церковь и армия

Владимир РОГОЗА

«Жизнь положить за друзей своих»

Русская православная Церковь и безопасность государства:
история и современность

С первых годов введения христианства на Руси российское воинство и Русская Православная Церковь (РПЦ) всегда были рядом. Церковь, провозгласив защиту Отечества священным делом каждого верующего, строила монастыри-крепости, способные выдержать длительную осаду, направляла в войска своих пастырей, укрепляла армию духовно. В годины тяжелых испытаний в ряды воинов становились священнослужители. Среди святых, традиционно почитаемых русской Церковью, выдающиеся полководцы князья Александр Невский, Дмитрий Донской, Довмонт Псковский, Андрей Боголюбский, Михаил и Всеволод Черниговские и другие.
На Куликовом поле, ставшем священным для всех россиян, первым принял на себя удар врага, как сообщает предание, монах-воин Пересвет. Церковь всеми известными ей способами поддерживала и поощряла воинские подвиги при защите родной земли. Стараниями православной Церкви русское воинство стало называться христолюбивым, чем подчеркивался тот главный источник, из которого оно веками черпало свои нравственные силы.
Православная Церковь не только органично вошла в систему обеспечения безопасности государства, но и стала его основной цементирующей силой. Это было обусловлено тем, что Церковь, во-первых, привнесла в Россию и развила применительно к местным условиям христианское учение о войне и воинском служении, которое стало идеологическим фундаментом вооруженной защиты государства. А во-вторых, государство смогло в полной мере воспользоваться уникальным потенциалом Церкви, включив ее в систему обеспечения безопасности государства посредством специально созданных институтов духовенства армии и спецслужб.

«Взявшие меч, мечем погибнут»

Отношение Церкви к войне и к воинскому служению вообще прошло сложный путь развития: от отрицания самой возможности военной службы для христианина в I—III вв. по Р.Х. до провозглашения защиты Отечества священным делом каждого верующего. В концептуальном виде христианское учение о войне и воинском служении сложилось в Средние века, когда возникла «убежденность, что война должна вестись по определенным правилам, что и сражающийся человек не должен терять своего нравственного облика, забывая, что его противник — такой же человек, как и он сам».
РПЦ, обратившись к христианскому учению о войне и воинском служении, традиционно выделяла из него следующие основные положения:
— войны являются злом, но злом неизбежным, они сопровождали всю историю человечества после грехопадения и будут сопровождать ее и дальше;
— насилие допустимо, если оно направлено на пресечение зла, а потому действующая власть обязана силой устранять зло из жизни общества;
— убийство врага на войне не противоречит учению Христа и является последней мерой в борьбе со злом;
— воинское служение является особым духовно-нравственным подвигом во имя ближнего, сопряженным с готовностью «положить жизнь за друзей своих».

Обосновывая неизбежность войн, Церковь, разумеется, опиралась на Библию: «Когда же услышите о войнах и о военных слухах, не ужасайтесь: ибо надлежит сему быть» (Евангелие от Марка. 13.7).
Согласно Ветхому завету, войны начались с братоубийством Каина. И пока каиновы чувства в сердцах людей не исчезли, считает православная Церковь, пока будет существовать и господствовать на земле грех, пока живут и действуют в свободном человеке его страсти, будут и войны. Причем, когда перед концом мира грех достигнет наивысшего развития, войны будут очень велики, т.к. Христос сказал как-то: «Зрите не ужасайтесь, подобает бо всем сим быти. Восстанет бо народ на народ и царство на царство» (Евангелие от Матфея. 14. 6—7). А раз войны неизбежны, государству необходимо к ним готовиться: создавать армию, производить и запасать оружие, строить крепости и т.д. Только военная сила и постоянная готовность к отпору агрессора позволяют государству жить в мире.

Известный богослов середины XIX в. митрополит Московский Филарет (Дроздов) учил: «Бог любит добродушный мир, и Бог благословляет праведную войну. На земле всегда есть немирные люди, посему нельзя наслаждаться миром без помощи военной».
По мнению православных богословов, Христос, проповедуя мир и любовь, терпение, послушание властям и перенесение личных обид, не отвергал возмездие за причиненное зло, в том числе и с использованием военной силы, «ибо все, взявшие меч, мечем погибнут» (Евангелие от Матфея. 26. 52). Прежде всего эти слова, сказанные им апостолу Петру, обозначают предостережение всякому, поднимающему меч на другого. Меч познается чрез меч — таков закон возмездия, считает Церковь.
В Библии нет прямого запрета христианину употреблять насилие в земной жизни. Напротив, в словах Иисуса на суде Пилата: «...если бы от мира сего было царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня» (Евангелие от Иоанна. 19.36—37), — ясно показано, что противление силой, самозащита есть дело естественное.
По мнению богословов, насилие над противником, пришедшим поработить народ, уничтожить духовный оплот его жизни — православие, само по себе не может считаться аморальным, и только его безответственное, жестокое применение будет несомненным злом.

Идею о возможности и необходимости насилия по отношению к врагам активно развивали не только богословы, но и православные философы, которые неизменно подчеркивали, что «одним из величайших заблуждений является так называемое непротивление злу силою. Это учение противоречит христианской истине прежде всего тем, что оно проповедует бездействие, христианство же призывает к действительной любви и считает бездействие великим грехом».
Известный русский православный философ И.А.Ильин, посвятивший этой проблеме ряд работ («О сопротивлении злу силою», «Основное нравственное противоречие войны», «О христолюбивом воинстве»), считал, что «сопротивление злу силою и мечом не является грехом всюду, где оно объективно необходимо или, что то же, где оно оказывается единственным или наименее неправедным исходом».
На войне, участвуя в боевых действиях, человек вынужден убивать врагов. В связи с этим перед православной Церковью возникла сложная нравственная задача — обосновать законность лишения жизни себе подобного, т.е. человека человеком. Определенно по этому поводу еще на заре христианства высказался учитель Церкви Афанасий Великий: «Непозволительно убивать, но убивать врагов на поле брани и законно, и похвалы достойно».
Православные священники разъясняли солдатам, что одна из основных заповедей христианства не убий не отрицает и не осуждает противление злу силою: «Против шестой заповеди не грешит тот, кто убивает вооруженного неприятеля на войне, потому что, воюя, мы защищаем святую Веру, Государя и Отечество наше».

Опираясь на Новый завет, Церковь разъясняла, что христианин может быть воином и участвовать в войнах и это не противоречит учению Христа. В Библии нет ни одного осуждения Христом солдат, подобно тому, которое он изрек в отношении торгующих на территории храма (Евангелие от Иоанна. 2.16). Напротив, когда воины пришли к Иоанну Крестителю за советом, то он сказал им: «Никого не обижайте, не клевещите и довольствуйтесь своим жалованьем» (Евангелие от Луки. 3.14). То есть он не повелел им оставить армию, а дал понять, что они должны зарабатывать себе на пропитание ратным трудом, но без жалоб и претензий. Вместе с тем он призвал их к покаянию и запретил использовать оружие и власть в личных целях, например для вымогательства — практики, обычной для римских легионеров того времени.
В своих проповедях православное духовенство постоянно подчеркивало богоугодность военной службы в условиях действия существующей власти. Солдатам разъясняли, что принятая ими военная присяга есть «клятва перед Богом служить верно Государю, Наследнику престола и Отечеству, хотя бы пришлось и умереть за них». При этом старались постоянно напоминать, «при какой обстановке получена была данная ими клятва, а именно христианам на Кресте Спасителя и святого Евангелия».

Православие традиционно истолковывало военную службу как особый вид христианского служения. В начале XX в. архиепископ Херсонский Иннокентий (Борисов) выразил отношение Церкви к воинскому труду в двух коротких, но емких фразах: «Доколь не водворятся на земле правда и истина, дотоль необходимы вооруженные защитники Церкви и Отечества» и «Звание воина, по самому существу своему, весьма близко к самой высокой степени совершенства христианского». Характеризуя личные качества христолюбивых воинов, он писал, что их отличает «правота побуждений, чистота намерений и прямота действий». Они, «смело поражая врагов веры, царя и отечества, обязываются не проливать крови понапрасну, не производить разрушения без цели и пользы; не нарушать уважение к тому, пред чем должны равно преклоняться и друзья и враги; быть кроткими к мирным жителям и великодушными к побежденным». Они должны «переносить труды и лишения без ропота, исправлять дело своего звания без лжи и неправды, воодушевляясь при сем не столько чаянием наград земных и отличий временных, сколько упованием венца небесного». Для них важно «уметь отражать не одних врагов отечества видимых, но и врагов своего спасения невидимых, кои суть наши злые пожелания и страсти; хранить в сердце веру в Царя небесного и верность Царю земному; послушание к начальникам и любовь ко всем». Воин, любящий Христа, должен быть «кротким, воздержанным, богобоязненным и правдолюбивым. Быть первым в трудах и последним у награды, подвизаться где можно и за других, но выставлять по окончании подвига не себя, а других». Он «не подвергает себя опасности и смерти без видимой нужды, по единой неразумной отваге или столь же непростительной беспечности, а сражается и умирает по-христиански, переходит на брани в другой мир с чувством смирения и покаяния».

Даже после октябрьских событий 1917 г., когда православная Церковь подверглась жесточайшим репрессиям, она продолжала отстаивать свои принципиальные позиции по вопросам войны и воинского служения. Особенно страстно зазвучал голос Церкви в годы Великой Отечественной войны. Митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), развивая идеи своих предшественников о священном долге защиты Отечества, в обращении к пастве в первые дни Великой Отечественной войны говорил:
«Война есть страшное и гибельное дело для того, кто предпринимает ее без нужды, без правды, с жаждою грабительства и порабощения; на нем лежит позор и проклятие неба за кровь и бедствие своих и чужих. Но война — священное дело для тех, кто предпринимает ее по необходимости, в защиту правды, Отечества. Берущие оружие в таком случае совершают подвиг правды и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, за Родину, идут вслед мучеников к нетленному и вечному венцу».
За два военных года только Патриарший местоблюститель Сергий (Страгородский) обратился с 23 посланиями, в том числе со специальными посланиями к верующим, находящимся на временно занятых противником территориях. В них Сергий всячески подчеркивал, что всем верующим надо помнить «не о личных опасностях, а о священном долге перед Родиной и верой».

Понимая, что войну выигрывают не только на полях сражений, православная Церковь активно включилась в международную антифашистскую и миротворческую деятельность. Чтобы аргументированно показать верующим и международной общественности свою непримиримую позицию по отношению к фашизму, она издала несколько книг, в том числе: «Правда о религии в России» (1942) и «Русская православная Церковь и Великая Отечественная война» (1943). В них красной нитью проходит мысль, высказанная патриаршим местоблюстителем Сергием в первые дни войны: «Не было того и не будет, чтобы наш православный народ из страха перед нашествием инопоклонников малодушно изменил своим лучшим историческим заветам и без борьбы предал и свою землю, и свою будущую судьбу на произвол заклятому врагу».
Активную деятельность, направленную на широкую пропаганду своих взглядов, Церковь продолжила и после окончания Второй мировой войны. Она стала не только постоянным и деятельным участником многочисленных международных и региональных форумов миротворческих сил, но и выступила инициатором проведения крупнейших из них в Москве: в 1977 г. Всемирной конференции Религиозные деятели за прочный мир, разоружение и справедливые отношения между народами и в 1982 г. Всемирной конференции Религиозные деятели за спасение дара жизни от ядерной катастрофы. Церковь активно развивала, высказывала и отстаивала свою позицию по проблемам войны и мира. Концентрированное выражение этой позиции представлено в послании Священного синода Русской Православной Церкви О войне и мире в ядерный век, принятом 7 февраля 1986 г. В нем говорилось о том, что «вопрос о войне и мире в ядерный век есть вопрос жизни и смерти для всех», поэтому Церковь вынуждена переосмыслить свои воззрения по этому вопросу. Признавая по-прежнему, что «война всегда есть насилие, но иногда насилие вынужденное, направленное на пресечение зла, справедливое», Церковь тем не менее делает вывод, что к ядерной войне «не может быть применено понятие справедливости», т.к. она изначально несправедлива и бессмысленна. «Если даже предположить, что ядерная война будет преследовать справедливую цель, ее она не достигнет, ибо о такой цели, то есть о восстановления порядка и мира, не может идти речи там, где всё разрушено и истреблено». В послании делается вывод, что «ядерная война явилась бы безумным порождением греха и была бы ужасающим грехом против Бога, грехом, обязанность предотвратить который — самая жгучая и настоятельная задача Церкви и всего человечества».
Заняв безоговорочную позицию по отношению к ядерной войне, которая, по мнению Церкви, ни при каких обстоятельствах не может быть справедливой, РПЦ заявила, что войны без применения оружия массового поражения могут носить справедливый характер. Поэтому в Послании развивается христианская концепция справедливой войны, которая должна «опираться на следующие основные принципы:
1. Любовь к своим ближним, к своему народу и отечеству.
2. Понимание нужд других народов.
3. Убеждение в том, что благу своего народа невозможно служить безнравственными средствами».

Кардинальные изменения международной обстановки в конце XX в., приведшие к уменьшению реальной опасности развязывания ядерной войны, но в то же время и к значительному росту числа локальных войн и военных конфликтов, в которые втягивается всё большее количество стран и народов, побудили Церковь снова обратиться к проблемам войны и мира. В принятых юбилейным Архиерейским собором РПЦ 2000 г. Основах социальной концепции Русской Православной Церкви им посвящен специальный раздел Война и мир. Здесь получили продолжение и развитие идеи послания Священного синода 1986 г. О войне и мире в ядерный век. Отдельные положения послания, например, о принципах, определяющих нравственные границы справедливой войны, вошли в новый документ без изменений.
В «Основах...», указывая на греховные причины войны и «признавая войну злом, Церковь всё же не воспрещает своим чадам участвовать в боевых действиях, если речь идет о защите ближних и восстановлении попранной справедливости. Тогда война считается хотя и нежелательным, но вынужденным средством».
В документе сочувственно излагается принятая в западной христианской традиции точка зрения на то, при каких условиях война на своей или чужой территории может быть признана допустимой: «войну следует объявлять ради восстановления справедливости; войну имеет право объявить только законная власть; право на использование силы должно принадлежать не отдельным лицам или группам лиц, а представителям гражданских властей, установленных свыше; война может быть объявлена только после того, как будут исчерпаны все мирные средства для ведения переговоров с противной стороной и восстановления исходной ситуации; войну следует объявлять только в том случае, если имеются вполне обоснованные надежды на достижение поставленных целей; планируемые военные потери и разрушения должны соответствовать ситуации и целям войны (принцип пропорциональности средств); во время войны необходимо обеспечить защиту гражданского населения от прямых военных акций; войну можно оправдать только стремлением восстановить мир и порядок».

Современная православная Церковь приняла исторически сложившуюся трактовку возможности убийства христианином другого человека: «Нравственный христианский закон осуждает не борьбу со злом, не применение силы по отношению к его носителю и даже не лишение жизни в качестве последней меры, но злобу сердца человеческого, желание унижения и погибели кому бы то ни было», говорится в «Основах...».
Сложившаяся в православной Церкви в дореволюционный период богословская трактовка проблем войны и воинского служения способствовала формированию идеологического фундамента государственной военной политики, давала богословское обоснование права и обязанности государства на вооруженную защиту своих интересов, богоугодности и святости таких действий. Уже в наши дни она стала важной предпосылкой возобновления взаимодействия Русской Православной Церкви и сил обеспечения безопасности государства.

Военное духовенство России

Государство, со своей стороны, создало специальную организационно-правовую базу военно-церковных взаимоотношений, основным элементом которой стал корпус военных священников, органично вошедший в структуру российской армии и флота, а затем и специальных служб страны.
Во все времена российской истории Церковь активно работала в военной среде, охватывая своим влиянием все возникающие формирования и структуры. Благословляя свою паству на службу в российской армии, Церковь постоянно была рядом с ней в этом ответственном и сложном послушании. Велика роль в этом военного и военно-морского духовенства, которое до октябрьских событий 1917 г. осуществляло духовное окормление православных солдат и офицеров, не оставляя свою паству в самых тяжелых военных испытаниях.
В организационном плане взаимоотношения Церкви с армией и спецслужбами прошли сложный путь развития, важнейший этап которого связан с именем Петра I.
Создавая регулярную армию, монарх учел высокую религиозность народа и роль, которую исторически выполняла Церковь в деле защиты России. В новой армии солдатам, оторванным от привычной среды, предстояло провести в боях и походах всю жизнь (служба при Петре была пожизненной). Поэтому армия остро нуждалась в эффективной системе нравственного воспитания и сплочения военнослужащих, стержнем которой в условиях России могло стать только православие. Естественно, что создание такой системы было не по плечу офицерам-иностранцам. Поручить такую задачу Петр мог только Церкви. Но Церковь для этого необходимо было поставить под жесткий контроль государства. В числе прочих это стало одной из причин проведения в стране церковной реформы, в результате которой Церковь стала надежным проводником государственной политики, православие приобрело официальный статус государственной религии, а в штатах воинских частей появились священнослужители. Первоначально священники стали назначаться на боевые корабли военно-морского флота.
В 1704 г. адмирал Крюйс, делая роспись воинских чинов, необходимых для комплектования экипажей новых кораблей, писал: «На 7 галер требуется 7 попов и на 100 бригантинов 3 попа, а на лицо состоит только два».
Практика включения священнослужителей в экипажи боевых кораблей прошла проверку в ходе Северной войны, и в 1717 г. Петр I закрепил ее специальным указом: «В Российском флоте содержать на кораблях и других военных судах 39 священников».
Первые корабельные священники назначались из числа белого духовенства (имеющего право создавать семью). Затем, так как морская служба была крайне тяжела и опасна, стали привлекать для этого монашествующих лиц, что и было закреплено высочайшим повелением от 8 апреля 1719 г.: «В корабельном флоте на каждом корабле иметь по одному иеромонаху».
В этот период священнослужителей стали вводить и в штаты полков сухопутной армии. Корпус военных священников стал органичной частью российской армии и флота. Регламентация его деятельности получила законодательное закрепление в императорских указах, воинских уставах и распоряжениях Священного синода. Введенный в действие в 1716 г. Артикул воинский имел специальные главы О страхе Божии и О служении Божии и о священниках.
Артикул предписывал священнослужителей «любить и почитать, и никто да не дерзает оным как словом, так и делом досаду чинить, и презирать, и ругаться». Морской устав 1720 г. устанавливал, что на флоте имеется один начальствующий священник (префект), который должен находиться «на корабле Аншеф-командующего и иметь управление над всеми священниками во флоте». В трех статьях Устава излагались обязанности корабельных священников, им предписывалось «в воскресные и праздничные дни, ежели жестокая погода не помешает, литургию отправлять. Также поучение словесное или письменное читать в наставление людям, а в прочие дни — молитвы положенные».

Военные священники в мирное время подчинялись епархиальным архиереям, а в период боевых действий или походов за пределы государства ими руководили полевые обер-священники, которых назначал Священный синод или император. На флоте священниками руководил обер-иеромонах (префект), подчиненный непосредственно Синоду.
С небольшими изменениями эта структура просуществовала до конца XVIII в. В период царствования Павла I армейское духовенство вывели из епархиального подчинения. Монаршим повелением было установлено, что «полевой обер-священник как в военное время, ровно и в мирное, иметь должен в ведении своем всех священников армии, и, следовательно, по всей сей части белого священства принадлежит ему главное начальство в рассуждении всего того, что идет и до юридических надобностей. Без ведения и одобрения оного полевого обер-священника никаких перемен по части армейских священников не чинить и не переменять иереев». Первым полевым обер-священником, имеющим широкие полномочия, стал протоиерей Павел Озерецковский.
Озерецковский провел большую работу по упорядочению деятельности военного духовенства, улучшению его материального положения. По его инициативе началась подготовка кадров для военного духовенства, была создана особая, армейская духовная семинария, «дабы дети армейского и флотского духовенства, обучающиеся в семинарии, ни в какое другое состояние не поступали, как только в армию на священнические места, и чтобы все они обучались в одной семинарии под одним присмотром». Помещение для семинарии отвели в здании Тверского подворья на Васильевском острове в Санкт-Петербурге. В трех классах: богословском, философском и историческом — учились 25 воспитанников. При семинарии было создано училище, в котором получили образование 84 воспитанника. Кроме риторики, философии, богословия и языков в семинарии преподавалась история, география, математика. Несколько часов в неделю отводилось изучению военных уставов и артикулов, а также медицины. Императорская академия наук передала семинарии Радзивиловскую библиотеку (собрание книг по богословию и философии).
В скором времени в руках обер-священника, подчиненного непосредственно Синоду, объединилось управление военным духовенством армии и флота. Постепенно расширялись его права: он стал назначать и увольнять военных священников, испрашивать им пенсии и награды, привлекать провинившихся к ответственности и т.д. Сложилась четкая система взаимодействия Церкви и армии. Но после окончания наполеоновских войн она была значительно усложнена, и военным духовенством стали руководить два протоиерея: обер-священник армии и флотов и обер-священник гвардейского и гренадерского корпусов.
С середины века обер-священники обоих ведомств получили наименования: главный священник армии и флотов и главный священник Штаба Его Императорского Величества и отдельных гвардейских и гренадерских корпусов. Главные священники руководили военным духовенством через благочинных, которые назначались в армиях, корпусах, дивизиях, на флотах и исполняли роль местных посредствующих органов между высшей военно-духовной властью и священниками полков, других войсковых частей и учреждений.
В XIX в. развитие военно-духовного ведомства происходило весьма активно при непосредственной поддержке императоров, Синода и военного руководства. Окончательно структура военного духовенства сложилась в 1890 г., когда императорским указом от 12 июня было утверждено Положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств. Был создан единый орган военно-духовного управления во главе с протопресвитером военного и морского духовенства.
Специфика пастырской службы в войсках отразилась на особенностях устройства института военного духовенства. Хотя ведомство имело очень много общего с епархиальным устройством, существовали и принципиальные отличия. Общим было то, что возглавлявший военное и морское духовенство протопресвитер, подобно архиерею, назначался Синодом и утверждался императором. Он подчинялся непосредственно Синоду и имел духовное правление по образу консистории, представлял в Синод ежегодный отчет о вверенном ему управлении «применительно к установленной форме донесений епархиальных архиереев о состоянии епархий».

Должность протопресвитера военного и морского духовенства была высшей иерейской должностью в православной Церкви. При поставлении ему давалась митра, он был присутствующим или постоянным членом Священного синода, а подчиненность военному министру по военным вопросам и право личного доклада императору делали его положение относительно независимым. Более того, протопресвитер кроме своих должностных обязанностей не нес дополнительного послушания. По служебному положению и материальному обеспечению в военном ведомстве он приравнивался к генерал-лейтенанту, а в духовном мире — к архиепископу.
Протопресвитер управлял подведомственным ему духовенством через корпусных, старших, дивизионных, гвардейских и флотских благочинных. При протопресвитере было создано духовное правление, которое имело небольшой штат опытных военных пастырей, а также канцелярию, архив и казначейство. На время военных действий учреждались должности главных священников армий (бывшие полевые обер-священники), а в Первую мировую войну — главных священников фронтов. В такой структуре, без существенных изменений институт военного духовенства просуществовал в стране до 1918 г., а в белых армиях — до 1921 г.
Последним главой военно-духовного ведомства в России стал Георгий Шавельский. Будущий протопресвитер родился в 1871 г., в селе Дубократ Витебской губернии, в многодетной семье дьячка. После окончания духовного училища и духовной семинарии священствовал и одновременно учительствовал в бедном белорусском селе. Затем учеба в духовной академии и, еще до ее окончания, назначение настоятелем Суворовской церкви Академии Генерального штаба. Когда началась русско-японская война, отец Георгий был направлен на фронт. Служил в церкви Восточно-Сибирской дивизии, затем был назначен главным священником 1-й Маньчжурской армии. Ему не раз пришлось побывать на полях сражений, где он проявил выдержку и личную храбрость. В ходе одного из боев был контужен. За мужество Георгий Шавельский был удостоен орденов Анны 2-й и 3-й степеней с мечами, Владимира 4-й степени с мечами, золотого наперсного креста на Георгиевской ленте.
В 1911 г. отец Георгий был назначен протопресвитером русской армии и флота. В его подчинении находилось до пяти тысяч военных священников, которыми он руководил справедливо и строго. О большом авторитете Георгия Шавельского среди подчиненных свидетельствует то, что после падения самодержавия на первом съезде военного духовенства в 1917 г. его избрали пожизненным протопресвитером.
В XIX — начале XX Церковь развивала взаимодействие не только с армией и флотом, но и с немногочисленными специальными службами России, к которым можно отнести Отдельный корпус пограничной стражи (входил в Министерство финансов), полицию и жандармерию (входили в Министерство внутренних дел), Главное тюремное управление (входило в Министерство юстиции), Фельдъегерский корпус (входил в Военное министерство). Организационные структуры и принципы, на которых осуществлялось взаимодействие Церкви и спецслужб, были различными и зависели от предназначения ведомств.
Полиция и жандармерия (политическая полиция), как правило, собственных церквей не имели и окормлялись приходскими священниками или военными священниками в гарнизонах, где дислоцировались жандармские дивизионы. На православное духовенство возлагалась основная работа по патриотическому и духовно-нравственному воспитанию сотрудников полиции. Оно регулярно участвовало в отправлении благовестных молитв по случаю юбилеев чинов полиции, независимо от занимаемой должности; повышение по службе руководителей полиции также сопровождалось соответствующими молитвами православного священника. В каждой губернии устанавливался свой профессиональный день полицейских; на этих праздниках присутствовали священнослужители, которые выступали со словами духовной поддержки и напутствия. Общий профессиональный праздник полиции, установленный в 1914 г., был посвящен святителю Алексию, митрополиту Московскому.
Существенную роль играла православная Церковь в деле социальной поддержки сотрудников полиции. Это была реальная помощь священников и привлеченных ими мирян в госпиталях, сбор пожертвований для семей нуждающихся полицейских. Под патронатом Церкви создавались приюты для сирот сотрудников, погибших при исполнении служебных обязанностей, а также полицейские приюты для нуждающихся чинов полиции, находящихся на пенсии.
Среди спецслужб традиционно наиболее значительное количество священнослужителей входило в штат тюремного ведомства. В начале XX в. эта практика получила нормативное закрепление. В мае 1831 г. Комитетом министров была утверждена тюремная инструкция, содержащая главу О церкви, которая подробно регламентировала правовое положение тюремных церквей, порядок посещения арестантами церковных служб, отправления религиозных обрядов, а также предписывала тюремной администрации следить, «чтобы во время церковной службы не было со стороны арестантов никаких “непристойностей”». В этот период возрастает роль священнослужителей в организации тюремного быта и религиозно-нравственного воспитании заключенных. Причем четко прослеживается стремление государства объединить усилия тюремной администрации и священников в воспитательном воздействии на заключенных. Начинается активное строительство при тюрьмах церквей и часовен или их оборудование в приспособленных помещениях. Формально священники, дьяконы и псаломщики с этого времени входят в состав тюремной администрации, что и было законодательно закреплено в 1887 г., когда их признали официальными должностными лицами аппарата управления мест лишения свободы. С этого времени в России появился самостоятельный институт тюремного духовенства, находившегося в подчинении местного епископата.

Уже в 1911 г. в 273 тюремных церквях и 77 церквях, расположенных при тюрьмах, служили 346 священников, 30 диаконов и 208 псаломщиков. В исправительных арестантских отделениях имелось еще 40 церквей, которые обслуживали 44 священника, 4 диакона и 30 псаломщиков.
Так как многие тюремные церкви располагались в отдаленных районах страны и зачастую были единственными церквями в округе, их прихожанами становились не только арестанты и тюремные стражники, но и местные жители. В этом случае для исключения нежелательных контактов арестантов с посторонними лицами и предотвращения побегов применялись специальные меры, закрепленные инструкцией Главного тюремного управления от 21 апреля 1909 г. Она предусматривала выдачу прихожанам именных разрешений (билетов) за подписью и печатью начальника места заключения на разовое или постоянное посещение церкви. Заключенные во время богослужений отделялись от посторонних лиц глухой перегородкой или железной решеткой. Когда в церкви кроме заключенных находились только семьи служащих места заключения, ограничивались устройством барьера или широкого свободного пространства. Обязательно по обеим сторонам перегородки, решетки, барьера или свободного пространства выставлялся наряд тюремной стражи.
Роль православного духовенства в тюрьмах постоянно росла. В соответствии с инструкцией от 28 декабря 1915 г. священники становились членами тюремного совещания по вопросам внутреннего распорядка, преподавателями Закона Божьего в тюремной школе и руководителями тюремных библиотек. Кроме того, инструкция предписывала общие молитвы заключенных утром, вечером, перед обедом и ужином.
В дореволюционной России православным духовенством был накоплен значительный опыт духовного окормления заключённых и служащих мест заключения, оказавшийся востребованным и в наши дни.
В России всегда большое внимание уделялось охране границ, но организационное оформление Отдельного корпуса пограничной стражи (ОКПС) как государственной организации, приравненной во многих отношениях к военной, произошло только в октябре 1893 г., когда он был выделен из состава Департамента таможенных сборов в самостоятельную структуру в составе Министерства финансов. К 1900 г. в состав корпуса входило 7 округов погранстражи, 31 бригада, два самостоятельных отдела и флотилия. В штате каждой бригады предусматривалась должность священника, однако к октябрю 1917 г. они имелись лишь в 17 бригадах. Эти священники находились в подчинении епархиальных архиереев и организационно не входили в состав военно-духовного ведомства. Такое положение было связано с тем, что одним из важных направлений их деятельности являлась работа с местным населением и им нередко приходилось выступать посредниками между российскими пограничниками и местными жителями в конфликтных ситуациях.
В первую очередь священники назначались в бригады, расквартированные в наиболее отдаленных регионах страны, где количество православных приходов было незначительно, а позиции других религий наиболее сильны: на польско-прибалтийском и кавказско-среднеазиатском участках российской государственной границы. Так, в бригадах 2-го и 3-го округов (Вильно и Варшава) находилась почти половина штатных священников; в одном только 3-м округе размещалось около 40 % псаломщиков от положенной штатной численности корпуса.
Уже в 1901 г. в ОКПС было 15 стационарных церквей. Во многих подразделениях разворачивались походные церкви, например в 30-й бригаде — во имя Михаила Архангела, в 31-й бригаде — во имя Святого Александра Невского. Помимо этого, в некоторых подразделениях, расположенных на границе, имелись походные церкви.

С освоением новых участков границы, с выходом на новые рубежи, становлением бригад развертывались и новые церкви. Например, при проектировании таможенного и пограничного надзора в пределах Бухары намечалось открытие одной походной церкви с содержанием причта по утвержденному Синодом штату. Это обусловливалось тем, что пограничники должны были нести охрану границы «среди народа, нам не только вассального, но и чуждого по религии, незнакомого с русским элементом». Поэтому также предполагалось для удовлетворения насущных «нравственных христианских потребностей» назначать двух постоянных священников с четырьмя псаломщиками в Закаспийском и Туркестанском таможенных округах.
Формально священнослужители находились в штатах ОКПС до 15 февраля 1919 г., когда по окончанию работы ликвидационной комиссии корпус был расформирован.
Входивший в состав Военного ведомства Фельдъегерский корпус длительное время своих священников не имел. Это было связано с его малочисленностью: в январе 1859 г. в Корпусе служили всего 92 фельдъегеря, распределенных по двум ротам. В одном из помещений, предназначенных для расквартирования чинов Корпуса, ранее размещались церкви Московского и Астраханского полков, Стрелкового Его Величества батальона. «Движимые религиозным чувством, чины Корпуса стали хлопотать об устройстве своей церкви. В истинно добром деле невидимо Сам Господь всегда помогает: в 28-й день марта 1864 г. последовало Высочайшее соизволение Государя Императора; пришли на помощь щедрые благотворители; храм скоро был благоустроен и освящен в честь Сретения Господня, празднуемого 2 февраля». В штат Корпуса были введены священник, дьякон и псаломщик, состоящие в ведении военно-духовного ведомства.
Созданная усилиями и на средства чинов Корпуса, церковь стала основным воспитательным и культурным центром для фельдъегерей. Здесь, поступая на службу, каждый из них давал клятвенное обещание, которое заканчивалось такими словами: «И во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному фельдъегерю надлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий». Здесь чины корпуса венчались и крестили детей, отмечали праздники и совершали молитвы, исповедовались и причащались, здесь же заканчивался их жизненный путь отпеванием в кругу родных и сослуживцев. При церкви был создан любительский хор, отличавшийся высоким исполнительским мастерством, о чем свидетельствует перечень произведений, исполненных им во время торжественного богослужения 17 декабря 1896 г.: Единородный Сыне — композитора Галуппи, Святый Боже, Милость мира и Достойно есть — Чайковского, Херувимская — Глинки, Верую — Березовского, Отче наш — Дубянского, Живый в помощи Вышнего — Бортнянского.
За исключением Фельдъегерского корпуса, имевшего в штате военных священнослужителей, российские спецслужбы окормлялись священниками, находящимися в подчинении местных епархиальных властей.
Подчинение епархиальным властям духовенства, непосредственно работающего в частях и подразделениях сил обеспечения безопасности государства, как это было в ОКПС или тюремном ведомстве, активно используется и в современных условиях (направление священников в горячие точки по вахтовому методу, выходы в походы на военных кораблях, работа в тюрьмах и следственных изоляторах). Наверное, именно этот принцип наиболее приемлем в развитии взаимодействия Русской Православной Церкви с силовыми структурами государства.

В огне сражений

Военное духовенство, деля с армией и флотом все тяготы военной жизни, содействовало не только религиозному, но и нравственному воспитанию воинов, укреплению патриотизма, преданности долгу службы. В военное время полковые священники проявили немало доблести, поддерживая дух войск на полях сражений. Многие из них в критические моменты боя с крестом в руке шли впереди солдат, собственным примером увлекая их на противника.

26 ноября 1869 г. в России торжественно отмечали 100-летие ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия. На праздничной церемонии в Зимнем дворце внимание собравшихся невольно привлекал военный священник. Его скромная ряса, украшенная двумя георгиевскими наградами — орденом Святого Георгия 4-й степени и наперсным крестом на Георгиевской ленте, контрастно выделялась на фоне шитых золотом военных и придворных мундиров. А после того как отца Иоанна удостоил беседой император Александр II и присутствующим показали покореженный пулей наперсный крест и разорванную шрапнелью епитрахиль военного священника, интерес к нему стал всеобщим.
Иоанн Пятибоков начал службу в 1848 г. младшим священником Костромского егерского полка. Полковой батюшка быстро завоевал любовь и уважение однополчан. Особенно импонировало солдатам то, что отец Иоанн не робеет в бою и никогда не кланяется вражеским пулям. Когда священника упрекали в излишней храбрости, он неизменно заявлял, что не может кланяться басурманским пулям, так как привык это делать только перед святыми иконами. Уже в 1849—1850 гг. он отличился усердной пастырской деятельностью в ходе Венгерской кампании, был назначен старшим священником в Могилевский пехотный полк. В марте 1854 г. могилевцы форсировали Дунай и стали штурмовать турецкие укрепления. В ходе кровопролитного боя, длившегося около 6 часов, полк понес большие потери; были убиты или ранены многие офицеры. Когда под огнем турецкой артиллерии солдаты дрогнули и смешались, перед полком с крестом в руке появился отец Иоанн и с призывом: «С нами Бог! Родимые, не посрамим себя! Сослужим службу во славу Святой Церкви, в честь Государя и на утешение нашей матушки России!» — пошел на врагов. Солдаты устремились за полковым батюшкой. Турецкие укрепления были взяты, и одним из первых на них взошел отец Иоанн, получивший в ходе боя две контузии. Крест с отбитой пулей правой стороной и пробитую шрапнелью епитрахиль, бывшие на Пятибокове в этом бою, и показывал император собравшимся в Зимнем дворце. За этот подвиг отец Иоанн стал третьим среди священнослужителей кавалером ордена Святого Георгия 4-й степени — высшей военной награды государства, предназначенной для награждения генералов и офицеров за конкретные боевые подвиги. Так как кавалер георгиевского ордена автоматически становился потомственным дворянином, он получил и грамоту о внесении его в Дворянскую родословную книгу Санкт-Петербургской губернии.

Первым почетную боевую награду еще в 1812 г. получил священник 19-го Егерского пехотного полка Василий Васильковский. Вместе с егерями отец Василий отличился во многих боях. На начальном этапе войны полк выдержал тяжелый бой под Витебском. Командир дивизии, в которую входил егерский полк, генерал Петр Лихачев после этого боя отмечал, что отец Василий по искреннему усердию постоянно находился в «жарком огне, поощряя и воодушевляя сражающихся». В бою он был ранен, а от верной смерти духовного пастыря спас наперсный крест, принявший на себя удар вражеской пули.
Затем было Бородино и кровопролитное сражение под Малоярославцем, который несколько раз переходил из рук в руки. О действиях отца Василия в этом сражении командующий корпусом генерал Дмитрий Дохтуров доносил Кутузову, что священник 19-го Егерского полка «всё время находился с крестом в руках впереди полка и своими наставлениями и примером мужества поощрял воинов крепко стоять за Веру, Царя и Отечество и мужественно поражать врагов, причем сам был ранен в голову». Заслуги духовного пастыря по праву были отмечены орденом Святого Георгия 4-й степени. Свой жизненный путь отец Василий закончил так, как подобает воину; он скончался во Франции от ран, полученных во время заграничного похода.
Вторым кавалером военного ордена стал священник Тобольского пехотного полка Иов Каминский. Во время русско-турецкой войны 1828—1829 гг. полк участвовал во многих боях. В мае 1829 г. одному из батальонов полка была поставлена задача форсировать Дунай и уничтожить неприятельские батареи, чтобы обеспечить штурм города Рахова. Отец Иов благословил воинов на берегу реки и вместе с ними под огнем противника переправился на лодке через Дунай. Форсирование прошло успешно, и солдаты, воодушевляемые священнослужителем, бросились на штурм вражеской батареи. После ожесточенного боя турецкая батарея была захвачена, но отец Иов, находившийся в первой шеренге атакующих, был тяжело ранен пулей в голову. За этот подвиг отец Иов стал кавалером ордена Святого Георгия.
Крымская война 1853—1856 гг. дала немало ярких примеров пастырского служения военных священников. В марте 1855 г., в ходе ожесточенных боев за Севастополь, отряд генерала Степана Хрулева предпринял дерзкую ночную вылазку. В переломный момент боя, когда французы стали одолевать смельчаков, в передовой цепи появился священник 45-го флотского экипажа отец Иоаникий и, воодушевив солдат, снова повел их в атаку. В стремительном порыве солдаты захватили три вражеские траншеи. Несмотря на контузию — пуля попала в крест на груди пастыря, он не оставил поля боя. Свидетельством того, что священник оказался участником рукопашной схватки, стали епитрахиль и ряса, пробитые вражескими штыками. Единственный из военных священников, участвовавших в Крымской кампании, Иоаникий Савинов был награжден орденом святого Георгия 4-й степени.

Стоит отметить, что в войнах, которые приходилось вести России, подвиги военных священников были явлением далеко не единичным. Многие из них в критические моменты боя, следуя примеру иноков-воинов Пересвета и Осляби, с крестом в руке шли впереди солдат, собственным примером увлекая их на противника. При штурме Измаила в Полоцком пехотном полку погиб командир, были убиты или ранены многие офицеры; атака начала захлебываться. Тогда впереди полковой колонны встал священник Трофим Куцинский и с крестом в руке повел солдат на штурм. Полк свою задачу выполнил. После победы Александр Суворов доносил генерал-фельдмаршалу Григорию Потемкину: «Сегодня у нас будет благодарственный молебен. Его будет петь Полоцкий поп, бывший с крестом перед сим храбрым полком...». Одним из первых отец Трофим в 1790 г. получил золотой наперсный крест на Георгиевской ленте, который был специально учрежден для награждения военных священников за боевые подвиги.
Георгиевский наперсный крест стал второй (по времени учреждения) Георгиевской наградой в России; знаменитый солдатский Георгиевский крест (первоначально он назывался Знак отличия Военного ордена) появился значительно позже, только в 1807 г. Золотой наперсный крест на Георгиевской ленте стал не только очень почетной, но и относительно редкой боевой наградой; до русско-японской войны им были награждены всего 111 человек. И за каждой такой наградой — конкретный подвиг.
После изгнания наполеоновских полчищ из России Александр I наградил золотым крестом на Георгиевской ленте священника Кавалергардского полка Михаила Гратинского и назначил его своим духовником. Участник Бородинского сражения, отец Михаил по духовным делам задержался в Москве и не успел ее покинуть при отступлении русской армии. Оставшись в захваченной врагом столице, стал доступными ему средствами бороться с захватчиками. Уже 3 сентября (по старому стилю) он собрал людей в церкви и, не страшась присутствия французов, провел молебен о даровании «победы русскому христолюбивому воинству и об изгнании врага из столицы». Богослужения и проповеди отец Михаил проводил почти каждый день в уцелевших московских церквах, призывая к беспощадной войне с поработителями. Слух о храбром священнике быстро распространился среди немногих оставшихся в столице жителей, и на его проповеди, несмотря на смертельную опасность, всегда собирались люди. Так, даже в окружении врагов, полковой священник продолжал выполнять свой пастырский долг.
Во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. в Кавказской армии прославился священник 160-го Абхазского пехотного полка Федор Михайлов. Когда полк участвовал в боях, он постоянно находился в передовых цепях. Если же полк выводили из боя, отец Федор шел в передовые шеренги других полков. Солдаты не только горячо любили своего батюшку, но и искренне считали, что пули его не берут. За отличие в боях под Эрзерумом он был произведен в протоиереи. Его подвиги были отмечены золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте, орденами Святого Владимира 4-й степени с мечами, Святой Анны 2-й степени с мечами и многими медалями. Боевых наград было у отца Федора так много, что он из скромности стеснялся их все надевать. И таких орденоносных батюшек в российской армии было немало.
Не были обойдены наградами и священники Отдельного корпуса пограничной стражи. По данным на 1 июля 1904 г., орденами Святой Анны 3-й и 2-й степени и орденом Святого Владимира 4-й степени были награждены настоятель Таурогенской бригадной церкви протоиерей Константин Баньковский и священник Эриванской бригадной церкви протоиерей Исаак Иорданов.
Стоит отметить, что награды в России давались только в соответствии с чинами, поэтому полковые священники, которые примерно приравнивались по чину к армейским капитанам, обычно получали ордена Святой Анны 3-й и 2-й степеней и Святого Владимира 4-й степени. Благочинные дивизий, корпусов и армий могли рассчитывать и на Святого Владимира 3-й степени. На кресты этих орденов, полученные за отличия в боях, добавлялись скрещенные мечи. Орден Святого Георгия не входил в систему старшинства российских орденов, а случаи награждения им военных священников были единичными и только за беспримерные личные подвиги.
Военные священники могли поощряться и специальными духовными наградами: за боевые отличия их производили в протоиереи, представляли к скуфье и камилавке, награждали тремя видами золотых наперсных крестов: на Георгиевской ленте, из Кабинета Его Императорского Величества и от Священного синода. Так, священник Ченстоховской пограничной бригады Иоанн Филатович «во внимание к отлично-усердной его пастырской службе» был награжден наперсным крестом от Священного синода.

Войны XX в. — русско-японская и Первая мировая — дали еще множество примеров героизма военных пастырей. Священник 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Стефан Щербаковский в бою под Тюренченом, благословив стрелков, с пением Христос воскресе пошел в атаку во главе знаменной роты, был ранен. Стал пятым георгиевским кавалером среди священнослужителей. Священник крейсера Варяг Михаил Руднев во время боя бестрепетно ходил по залитой кровью палубе, напутствуя умирающих, оказывая помощь раненым и воодушевляя сражавшихся. Награжден золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте.
По неполным данным, в годы Первой мировой войны военные священники были удостоены 14 орденов Святого Георгия 4-й степени, 85 орденов Святого Владимира 3-й степени с мечами, 203 орденов Святого Владимира 4-й степени с мечами, 304 орденов Святой Анны 2-й степени с мечами и 239 орденов Святой Анны 3-й степени с мечами, а также 227 золотых наперсных крестов на Георгиевской ленте.
Вот только несколько примеров. В 1914 г. сорвалась атака на австрийцев 9-го Казанского драгунского полка. Тогда на нестроевой лошаденке с криком: «За мной, ребята!» — поскакал на противника священник Василий Шпичек. Полк поддержал своего батюшку, противник был разбит. Отец Василий стал кавалером ордена Святого Георгия.
На австрийском фронте 7-й Финляндский стрелковый полк готовился к наступлению, перед началом которого предстояло разрушить проволочные заграждения на позициях противника. Несколько безуспешных попыток закончились большими потерями. Тогда вызвался организовать вылазку полковой священник отец Сергий Соколовский. Он объяснил свое решение тем, что уничтожение заграждений — не убийство и его сану не противоречит. Обрядив смельчаков, вызвавшихся идти с ним, в саваны — дело было зимой — духовный пастырь повел их под покровом ночи к вражеской позиции. Проволочные заграждения были уничтожены, и полк провел успешную атаку. За этот подвиг отец Сергий стал георгиевским кавалером. Впоследствии полк сражался на французском фронте, и французы, которых трудно удивить военной доблестью, прозвали отца Сергия легендарным священником.

Действуя в боевых порядках, священники подвергались тем же опасностям, что и простые воины. Только в Отечественную войну 1812 г. погибло, умерло от ран и болезней около 50 полковых священников. Большими были потери священнослужителей и в других войнах. В 1853 г. обер-священник Кавказского корпуса протоиерей Михайловский доносил обер-священнику армии и флотов, что «по взятии турками укрепления св. Николая гарнизон начальника Черноморской береговой линии адмирала Серебрякова, исключая 30 человек, весь уничтожен. В числе убитых находится мученически умерший иеромонах Серафим Гуглинский, ему отпилили голову и, вонзив ее на копье, показывали турецкому полчищу». И таких примеров можно привести немало. Только в ходе Первой мировой войны более 400 священников было контужено или ранено, а более 30 погибло. Практики посмертного награждения в русской армии не было до 1917 г., поэтому главной наградой погибшим в боях священнослужителям стала светлая память об их подвигах.
В октябре 1914 г. в Черном море немецкий крейсер атаковал минный заградитель Прут, который не мог противостоять ему в открытом бою. Командир российского корабля принял решение — открыть кингстоны. Видя, что Прут, не спуская Андреевского флага, начал погружаться, а личный состав садится в шлюпки, капитан крейсера приказал открыть артиллерийский огонь. С отходящих от гибнущего корабля шлюпок матросы видели, что на верхней палубе среди огня и дыма стоит в полном облачении с поднятым крестом корабельный священник. Восьмидесятилетний иеромонах отец Антоний не покинул родной корабль, а предпочел с ним погибнуть, до последней минуты жизни благословляя свою паству.

Время не властно над традициями. И в годы Великой Отечественной войны рядом с воинами снова оказались духовные пастыри. Призванные в ряды Красной армии или пришедшие на помощь партизанам и подпольщикам, они с честью выполнили свой гражданский и христианский долг.
Священник Успенской церкви Ивановского района на Пинщине отец Василий Копычко с первых дней оккупации установил тесные связи с партизанами и стал их связным. Патриотическая деятельность священника, который призывал прихожан к сопротивлению, доводил до них сводки Совинформбюро, не осталась незамеченной оккупантами. Фашисты сожгли церковь и дом священника, но отца Василия захватить не смогли — прихожане его спрятали, а затем переправили в партизанский отряд. За свою подвижническую деятельность отец Василий был награжден медалями Партизану Великой Отечественной войны, За победу над Германией и За доблестный труд в Великой Отечественной войне. Любопытно, что награждение двумя последними медалями одного человека — случай очень редкий, т.к. обычно награждали только одной из них.
Пятью боевыми медалями был отмечен ратный путь священника из города Чистополя Куницына, призванного в армию в 1941 г. и с боями дошедшего до Берлина.

Пред Богом все равны

Стоит отметить, что русская армия всегда отличалась веротерпимостью и отсутствием притеснений по религиозным мотивам. В XVI в. в ходе ливонской войны бок о бок с православными русскими воинами сражались мусульмане из приволжских народов. В XVII в., когда в России стали создаваться воинские части по западноевропейскому образцу, в армии появилось большое количество католиков и протестантов. Инославные и иноверные, как их тогда называли, воины не только доблестно сражались в многочисленных войнах, которые приходилось вести России, но и достигали высших командных постов. Фельдмаршалом, князем, военным министром и полным кавалером ордена Святого Георгия стал протестант Михаил Барклай-де-Толли, в Первую мировую войну командовали корпусами мусульмане полные генералы Дмитрий Абациев, Эрис-Хан-Султан-Гирей Алиев, Хан-Гусейн Нахичеванский, в конце XIX в. в Академии генерального штаба историю военного искусства преподавал старообрядец полковник Баскаков, а начальник штаба армейского корпуса генерал-майор Александр Хануков, караим по национальности, исповедовал иудаизм. Чтобы не оскорблять религиозные чувства неправославных воинов, для них изготавливали специальные награды. На предназначенных для них орденах, георгиевских крестах и медалях вместо изображения или вензеля святого помещали двуглавого орла — герб России. Перед Первой мировой войной в каждом военном округе были свои мулла, ксендз и раввин.

Веротерпимости в армии способствовало и то, что значительное количество генералов и офицеров были неправославного вероисповедания. В 1862 г. таких было более 30%. Требование веротерпимости и уважения ко всем религиям было закреплено в воинских уставах. Так, Устав внутренней службы 1910 г. требовал от командира полка устанавливать порядок «отправления в церкви своих исповеданий неправославных нижних чинов», а также «в дни совершаемого по их вере и обрядам особого богослужения» освобождать их от занятий и, по возможности, от нарядов. Особая роль в предотвращении религиозных распрей отводилась военным священникам. «Усердно прошу духовенство действующей армии избегать по возможности всяких религиозных споров и обличений иных вероисповеданий, — указывал военным пастырям протопресвитер, — подвизающееся на бранном поле духовенство имеет возможность подтверждать величие и правоту православной Церкви не словом обличения инаковерующих, а делом христианского самоотверженного служения, как православным, так и инославным, памятуя, что и последние проливают кровь за Веру, Царя и Отечество».

Под сенью воинского храма

Большое значение для верующих имеет возможность соблюдения культовых обрядов. При Петре I в гарнизонах и полках появились свои походные церкви, которые можно было быстро развернуть в большой палатке или в любом помещении. На кораблях церкви размещались в специальных каютах. При военных учреждениях и госпиталях строились временные церкви. В 1748 г. первая постоянная деревянная церковь была построена для Семеновского гвардейского полка. В 1753 г. был возведен Морской Николо-Богоявленский собор в Санкт-Петербурге, а в 1764 г. первую полковую каменную церковь получил Преображенский гвардейский полк. С этого времени во многих гарнизонах, при воинских частях и учреждениях стали возводиться церкви.
В начале ХХ в. на балансе военно-духовного ведомства было уже 24 собора и порядка 630 церквей — гарнизонных, полковых, крепостных, госпитальных, портовых и т.д.
В отдаленных гарнизонах военные храмы зачастую были единственными православными церквями на целые регионы, и их прихожанами становились местные жители. Такие храмы превращались в центры не только духовной, но и культурной жизни, а военное духовенство получало возможность проводить широкую миссионерскую работу. Так, полковой священник Гнедовский в Делижане основал церковноприходскую школу, в которой учились 11 детей из православных семей и 120 из семей сектантов и местных народов. Главный священник Кавказской армии протоиерей Гумилевский обратил в православие около 400 раскольников и иноверцев. И такая практика была повсеместной.
Стоит отметить, что в России было немало так называемых иноверческих храмов. Они не стояли на балансе военно-духовного ведомства, но строительство многих из них полностью или частично финансировалось из военного бюджета. Так, только в городе российских моряков — Кронштадте рядом с православными храмами находились: мечеть, евангелическо-лютеранская церковь Святой Елизаветы, лютеранская церковь Святого Николая, а римско-католическая церковь Вознесения Господня даже была первоначально размещена в здании Морского кадетского корпуса.
Так уж распорядилась история, что в нашей стране в память великих битв, в которых решалась судьба Отечества, в память полководцев и народных героев, ставших на защиту родной земли, в память прославленных воинских частей и соединений народ возводил храмы и часовни, часто жертвуя на это последние копейки.
После Куликовской битвы многих погибших в сражении воинов привезли в Москву и похоронили на холме при слиянии рек Москвы и Яузы. На братских могилах поставили церкви в честь Рождества Богородицы, Всех Святых, Троицы и Святого Николая. Позже в память о погибших возвели монастырь Иоанна Предтечи. Храмы в память Куликовской битвы появились во многих русских городах и селах.

Новые церкви и монастыри возводились на Руси после отпора нашествиям ханов Ахмата, Мамай-Гирея, Казы-Гирея, взятия Казани, изгнания из Москвы польских интервентов, побед в Северной войне и войнах с Турцией. Морякам, погибшим в боях за Отечество, посвящен храм Спаса на водах в Санкт-Петербурге.
В 1812 г., после изгнания наполеоновских полчищ из России, был обнародован императорский манифест о строительстве храма Христа Спасителя. В одном из красивейших мест столицы, на берегу Москвы реки возвели величественный храм. Издалека шли к нему люди поклониться подвигу соотечественников. В тридцатые годы прошлого века храм Христа Спасителя разделил участь многих лучших людей Отечества. В наши дни храм-памятник воинской славы возродился вновь, идут к нему люди, горят лампады и свечи, сохраняется память и слава российского воинства.
Некоторые храмы — памятники русской военной славы оказались далеко за пределами Отечества.
В Германии на окраине Потсдама на фоне потемневших от времени рубленых русских домов с резными наличниками стоит устремленный ввысь храм Святого Александра Невского. Интересна его история. В период наполеоновских войн в Пруссии оказались пленные русские гренадеры. Когда Пруссия примкнула к антинаполеоновской коалиции, они участвовали в Битве народов под Лейпцигом, штурмовали Париж. Из их числа прусский король Фридрих-Вильгельм III отобрал 14 человек, хорошо певших русские песни, и Александр I подарил их своему союзнику. Солдат поселили в специально построенной деревне Александровке, на окраине которой возвели храм в честь Александра Невского — уменьшенную копию Десятинной церкви в Киеве.
Много лет минуло с того времени. Давно рассеялись по Европе потомки первых прихожан, но в храме продолжают бережно хранить военные реликвии. На видном месте четырнадцать русских фамилий и напротив каждой — потемневшие от времени боевые кресты и медали.
История другого православного храма не менее интересна. В 1813 г. под Лейпцигом коалиционное войско России, Австрии, Пруссии и Швеции нанесло решительное поражение Наполеону. Дорого заплатила русская армия за общую победу. Более двадцати тысяч русских воинов остались покоиться в земле Германии. В канун столетия битвы русское правительство приняло решение открыть в Лейпциге храм-памятник. В течение года церковь святителя Алексия, прообразом для которой послужил храм в Коломенском, была построена.
18 октября 1913 г. в присутствии великого князя Кирилла Владимировича, кайзера Вильгельма II, саксонского короля Фридриха Августа храм был открыт. У входа на чугунной плите надпись Памяти 22000 русских воинов, павших под Лейпцигом... В часовне-склепе храма перезахоронили останки героев Лейпцигской битвы генерал-лейтенанта Ивана Шевича, генерал-майора князя Николая Кудашева и полковника Андрея Юргенева.

Через год началась Первая мировая война. Храм лишился многих реликвий, церковной утвари, части колоколов, но службы в нем не прекращались. Даже в годы фашизма церковь святителя Алексия продолжала укреплять веру людей в доброту, справедливость и милосердие. В 1945 г. храм посетил Георгий Жуков. Он дал распоряжение военному коменданту Лейпцига привести храм-памятник русским воинам в порядок и оказывать ему всяческую помощь.
Храмы, связанные с русской военной славой, можно найти во многих странах. 20 августа 1876 г. в бою с турками у сербского села Горный Андровац погиб полковник Николай Раевский (внук героя войны 1812 г.). В начале прошлого века на месте его гибели была построена церковь Святой Троицы. Этот храм, поставленный в честь представителя славной российской боевой династии, действует и по сей день.

На переломе истории

Военное духовенство всегда находило поддержку в офицерском корпусе России. Многие выдающиеся русские военачальники считали, что религия помогает поднять моральный дух войск, укрепляет веру в победу.
В бытность командиром Суздальского полка Александр Суворов составил перечень полковых молитв и требовал: «Отныне всем нижним чинам твердо знать и ежедневно поутру и ввечеру по оным Господу Богу молитца, читая их каждый вслух и наизусть».
Русская армия традиционно была верующая, и эта вера умело поддерживалась и поощрялась. Но идеализировать религиозность русской армии, как это зачастую происходит в наши дни, не стоит.
Религиозность офицеров начала падать еще во времена Петра I. Оторванное от патриархальных дворянских семей, офицерство быстро впитало разгульный дух, который привнесли в его среду коллеги из западных армий. Недаром в Уставе воинском, принятом в 1716 г., содержались артикулы, предусматривающие наказание офицеров за неявку на молитву или появление на ней в пьяном виде.

К концу XIX в. строгое соблюдение религиозных обрядов в офицерской среде стало считаться чем-то неприличным, а посещение церкви рассматривалось только как разновидность служебных обязанностей. Угас религиозный пыл и в солдатской среде, которая из чисто крестьянской стала всесословной. Очень образно это описал в статье, опубликованной в 1908 г. в журнале Офицерская жизнь (№ 112) священник Цирук-Соболевский: «Настает праздник; раздается благовест в церкви; в казармах слышится команда:
— Собирайся в церковь.
Новички спешат исполнить приказание, а в это же время старый солдат растягивается спокойно в постели и посмеивается, мол, ну-ну, поворачивайся поживей, серый.
— Что же ты в церковь не идешь? — слышится робкий голос новичка.
— Походи ты теперь, а я уже находился, теперь и полежать можно да отдохнуть.
Молодой солдат в недоумении.
Приходит в церковь; осматривается по сторонам; фельдфебеля почти ни одного; офицеров тоже не видно, да и господ вообще мало; одна-две дамы и больше никого. Думает он, что бы это значило? Батюшка говорил, что в церковь надо ходить, грешно забывать Бога, да и в деревне старики тоже говорили; а почему же одних нас гонят в церковь, а ни начальство наше, ни господа не ходят; а они ведь люди ученые и сами знают, что грешно, а что нет; видно это нас, серяков, поп наш только морочит».

Духовно-нравственное состояние армии волновало не только военное духовенство, но и командование. В 1900 г. по указу императора создается специальная комиссия для выработки предложений по совершенствованию религиозно-нравственного воспитания в армии. Был разработан комплекс реальных мер — от включения в планы занятий с солдатами элементарного курса Закона Божия до строительства новых церквей. Не забыли и о воинах, исповедующих другие религии, предусмотрев командирование в войска иноверческих и инославных священнослужителей.
Несмотря на героические усилия военных пастырей, процесс стал необратимым и особенно усилился в 1917 г. после февральской революции. Появились случаи оскорбления священников, открытого препятствия им в проведении служб и даже физического насилия. Одним из первых от рук опьяненных свободой солдат и матросов пал настоятель Свеаборгского крепостного собора протоиерей Ягодин. В отдельных воинских частях на митингах принимались решения об упразднении должностей военных священников. Этому способствовали и некоторые правовые акты, принятые Временным правительством: постановление Об отмене вероисповедных и национальных ограничений и закон О свободе совести.

После октябрьских событий отношение новой государственной власти к Церкви поначалу не было враждебным. Но после того, как патриарх Тихон ниспослал на большевиков анафему, начались многочисленные притеснения и репрессии в отношении священнослужителей и верующих. В январе 1918 г. Наркомат по военным делам расформировал Управление военного духовенства и уволил всех военных священников с государственной службы в армии.
В ходе гражданской войны многие военные пастыри оказались в белых армиях. Так, в Добровольческой армии Деникина было около тысячи военных священников. В армии адмирала Колчака около двух тысяч военных пастырей и полторы тысячи священнослужителей не только обращали души воинов к Богу, но и создали свои боевые формирования: полк имени Марии Магдалины, Святую бригаду, состоящую из полков Иисуса Христа, Богородицы и Николая Чудотворца, боевые дружины старообрядцев и подразделения из духовенства и верующих других конфессий.
Несмотря на личный героизм и самоотверженность военного духовенства, возродить религиозность в армиях Белого движения не удалось. Уже находясь в эмиграции, бывший руководитель военного духовенства в армии барона Врангеля митрополит Вениамин вспоминал, что после посещения ряда полков он «пришел в ужас. Чем же они отличаются от безбожников большевиков?.. Синод, архиереи — мы были бессильны и совершенно неавторитетны в глазах военных».
После разгрома Белого движения военное духовенство как самостоятельная религиозная структура прекратило свое существование. Оставшиеся кое-где в эмигрантских военных организациях священники перешли в подчинение епархиальным властям.

Возрождение

Конец 1980-х — начало 1990-х гг.: динамичный процесс изменения государственно-церковных отношений. 25 октября 1990 г. был принят Закон РСФСР О свободе вероисповеданий, который не предусматривал создания органов и должностей, «предназначенных для решения вопросов, связанных с реализацией права граждан на свободу вероисповеданий» (ст. 8). Тем самым государство лишило себя законодательно закрепленных централизованных органов, организующих взаимодействие между государственными структурами и Церковью. Это, в частности, сказалось на развитии взаимоотношений Церкви с такими важными структурами государства, как Вооруженные силы и специальные службы. Руководители министерств и ведомств, имеющих в своем составе воинские формирования, были вынуждены самостоятельно (в лучшем случае при согласовании друг с другом) искать пути налаживания военно-церковных отношений. При этом основным объектом взаимодействия всеми была выбрана РПЦ, имеющая в силовых структурах наибольшее количество последователей.

Первым официально вступило на этот путь Министерство внутренних дел, но только в интересах лиц, отбывающих наказания в исправительных учреждениях (ИТУ). Явочным порядком стали налаживаться взаимоотношения ИТУ с региональными религиозными организациями. Уже в 1989 г. в специально разработанной программе социальной переориентации исправительно-трудовой системы предусматривалось «обеспечить реализацию гарантий свободы совести осужденных. Предусмотреть возможность приглашения ими служителей культа для отправления обрядов исповеди, бракосочетания, крещения, отпевания и т.п., приобретения отдельных видов религиозной атрибутики, получения индивидуальных консультаций».
В 1989 г. приказом МВД СССР № 250 были приняты Рекомендации по взаимоотношениям исправительно-трудовых учреждений с религиозными организациями и служителями культов, а в 1992 г. в исправительно-трудовой кодекс была внесена новая статья: Обеспечение свободы совести осужденных. Активизация аналогичной работы в собственно военных структурах сдерживалась отсутствием нормативно-правовой базы, которая находилась на этапе разработки. Но уже в начале 1990-х гг. в воинские части и на боевые корабли снова пришли священнослужители. И глубоко символично, что возрождение военного духовенства, как когда-то и его зарождение, началось на флоте.
В 1992 г. из Кронштадта в дальний поход вышел учебный корабль «Гангут», на борту которого находился настоятель Кронштадтского Владимирского собора отец Владислав.

До 1992 г. поиск путей сближения между военными структурами и религиозными организациями проходил на региональных уровнях: со стороны РПЦ — монастырь, храм (приход), со стороны армии — воинская часть (отдельный батальон, полк, бригада), дивизия, учебное заведение. С 1992 г. к нему подключаются руководящие органы министерств и ведомств, а со стороны РПЦ — Отдел внешних церковных сношений Московского патриархата (ОВЦС).

Впервые во всей его актуальности вопрос о проблемах духовного окормления военнослужащих российской армии православным духовенством был поставлен перед военными структурами в октябре 1992 г. участниками научно-практической конференции, организованной Православным Свято-Тихоновским богословским институтом в стенах академии Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации. Конференция стала первой попыткой теоретического обоснования необходимости тесного сотрудничества армии с Церковью. Сам факт проведения подобной конференции красноречиво свидетельствует, что к этому времени в руководстве Вооруженных сил сложилось понимание необходимости использования возможностей религии в воспитательной работе с военнослужащими.
В этом же году Свято-Тихоновский богословский институт практически приступил к подготовке кадров военного духовенства из числа военнослужащих российской армии, зачислив 7 офицеров, представляющих Министерство обороны, Пограничные войска и ФАПСИ, на первый курс вечернего отделения богословско-пастырского факультета.
В январе 1993 г. был принят Закон Российской Федерации О статусе военнослужащих, в который вошли положения, связанные с обеспечением свободы совести и вероисповедания. В Законе отчетливо просматривается линия на максимально возможное соблюдение личных прав верующих военнослужащих, уважение их религиозных чувств. Вместе с тем, здесь нашла применение юридическая норма о том, что реализация прав одних граждан не должна нарушать права и свободы других граждан. Для воинских коллективов эта норма особенно актуальна. Закон впервые определил, когда и в каком качестве военнослужащие могут участвовать в религиозных церемониях, проявлять свое отношение к религии, использовать религиозную символику, литературу и предметы культа.
К концу 1993 г. в российском законодательстве появилось еще два важнейших нормативных акта, имеющих непосредственное отношение к регулированию военно-церковных отношений. Это Конституция Российской Федерации, принятая всенародным голосованием 12 декабря 1993 г., и Указ Президента РФ от 14 декабря 1993 г., которым были утверждены Общевоинские уставы Вооруженных сил Российской Федерации.
Конституция (Ст.28) провозгласила, что «каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними».
Устав внутренней службы ВС РФ вменил в обязанность заместителей командиров (начальников) по воспитательной работе «организовывать и проводить воспитательную работу с личным составом с учетом национальных и психологических особенностей, уровня образования и отношения к религии каждого военнослужащего».
Весной 1993 г. произошло событие, знаменательное для налаживания двусторонних отношений армии и спецслужб с РПЦ. На состоявшейся в Гуманитарной академии Вооруженных сил РФ международной научно-практической конференции Проблемы и пути духовно-нравственного воспитания военнослужащих армий России и США принял участие Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. В своем докладе он выразил официальную позицию РПЦ к проблеме взаимодействия с армией: перспективная задача — создание института военного духовенства; текущая задача — активная пастырская и миссионерская работа.

8 июля 1993 г. состоялся первый официальный контакт руководства Вооруженных сил и священноначалия РПЦ — встреча председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла и министра обороны П.С.Грачева. Митрополит Кирилл и министр обороны сошлись во мнении, что церковно-армейские контакты должны координироваться специальной комиссией, наделенной для этой работы соответствующими полномочиями. Принципиальным является то, что, говоря на встрече о церковно-армейских отношениях, особенно в регионах, митрополит Кирилл имел в виду воинские части всех силовых структур.
Переломным в отношениях между силами обеспечения безопасности России и РПЦ стал 1994 год; 2 марта состоялось событие, которое соединило прервавшуюся было нить, на протяжении тысячелетия связывавшую армию и Церковь, — подписание патриархом и министром обороны Совместного заявления, в котором отмечалось: «Сотрудничество Церкви и Российской армии ... послужит укреплению духовно-нравственных начал в жизни российского воинства, расширит возможности для реализации прав верующих военнослужащих, поможет решить многие насущные проблемы, стоящие перед Российскими Вооруженными силами и Русской Православной Церковью».
В апреле на заседании Коллегии Министерства обороны РФ было принято решение о введении в воспитательных структурах Вооруженных сил должностей офицеров по связям с религиозными объединениями. В этот же месяц патриарх направил руководителям синодальных учреждений, епархиальным преосвященным и ректорам духовных школ письмо, в котором предложил «программу претворения в жизнь задач участия Церкви в жизни российского воинства», включающую комплекс мер: от посещения священнослужителями военных гарнизонов, расположенных на территории каждой епархии, для проведения духовно-просветительских бесед, совершения богослужений, таинств и треб до содействия Вооруженным силам в проведении призыва на военную службу через встречи с призывниками, в ходе которых раскрывать традиционное учение православной Церкви о высоком долге защитника Отечества.
В соответствии с Совместным заявлением был создан Координационный комитет по взаимодействию между Вооруженными силами Российской Федерации и Русской Православной Церковью, который уже на втором заседании принял Концепцию взаимодействия Российской армии и Русской Православной Церкви. Предусматривалось, что Комитет будет сотрудничать не только с РПЦ, но и с другими религиозными объединениями, причем их представители могут входить в его состав. Действительно, в нескольких заседаниях комитета принимали участие представители других конфессий, но в состав комитета не вводились и вскоре от участия в его работе отказались. В августе 1994 г. в состав Координационного комитета ввели представителей министерств и ведомств, имеющих в своем составе воинские формирования. Через них министерства и ведомства попытались регулировать свои отношения с Церковью. Но это оказалось малоэффективным даже для ФАПСИ, которое имело в Координационном комитете двух представителей, причем один из них был одновременно штатным сотрудником ОВЦС. Представители военных структур, работая в составе комитета, параллельно готовили встречи своих руководителей с патриархом для подписания совместных документов.

Уже в марте 1994 г. состоялось подписание совместных документов с Министерством внутренних дел, в марте 1995 г. — с Федеральной пограничной службой, в апреле 1995 г. — с Министерством по чрезвычайным ситуациям, в мае 1995 г. — с Федеральным агентством правительственной связи и информации при Президенте Российской Федерации, а затем и с большинством других силовых ведомств.
В 1995 г. определением Священного синода был сформирован Отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями (ОВВСПУ), его председателем назначен архимандрит Савва (Волков), с сентября 1995 г. — епископ Красногорский. Деятельность Координационного комитета по взаимодействию между Вооруженными силами и РПЦ была практически свернута. В церковном руководстве считали, что его функции возьмет на себя новый отдел. Но этого не произошло. Синодальное учреждение РПЦ в принципе не могло заменить межведомственный координационный орган.

Официально днем образования Отдела считается 6 октября 1995 г., когда определением Священного синода был утвержден его Устав. В соответствии с Уставом, главной задачей Отдела является осуществление взаимодействия Московского Патриархата с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, координация и практическое осуществление пастырской и духовно-просветительной деятельности среди военнослужащих, сотрудников правоохранительных учреждений, членов их семей, а также лиц, находящихся в местах лишения свободы.

В настоящее время в Отделе работают 13 сотрудников, из них один — кадровый офицер в звании полковника, рукоположенный в сан священника. Кроме того, из каждой силовой структуры, с которой подписано соглашение, в Отделе безвозмездно один день в неделю работает в качестве консультанта офицер.

По мнению иерархов Русской Православной Церкви создание Отдела позволило значительно активизировать церковно-армейские отношения. Отчитываясь о деятельности Отдела на заседании Священного синода 20 апреля 2000 г., епископ Красногорский Савва отметил, что «в настоящее время Отдел получает помощь и поддержку со стороны и руководства, и рядовых офицеров — ответственных за воспитательную работу. Руководство силовых министерств убедилось в том, что деятельность священников среди личного состава благотворно влияет на дисциплину и психологический климат в коллективах, помогая предотвратить или минимизировать существовавшие и существующие, к сожалению, доселе негативные явления, как то: неуставные взаимоотношения в армии, нарушения режима в исправительных учреждениях».

Стремительными темпами в силовых структурах развивалась религиозная инфраструктура: строились и восстанавливались храмы и часовни, оборудовались молельные комнаты. К 2000 г. в воинских частях и учреждениях Министерства обороны насчитывалось 117 храмов, в погранвойсках — 7 храмов, в воинских частях и учебных заведениях МЧС — 20 храмов, в Федеральной службе налоговой полиции — один храм. В исправительных учреждениях Главного управления исполнения наказаний было почти 160 храмов и 660 молельных комнат. В воинских частях, дислоцированных в ближнем и дальнем зарубежье, постоянно действуют: храм в Боснии, храм-палатка в Косово; два храма в Таджикистане. Храм в Армении действует с 1997 г., но только в летний период, когда Отдел командирует в него на три месяца для совершения богослужений и духовного окормления воинов священника с группой студентов Московской духовной семинарии.
В Республике Босния в поселке Углевик по инициативе российских воинов-миротворцев, поддержанной Отделом, в 1997 г. построен храм Святого Благоверного Князя Александра Невского. 12 сентября 1997 г. он был освящен епископом Красногорским Саввой совместно с епископом Зворничко-Тузлинским Василием (Сербская Православная Церковь). В сентябре 1998 г. состоялись освящение колокольни и передача храму колоколов, пожертвованных главой Администрации Красногорска Московской области. Оба мероприятия проходили в присутствии начальников оперативных групп штабов России и США, представителей командования войск SFOR из Дании, Швеции, Украины и большого количества местных православных жителей — сербов.
До прибытия в часть священника из России богослужения в храме и духовное окормление российских миротворцев совершали священники Зворничско-Тузлинской епархии Сербской Православной Церкви. В настоящее время в этом храме постоянно несут послушание священники, командируемые Отделом. Замена священников проходит регулярно, через каждые 6 месяцев.
По завершении миротворческой миссии этот храм как символ братской дружбы и единства в вере русского и сербского народов планируется передать Сербской Православной Церкви.
Под руководством Отдела пастырскую работу в войсках осуществляют приходские священники епархий, на территории которых эти воинские части расположены. В воинские части, командируемые в миротворческие контингенты в Боснию, Косово, Абхазию, а также в части, выполняющие воинский долг на Северном Кавказе — в Чечне и Дагестане, направляются священники из епархий, где эти части были сформированы.
Важным направлением в деятельности Отдела является организация богословского образования офицеров — заместителей командиров по воспитательной работе. Такое образование они получают, обучаясь очно или заочно в епархиальных духовных учебных заведениях. При Свято-Тихоновском богословском институте существует учебно-методический центр духовного образования военнослужащих, где читают лекции и сотрудники Отдела. Ежегодно в конференц-зале Отдела проходит торжественный акт вручения военнослужащим — выпускникам Свято-Тихоновского института дипломов военных катехизаторов. Отделом организовано чтение лекций преподавателями духовных учебных заведений в военных учебных заведениях, например в Московском юридическом институте. В Военной академии имени Петра Великого открыт факультет Православной культуры. Такой же факультет предполагается открыть в наступающем учебном году в Академии имени М.В.Фрунзе. В военных академиях и училищах ведутся факультативные занятия по богословию. После официального включения специальности «теология» в государственный реестр специальностей высших учебных заведений, возможности деятельности Отдела по организации духовного образования офицеров значительно расширились.

Налаживание взаимоотношений армии с религиозными объединениями находится на начальном этапе и пока больше ориентировано на Русскую Православную Церковь. Но главное, что процесс взаимного сближения начался и, несмотря на имеющиеся сложности, продолжает развиваться.

TopList