.
Ради такого случая рыбник уступил ему громадного осетра всего за тридцать рублей, уложил его в специальную лохань, как следует упаковав для дальней дороги. Все честь по чести. После этого купец, одевшись по-праздничному, поехал с осетром на железнодорожную станцию и первым классом на проходящем поезде выехал в Белокаменную. На беду тем же поездом ехала веселая компания его знакомых, решивших развеяться в московских трактирах, и за время пути уговорили они купца поехать с ними «чай пить».
По приезде, взяв кавалькаду извозчиков, коломенские гуляки отправились в «Московский трактир», где начали с чаю, но не миновали и зелена вина, которого и купец, ехавший по своему секретному делу, в силу доброты русского сердца пригубил в достаточном количестве. Рюмочка к рюмочке — в голове зашумело, и когда наш купец опомнился, ехать ему по делу никакой возможности уже не было. Кое-как вырвавшись из цепких объятий веселой компании, покинул он трактир. Осетр все это время ждал его в санях извозчика.
Усевшись на своего «ванька», приказал купчина доставить себя в Большой Грузинский, где проживала его сударушка, которую он навещал, бывая в Москве. «С утра уж тогда по делу поеду», — рассуждал он, сидя в санях.
Сударушка, увидав мил дружка, обрадовалась, поскольку купец был парень добрый и тароватый, по пустякам не мелочившийся. Тут же явлен был на стол самоварчик, коньячок, мадерка, закусочка разная. Сударушка у купца не простая была, из благородных: пока он выпивал и закусывал, она ему на фортепьяно играла и пела. Купец, размякнув от всех этих удовольствий, благодушествовал, пока прислуга не явилась и не спросила:
— Куда прикажете лохань с рыбой, что в сенях извозчик оставил?
Сударушка заинтересовалась:
— Рыба? Какая рыба?
— Должно осетр, — сказала прислуга.
— Осетр?! Ах, милый вы мой, это вы мне!? — всплеснув руками, вскричала его подружка, от радости местами переходя на французский: — Ах, се манифик! Рыба — это моя слабость, лучше и подарка быть не может! Я же сама с Волги, для меня это как... как я не знаю что!
Ну, и что тут будешь делать? Женщина прыгает от радости, как тут сказать, для чего этот осетр на самом деле предназначен? «А-а, — произнес про себя купец с удалью, свойственной выпившему русскому человеку, — чего мне рыбы-то жалеть!» И велел прислуге немедля варить уху для продолжения праздника.

Только утром, увидав на столе остатки царь-рыбы и припомнив, что этот осетр должен был послужить совсем иным целям, схватил себя за волосы и слезы полились у него из глаз:
— Прощай, моя лента на шее! — причитал он. — Сам, собственными руками утопил осетра! Бить меня надо пьяного!
Однако сударушка, проснувшись по утру, ластилась к нему как кошечка, осетр был все равно съеден и потому, махнув на все рукой, пошел коломенский житель гулять-чертить, превращая печаль в праздник. Да так разошелся, что только на пятые сутки и опомнился, когда вернулся в Коломну без медали. Под большим секретом он рассказал о своем приключении тому приятелю, что хлопотать посоветовал, а тот, вместо того чтобы хранить тайну, всю эту историю описал и напечатал в газете «Московский листок» — в № 32 за 1883 г., подписавшись благородным псевдонимом «Три мушкетера». После этого случая, когда кто-нибудь, в загул ударившись, после начинал считать убытки, в Коломне долго еще говорили: «Что, брат, не к тому берегу осетр пристал?!» — припоминая тот поход за медалью с осетром на перевес.

Валерий ЯРХО