Хищное зуи скалится из опасных слов — иезуит и казуистика. С казуистикой всё еще не совсем ясно: штука темная, философская; видимо, зловредная. А про зловредность иезуитства прямо глаголет толковый словарь: двуличие, коварство. Меж тем, иезуит — от латинской транскрипции имени Иисуса.
Святые? Олигархи от религии?
Они называли себя Обществом Иисуса.
Поначалу — всего несколько человек. В церкви
Святой Марии, на Монмартре, дали обеты целомудрия
и бедности и поклялись ехать в Иерусалим.
До Святой земли не суждено было добраться, зато
власть ордена со временем распространилась по
всему миру. Едва ли тот, кто их собрал (завербовал?
обратил? совратил?), изначально помышлял о
мировом господстве... О миссиях в Японии, Африке,
Аргентине... О школах в Англии и России...
Кем были они, вездесущие иезуиты, коими до сих
пор пугают православных? Лицемерами, мошенниками
— или всё же искренними подвижниками,
пытавшимися восстановить веру в расколотой
Реформацией Европе?
По крайней мере, в 1521 г. в глухой испанской
провинции всё начиналось с веры. Истовой,
фанатической. Или с того, что под этим словом
подразумевалось.
Идальго бредил. Местные эскулапы ломали ему
ногу. Ломали уже во второй раз: после ранения она
неправильно срослась.
Будут ломать и в третий, когда окажется, что нога
стала короче. Ее засунут в специальный станок,
чтобы удлинить...
Он служил Карлу V и по личному приказу короля
возглавил гарнизон города Пампелуну. 20 мая 1521 г.
французы взяли крепость: их было в десять раз
больше, чем испанцев. У дона Иниго во время
приступа были перебиты обе ноги: одна —
обломком стены, другая — ядром.
Французский маршал был потрясен мужеством
испанского капитана, передал раненого личному
хирургу, а через две недели освободил офицера без
выкупа и отпустил в его родовой замок...
Операции не помогли, о военной службе можно было
забыть навсегда.
Во время мучительных повторных переломов
рыцарю во сне (в видении?) явился святой Петр и
велел терпеть боль.
Страдалец не проронил ни звука. Только попросил
после жутких манипуляций костоломов принести
любимое чтиво — рыцарские романы.
Набожные близкие помимо сей литературы дали еще
Евангелие и жития святых. Они и представить не
могли, к каким последствиям (для католического
мира) приведет обращение к религии младшего,
тринадцатого, сына потомка знатнейших дворян —
тридцатилетнего Иниго.
Ну да, ему было тридцать. Но если ты неофит и тебе именно тридцать, и у тебя к тому же пылкое воображение (рыцарские романы распаляли воображение провинциальных дворян вплоть до XVIII в.), и еще — природное честолюбие, и еще — неуемная гордыня... То как не помыслить, что и ты призван? Что и ты, возможно, из лика святых, только не догадывался до сих пор?..
Однако...
Католическая традиция предписывает молящемуся
доводить себя до состояния экстаза,
провоцировать видения, в которых ожили бы
евангельские образы, чтобы буква Священного
Писания стала кинематографически зримой... А
уж тут рукой подать до осознания сошедшей
благодати.
Словом, претендент на святость может запросто
стать святым...
Вдохновленный земными путями святых Франциска
и Доминика, идальго Лопес решил стать рыцарем
Девы Марии и тайком от родных отправился на
богомолье в ближайший монастырь.
Тут мы вступаем в область апокрифов о святом
Игнатии Лойоле — под этим именем Иниго Лопес и
войдет в мировые анналы.
Жизнеописание его напоминает конспект
авантюрного романа (благо, не плутовского,
ведь речь о святом, причем канонизированном
Ватиканом в 1622 г.).
...Хромого паломника на осле догнал мавр на
лошади. Неверный непочтительно отозвался о
Святой даме сердца рыцаря, и тот обнажил шпагу.
Трусливый иноземец ускакал в селение, по дороге
налево. Правая — вела к монастырю. Лопес уже
готов был преследовать магометанина, но
положился на волю Господа и решил, что поедет
туда, куда свернет осел. Животное направилось к
обители.
Ночь идальго провел в молитвах, поутру оставил у
чудотворной иконы Богородицы свое оружие, отдал
нищему доспехи, оделся в рубище и пошел в
Иерусалим.
Путь вышел неблизким. В Европе была чума, и Лопес
поселился в маленьком монастыре в городе
Манресе. Поначалу — среди монахов, потом
уединился в пещеру. Там истязал плоть
бичеваниями, постился и молился до потери чувств.
Попеременно Лойолу навещали то бесы с
искушениями, то святые, одобрявшие избранный
путь христианского подвига. Там же он начал
писать свои Духовные упражнения: книгу,
легшую в основу учения иезуитов (они
впоследствии будут утверждать, что Упражнения
могут заменить Евангелие; но иезуитам
принадлежат и более смелые заявления).
Тем временем в окрестностях Манреса заговорили о
появлении нового пещерника-праведника. Особенно
усилились эти разговоры после того, как за Иниго
пришел его брат Мартин и позвал вернуться домой.
Лойола отказался. Выбор был сделан.
У Лойолы поначалу не было духовных наставников:
сам себе духовник и учитель. Гордая натура не
могла признать никакого авторитета. Даже когда
Лойола вписал в устав Общества Иисуса четвертый,
довольно оригинальный, монашеский обет (о
безоговорочном папе), он, судя по всему, кривил
душой... Что показало дальнейшее развитие событий
и история ордена: на деле не Ватикан стал
диктовать волю новоявленному братству, а
генералы ордена благодаря тонкой политике
сумели захватить на долгое время власть над
католическом миром...
Но до этого — еще далеко.
Пока же, после окончания безудержных
аскетических подвигов в манресской пещере,
пустынник (не в последнюю очередь благодаря
собственным тезисам в Духовных упражнениях)
многое пересмотрел в своем неофитстве и нашел
избыточный аскетизм неугодным Богу.
Он избрал путь проповеди. Причем задумал начать
сразу со Святой земли — насаждать Слово Божие
в самом Иерусалиме, среди мусульман и язычников.
Претерпев множество приключений, Лойола попал в
Палестину, но там новоявленного проповедника
ждало горькое разочарование. Он испросил
благословение на проповедь у местного
францисканца. Монах, проэкзаменовавший
паломника, обнаружил, что тот не только не знает
местных языков, но и вообще не искушен в
богословии: попросту безграмотен как в
теологических вопросах, так и в латыни.
Францисканец посоветовал Лойоле уносить ноги из
Святой земли.
Экс-капитан королевской службы не успокоился. Чудом добравшись до Венеции, он и там принялся обращать в веру заблудших и закосневших в разврате горожан. Однако первые же попытки участвовать в богословских диспутах привели к полному фиаско. Лойола наконец понял, что без образования — никуда, даже если ты призван...
Как ни относись к исторической и религиозной
роли ордена иезуитов за все века их
существования (особенно — в поздние), нельзя не
признать удивительную силу основателя Общества
Иисуса: «Отличительными чертами его характера
были, с одной стороны, склонность к самым
удивительным мечтаниям, стремление к самым
неисполнимым подвигам и предприятиям; с другой
стороны, он отличался замечательной твердостью
воли в достижении раз намеченной цели» (А.Ильин).
«Он является ... глубоким психологом, изучившим до
тонкости все страсти, все иллюзии человеческого
сердца и познавшим их тщету. Ему знакомы все
движения человеческой души, все мучения слишком
чуткой совести... Он обладает великими
педагогическими способностями и мастерски
воспитывает своих последователей для намеченной
им цели», — так характеризует профессор
Мюнхенского университета Ж.Губер раннего Лойолу
в аскетически-отшельнический период его
духовного становления.
Тем удивительнее смирение, с которым великий
педагог, тридцати трех лет от роду, садится за
школьную парту вместе с десятилетними
мальчишками — учить латинскую грамматику.
(Кстати, его познания в языках и в дальнейшем
оставляли желать лучшего.)
Попутно Лойола не мог угомониться и не оставлял
своего желания проповедовать. Проповедовал — и
нажил себе тем немало неприятностей. В Испании в
ту пору злодействовала секта иллюминатов, и
доминиканские инквизиторы заподозрили
новоявленного пророка из Барселоны в
причастности к ней. Лойола дважды был арестован,
но оба раза его выручали из застенка: у
проповедника уже были поклонники, последователи,
а также богатые и могущественные покровители.
Слух о святом распространился за пределами
Кастилии: Иниго пытался учить в Алькале и
Саламанке, где продолжал свое образование в
местных университетах. В Саламанке его
арестовали в третий раз и «обязали сначала
проучиться четыре года богословию, прежде чем он
снова попробует выступать с учением о трудных
догматах».
Однако в главную научную обитель того времени
— Парижский университет, точнее, на его
богословский факультет, преобразованный в
отдельное высшее заведение Робертом Сорбонном,
имя которого он и получил, — Лойолу не приняли. Но
он упрям: почти три года учится в коллегиях
Монтегю и Святой Варвары. Здесь опять случился
конфликт с инквизицией, но верховный парижский
инквизитор Ори отпустил Лойолу с миром.
А у него меж тем появились сателлиты среди
однокашников — будущие основатели ордена.
Тогда-то в Париже и была принесена клятва,
скрепившая поначалу всего шесть человек.
Тогда-то и решили будущие иезуиты направить
стопы в Иерусалим.
Однако, судя по всему, первое и неудачное
посещение Святой земли оставило в душе Лойолы
неприятный осадок: так или иначе, но братья во
Христе прочно и надолго обосновались в Италии,
где присягнули на верность папе, а тот, вопреки
установленному правилу не благословлять новые
ордена, всё же узаконил буллой Общество Иисуса.
Главу Ватикана понять можно: Риму почти не на
кого было опереться в борьбе со стремительно
распространявшимся учением реформаторов —
Лютера, Кальвина, Цвингли. Европа бродила. А
тут появились молодые энтузиасты, которые сами
предложили услуги. Тем более об иезуитах уже шла
слава по всей Италии: они помогали бедным,
открывали больницы, школы...
Известность иезуитских учебных заведений дожила до наших дней; они достаточно популярны во всем мире. Да, если объективно и без конфессиональных предрассудков, им вроде бы есть чем гордиться: с одной стороны — отличная организация школьного дела, с другой — сочетание строгой дисциплины и предоставленной ребенку творческой свободы.
Наверное, еще в Испании, сидя за партой с
малолетними соотечественниками, Лойола понял,
как важно овладеть умами и сердцами детей.
Взрослых уже не переиначить (кроме, пожалуй,
самых инфантильных и незрелых душой), а вот дети
— материал благодатный, и если взяться за дело с
умом, то можно не опасаться за судьбу Общества
Иисуса.
Поставив всё на педагогику, иезуиты не прогадали
— и оказались более чем дальновидными. На
протяжении пяти веков из стен их училищ,
колледжей, университетов выходили блестяще
образованные люди, многие из которых если и не
шли по религиозной стезе, то, по крайней мере,
проявляли толерантность по отношению к
католицизму.
Главной задачей Лойолы и его сподвижников было
распространить власть нового ордена как можно
далее и как можно больше. Тут-то и пригодился
военный опыт капитана испанской службы.
Иерархия Общества Иисуса была тщательно
продумана, выверена, и стратегия первого
генерала не могла не увенчаться успехом. Орден
держался на строжайшей субординации и
дисциплине. Естественно, поощрялось шпионство.
Но даже тут иезуиты были последовательны: слежки
и доноса не мог избегнуть даже глава (генерал),
ведь за ним присматривали ближайшие советники,
имевшие право при малейшем отступничестве
патрона сместить его.
Однако проявлялись всё большие противоречия в
лозунгах и деяниях. Давший на Монмартре обет
бедности, сразу же после принесенной клятвы
Лойола лично отправился в Испанию, где обратил в
капитал недвижимость новых братьев,
отказавшихся от собственности.
Со временем Общество Иисуса стало самым богатым
монашеским орденом: банки его обосновались на
всех континентах, иезуиты участвовали в
крупнейших финансовых операциях. Вообще
печальную славу мошенников они стяжали, воззрев
сквозь пальцы на восьмую заповедь Моисея... Какое
уж тут не укради: обман, подкуп, торгашество —
всё в ходу.
Но даже не отступление от основополагающего
принципа ранних монашеских общин было самым
страшным.
Иезуиты приняли сакральную формулу Макиавелли:
цель оправдывает средства. Проповедь
христианства незаметно уступила место
тотальному контролю над умами верующих.
Ватикан поначалу не мог нарадоваться на столь
верных слуг папской Церкви, но со временем
обнаружилось, что иезуиты частенько действуют не
просто в обход главы римской Церкви, а даже
вопреки его воле. Стали предприниматься попытки
как-то обуздать своевольных монахов. Кончилось
это всё запрещением ордена в XVIII в. Но ненадолго —
после двадцатилетнего романа конгрегации с
Россией — орден вновь был восстановлен, а
отношения Александра I c иезуитами к тому моменту
как раз испортились, что и обусловило их высылку
из пределов России в 1820-м.
Именно так, сторожевыми псами царской власти, назвал в письме к Александру российских иезуитов Жозеф де Местр. А в ту пору власть Общества Иисуса в России была безмерной; конечно, не дошло (да и не могло дойти) до тех государственных высот, которые занимали иезуиты при дворах европейских владык — особенно в Португалии, не говоря уж о совершенно фантастическом государстве ордена в Парагвае...
Однако стоит вспомнить, что выпускниками
иезуитских школ и колледжей были представители
почти всех знатных дворянских родов России. И
отпор им давали очень немногие; самым активным
борцом слыл обер-прокурор А.Голицын, и каков же
был удар, когда католичество принял его
племянник...
Таковы последствия принятого Екатериной решения
приютить запрещенный орден. Шаг прежде всего
политический: в ту пору к России отошли многие
западные провинции, основным населением которых
были именно католики, а Екатерине Великой вовсе
не хотелось, чтобы и туда простерлось влияние
Рима. Поэтому верные католики, изгнанные из
Европы, были очень кстати. Да и Екатерина
чувствовала потенциальную мощь сторожевых
псов.
Когда Новиков опубликовал антиезуитское
исследование истории ордена, императрица
запретила писать против «Общества Иисуса», а ее
сын — почти во всем несогласный с матушкой — тем
не менее лично писал папе о прощении иезуитов и о
разрешении деятельности ордена.
Александр принял важное решение о высылке
иезуитов из России, но решение, возможно, слегка
запоздавшее. Тем более, что папа к тому моменту
уже возобновил деятельность ордена, и иезуитам
было куда вернуться...
В итоге у иезуитов по сей день странная слава — то ли секты, то ли полузапретного религиозного объединения. И довольно трудно сказать, когда, в какой именно момент чистые сердцем, до самозабвения преданные Спасителю христиане стали властолюбцами, интриганами и попросту финансовыми аферистами.
Можно лишь предположить, что такое может
произойти, когда помыслы верующего — даже и не
христианина — обращаются не внутрь себя, не к
своей совести, а на окружающих — на ленивую,
грешную паству, которую надо излечить от пороков
во что бы то ни стало, любыми средствами...
Впрочем, было ли чистое сердце, была ли подлинная
вера? Не было ли это экстатической иллюзией,
искусственно разогретым воспаленным
воображением того, кто стал родоначальником
ордена?
Иезуитские биографы провозгласили Лойолу
святым сразу после его смерти. Противники же
Лойолы по мере сил разоблачали и его
деятельность, и многочисленные приписанные ему
чудеса, пророчества и видения.
Так или иначе, бывший смелый воин остался в
истории как хитрый политик, добивавшийся и
добившийся власти над душами современников...