Москва немыслима без России

Беседа с заведующим кафедрой
региональной истории и краеведения РГГУ
кандидатом исторических наук
В.Ф. Козловым

— Владимир Фотиевич, ваша профессия — это историческое краеведение. Скажу откровенно: я наблюдал в среде историков показавшееся мне непонятным отношение к краеведам — снисходительное что ли, как к старьевщикам, людям, занимающимся мелочной, незначительной работой. Ну, как к чудакам-коллекционерам, которые собирают почтовые марки, спичечные этикетки или пробки от бутылок...

— Я думаю, что такое отношение к краеведению имеет свои исторические причины. В Советском Союзе краеведение как направление общественной деятельности и комплексная научная дисциплина было полностью разгромлено. Вспомните: ведь в 1920-е гг., когда краеведение переживало период расцвета, тогда краеведами называли себя академики С.Ф. Платонов, М.Ф.Любавский и профессор С.В. Бахрушин. Мы называем этот период краеведческих штудий академическим. Не было историка, который очень сочувственно не относился бы к краеведению. Но 1929—1931 гг. подвели под достижениями краеведов черту, после так называемого академического дела, когда многие выдающиеся ученые, действительные члены Академии наук были посажены, высланы, на их научное творчество был наложен запрет, — начался период политизированного и идеологизированного занятия любителей-краеведов, так сказать, «от пенсионеров до пионеров». Этот период длился до 1980-х гг. На этих любителей-краеведов не обращали внимания большие ученые, краеведческое движение было лишено методической помощи, у него не было никаких организационных основ.

— Кажется, академическое краеведение — это сугубо аполитичное занятие, и вдруг погром начался с краеведения?

— Видите ли, у историков узкая специализация. Один занимается историей Гражданской войны, другой — историей производства, третий — политическими партиями, а краевед должен, если он занимается, скажем, историей села, писать и о священнике, и о монастыре, и о боевом генерале, и о купце, и об учителе. Собственно, он осуществляет комплексный, целостный подход к исторической реальности.
И здесь советская власть почувствовала для себя опасность. Краеведение было объявлено идеализмом, махровой контрреволюцией. Пострадали почти все руководители губернских, уездных краеведческих обществ, они были сосланы на Соловки. Каков итог? Большая история развивалась очень красиво: у нас есть научные школы, разрабатывающие историю общественных движений, историю промышленности, сельского хозяйства, военную историю, но, заметьте, в советское время не вышло ни одной энциклопедии по истории села или по истории малого города. А современное москвоведение вышло угнетаемое, теснимое большой историей не из недр института истории, а из круга любителей-краеведов — людей, для которых было очень важно собирать сведения о каждом доме, о каждой улице, о каждом монастыре. Да, здесь не было метода, профессиональной выучки, но присутствовало конкретное историческое знание о людях и о памятниках старины. Краеведы, работавшие в 1930—1960-е гг., сделали самое главное: они сохранили для нас устную историю, архивные документы, они сберегли ценнейшие исторические сведения, которые в советское время большая история и архивное дело нам не оставили.
Конечно, помня о нашем трагическом наследии, многие ученые отвергают само слово краеведение. Когда на ученом совете утверждалась наша кафедра, мы предложили ее название — кафедра исторического краеведения. Большие историки сказали: «Запад не может понять, что такое краеведение. Это же любительщина». Мы говорим, давайте любительщину эту подтянем на уровень профессионалов.
Кто первый начал это делать? Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, сказавший: «Краеведение — это самая массовая историческая наука». Л. Иванова, воссоздавшая Общество изучения русской усадьбы, усадьбоведение подняла на действительно серьезный академический уровень, а ведь это тоже краеведение. Чем дальше в провинцию, тем большее разнообразие в терминологии. В Саранске, например, краеведение переименовали в регионологию, регионолистику или регионоведение. Многие именуют его на западный манер локальной историей. Французам, итальянцам это понятно. Эталоном отношения к изучению региональной истории, микроистории, служат Англия и Франция. Там подробно описан каждый регион и действует огромное количество местных обществ, существующих еще со времен Средневековья. Примерно такое же отношение к региональной, местной истории в Германии и Италии. У нас на одной конференции по краеведению в Пензе присутствовал немец, очень серьезный региональный историк, и он прислал после завершения этой конференции письмо из Германии, в котором спрашивал: «Вы действительно выступаете против большой истории? Неужели вы хотите заменить большую историю региональной?» Да ни в коем случае! Разве можно историю страны заместить краеведением? Они должны не враждовать, а взаимно дополнять друг друга. Дело в том, что малая история, микроистория, выполняет очень важную функцию. У нас в стране в течение многих десятилетий было запрещено изучать историю усадеб, историю монастырей и храмов, историю сословий. А краеведы по крупицам собирали такие сведения и тем самым оказали большой истории неоценимую помощь...

— Вы, наверное, согласитесь с моим наблюдением: в 1990-е гг. краеведение пережило небывалый взлет. Какие этапы вы могли бы выделить в его развитии за последнее десятилетие?

Москва. Никольская улица. 1900 г.

— В начале 1980-х гг., я помню, как мы переживали, что у нас нет ни одного исторического или краеведческого общества, нет ни одного периодического издания. Затем появились великолепные издания — альманах «Памятники Отечества» и журнал «Наше наследие». Помните, как возник Советский фонд культуры, начавший многие краеведческие программы? В этом бесспорная заслуга гласности и перестройки: с конца 1980-х гг. началось возрождение краеведения. Стали возникать краеведческие общества, но, видимо, нарушена была преемственность с теми, дореволюционными, обществами, и теперь такие организации не самое главное в краеведческом движении. В начале 1990-х гг. появилось большое количество краеведческих изданий. Особенно в таких городах, где сохранились традиции, — в Москве, Петербурге, Ярославле, Костроме. Сегодня мы насчитываем краеведческих периодических изданий около 100. Географически охват их очень широк — от Калининграда до Камчатки и от Архангельска до Белгорода. Тогда краеведение находилось в руках музейных и архивных работников, которые, так сказать, «сидят» на источниках. Со второй половины 1990-х гг. движение пошло вширь, многие начали писать о своей малой родине что угодно и как угодно. Качество публикаций резко снизилось. Нынешний период я бы назвал периодом осмысления прежних ошибок. Особенно характерно для краеведческого движения последнего десятилетия то, что краеведческие общества оказались нежизнеспособными. Изучение региональной истории отлилось в новые формы. Возникло, например, такое направление, как вузовское краеведение. Если в 1920—1930-е гг. вузов у нас почти не было, то сейчас в районном городе может возникнуть несколько университетов или академий. Конечно, появление таких вузов — явление для высшего образования в целом не очень хорошее, но для краеведения — это положительный фактор, потому что все-таки студенты там получают некоторые навыки профессиональной работы историка. А в Санкт-Петербурге работает кафедра, которая готовит специалистов-краеведов, да и наша кафедра существует уже 5 лет, в Воронеже очень мощная краеведческая школа, то же самое можно сказать и про Екатеринбург, Иркутск, Тверь, а в Пензе во главе краеведения стоит не вуз, а музей. Одним словом, есть разные формы, модели организации этой работы. От чего все мы, краеведы, сейчас страдаем, так это от разобщенности и отсутствия информации. В 1920-е гг. существовало Центральное бюро краеведения, во главе его стоял непременный секретарь Академии наук академик С.Ф. Ольденбург, а в 1930-е гг. — Смидович, заместитель председателя Верховного совета СССР.

— Давайте перейдем к теме «краеведение и наша школа», потому что школа всегда была и будет главным инструментом просвещения и воспитания, и в частности просвещения исторического. Она формирует на массовом уровне историческое сознание общества. Какая школа — таким будет историческое сознание будущих поколений. В школе есть такой предмет — краеведение, в Москве — москвоведение. Выполняет ли, на ваш взгляд, этот предмет свои функции обучения детей массовой исторической специальности?

Нижний Новгород. Главный ярмарочный дом. 1890-е гг.

— Это сложный вопрос. Не имея знатоков своего города, я уже не говорю о краеведах-преподавателях или москвоведах-преподавателях (хотя у нас в институте готовят уже несколько лет специалистов-москвоведов) — трудно должным образом организовать обучение этому предмету. Старшее поколение помнит, что прежде в каждой школе был краеведческий кружок, в котором собирали минералы, хранились гербарии, кто-то приносил монеты, собирали фронтовые письма — т.е. это неупорядоченное собирательство свидетельствовало о влечении к краеведческой работе. Конечно, и речи тогда не могло быть о собирании материалов по истории храмов и усадеб, но был некий энтузиазм. В наше время, в 1990-е гг., школьники во многом были лишены возможности изучать и проявить любовь к своему городу, к своему дому, улице. Такого материала нет ни в курсе отечественной истории, ни на уроках литературы, хорошо, если преподаватель попадется умный и любящий свою малую родину.
Сейчас принято критиковать московское правительство, но против факта не пойдешь: в преддверии 850-летнего юбилея Москвы было принято административное решение ввести в полторы тысячи столичных школ предмет москвоведение. Хотя это и было административным, начальственным решением, но тем не менее от него польза была большая. Школьники, которые не знали историю и культуру своего города (в начале 1990-х гг. не было почти никаких путеводителей по Москве, описаний столичных памятников), вдруг ощутили вкус к краеведческой работе. Они начали дома лихорадочно искать старые фотографии, письма, книги, спрашивать у родителей, кем была бабушка, чем занимался дедушка. Учителя истории или литературы, как правило, вели москвоведение, и в этом заключен большой положительный эффект: большая история оказалась сопряженной с локальной. У нас за 5 лет сформировались люди, которые хорошо знают свой город. В моем поколении, которое училось в школе или вузе в 1950—1970-х гг., такого отношения и знаний абсолютно не было. А теперь свободно изучай, собирай, записывай воспоминания, занимайся конкурсами... А некоторые учителя чертыхаются, зачем-де нам на москвоведение лишние часы дают. Потом прошел юбилей, и после этого Московский комитет по образованию предложил отдать москвоведение на усмотрение директора школы: хотите изучать москвоведение — пожалуйста, хотите учить мировую художественную культуру или другой факультатив — вводите это...

— И что получилось?

— Получилось то, что года два назад в одной трети московских школ проходили москвоведение, а сегодня только четверть столичных школ изучают этот предмет. Но тем не менее москвоведение сохранилось. Есть корпорации учеников и учителей, которые уже имеют свои традиции изучения местного края, принимают участие в конкурсах (а конкурсов много сейчас). И, мне кажется, это очень важно, что мы растим патриотов своего города, своей области, в конечном счете — патриотов России. И в этом отношении опыт Москвы оказался очень ценным. Есть сейчас регионы, которые смотрели на Москву, брали с нее пример и тоже вводили в каждой школе историю и культуру родного края.

— Но все это должно быть обеспечено программами, учебниками, учительскими кадрами. Как это сделать?

Нижний Новгород. Ромодановский вокзал. Перед приходом поезда. 1910-е гг.

— Конечно, нужны кадры, учебные пособия, рабочие тетради, хрестоматии, атласы и т.д. И надо сказать, что в 1997 г., когда было принято решение о введении нового предмета, Московский комитет образования совместно с издательством «Московские учебники» и Мосгорархивом создали издательский центр «Москвоведение», на который возложили задачу разработать учебное пособие для разных категорий школьников. Была создана концепция преподавания москвоведения в общеобразовательной школе, привлечены самые лучшие вузовские краеведы, учителя и методисты-практики. В этой работе приняли участие председатель общества «Старая Москва» В. Муравьев и председатель Общества изучения русской усадьбы Л. Иванова, патриарх москвоведения академик РАО С. Шмидт. В течение двух-трех лет вышло в свет четыре учебных пособия, с иллюстрациями, с методической частью: «Здравствуй, Москва» для 2—4-х классов, для 5—7-х и 8—9-х, и даже 11-й класс получил книгу «Москва-столица».
И хотя сейчас москвоведческий энтузиазм пошел на спад, но, тем не менее, издательский центр «Москвоведение» существует, учебные пособия переиздаются, все школы получали эти учебники бесплатно. Это большая заслуга Москвы.
Чем замечательно москвоведение? Как история любого города, оно немножко консервативно, основывается на традициях, на следовании примерам лучших людей. Это может быть купечество, меценаты, военные, которые что-то делали на благо ближних. Например, мы издаем серию «Патриоты Москвы и России»...

— Я знаю, у вас сейчас выходят в этой серии две книги — «Ангел Москвы. Великая княгиня Елизавета Федоровна» и «Алексей и Прасковья Уваровы, хранители московской старины».

— А еще в этой серии выходят книги «П.Д. Барановский» и «Дмитрий Донской». Все они были москвичами, гражданами Москвы. Вторая серия, которая готовится к выпуску, называется «Москва в защите Отечества». Это «Москва периода Смуты», «Москва и Куликовская битва», «Москва и Отечественная война 1812 г.», «Подвиг Москвы в 1941 г.». В провинции часто обвиняют нашу столицу в эгоизме, не любят ее за разгульную и сытую жизнь. Но давайте будем объективными и вспомним историю: Москва и горела ради России, и страдала ради России, а Россия иногда, когда Москва была превращена в пепел, спасала свою Первопрестольную. Нужно видеть в Москве маленькую клеточку огромного российского организма, понимать, что Москва немыслима без России, а Россия немыслима без Москвы.

— Давайте помечтаем: каким бы вы хотели видеть москвоведение в школе?

— Москвоведение сегодня — это на девяносто пять процентов исторический центр Москвы, но ведь почти все москвичи живут за его пределами. Это огромная проблема, потому что исторический центр действительно погружен в историю, а что сейчас собой представляют Строгино, Бибирево, Выхино? Хотя сами названия этих спальных районов говорят нам, что это были известные села, со своей историей, со своими жителями, но сейчас всего этого нет. Зато в этих районах есть страшный быт, исписанные и разбитые подъезды...

— Эта болезнь именуется беспочвенностью. Дети, подростки не знают своей родословной. Да что там родословная! Они о своих родителях часто ничего не знают.

— И вот собираются школьники, мы им говорим: «Вы знаете, где родилась ваша бабушка»? Почти никто не знает. Совсем плохо. А у кого дома сохранились какие-то фотографии, допустим, 1920-х гг.? Несколько рук всего лишь. А ведь все это было. А в Европе вы задайте такие вопросы в школе — обязательно лес рук. И тогда мы предлагаем им сделать генеалогическое древо своей семьи. Увлекательнейшая вещь! Многие школьники этим занимаются. Это тоже краеведение. Начинать нужно с семьи, со своего дома, со своей местности, со спального района, а потом уже или параллельно с этим, конечно, преклоняться перед великими святынями центра Москвы.
Мы вскоре выпустим серию книжек. Первая книжка об экскурсиях, чтобы сами ребята могли пройти по известным маршрутам, чтобы они сами умели составлять экскурсии в районах, где они живут, чтобы они могли расспросить людей, которые являются великим кладезем информации. Ветераны уходят, но остаются люди, которые помнят, что на этом месте было: какой был храм, усадьба, какие были обычаи.
Затем выходит очень интересная книга Котельникова и Рогачева «Краеведение московского квартала». В ней изложена методика — как собирать гербарий, как изучать природу, как написать историю своей школы.

— Вы распределяете по школам эти книги?

— Мы просто готовим эти издания, а большие тиражи по 10—20 тысяч экземпляров идут в московские школы и в библиотеки.

— На своей кафедре вы готовите краеведов. Каким, по-вашему, должен быть профессиональный краевед?

— Мы готовим специалиста, который мог бы быть и преподавателем вуза, и музейным работником, и архивистом, и экскурсоводом, и специалистом-исследователем, знающим хорошо источники, способным написать историю села, города, музея, историю меценатства и благотворительности, т.е. вооруженного современной методикой работы с многочисленными источниками. У нас представлено очень сильное экскурсионное направление. В историко-архивном институте мы открыли специализацию, которая называется Исторический туризм. Сейчас начался туристический бум, и многие специалисты и руководители городского хозяйства понимают, что финансовое благополучие Рязани, Казани, Твери, Владимира, Москвы во многом зависит от развития туризма, от привлечения богатых туристов; естественно, не следует забывать и своих сограждан, не столь состоятельных, но не хватает культуры в организации дела, специалистов, и вот таких людей мы собираемся готовить, это социально востребовано. Важно, чтобы человек знакомился со своей большой родиной — Россией, и малой родиной — Москвой.

Беседовал
Алексей СОКОЛОВСКИЙ