Что за праздники мы отмечаем сегодня?
Новый год, Рождество, Женский день, День победы,
День независимости, День конституции. Добавим в
этот список перекрашенные из красных в
радостно-полосатенькие День согласия и
примирения, а также День весны и труда, — и ни за
что не догадаешься, что Москва — бывшая столица
того самого СССР. Можно примерить на себя
самоощущение небольшой, но добротной
демократической страны без потрясений и амбиций,
— разве что праздников маловато.
Собственно, на то и надежда.
Еще предки современных папуасов понимали, что,
дав человеку новое имя, можно изменить его
характер и судьбу.
Древние греки переименовали Черное море — Понт
Аксинский (Негостеприимный), в Понт Эвксинский
(Гостеприимный, Доброжелательный) — чтобы реже в
нем тонули стройные многовесельные корабли с
вином и пшеницей, рабами и оливковым маслом.
Но праздники помнят об обстоятельствах своего
рождения.
...В солнечный день по центральной улице идет
толпа пожилых людей в черных и коричневых
потертых одеждах, с флагами цвета артериальной
крови, вдохновенно поющих «И как один
умрем…» — и отвечающих себе, точно зомби: «Мы
жертвою пали в борьбе роковой». На лозунгах —
тоже пожелания смерти.
Это не процессия погребального культа, это
Первое мая — День весны и труда образца 1998 г.
Люди потом остановятся и будут митинговать,
требуя лучшей жизни; купят детям шарики и
пойдут отмечать — пить, есть, петь, танцевать и
веселиться. Для этих людей День международной
солидарности трудящихся наполнен смыслом,
ради них он и оставлен в календаре; вот они его и
отмечают в соответствии со своей идеологией.
По данным ВЦИОМ, таких отмечальщиков всего 12 %.
Для остальных — это просто весенний выходной:
потусоваться, выспаться, обработать первобытный
огородик, без плодов которого пожилая теща
(свекровь, мама) чувствует себя социально
незащищенной.
На самом деле, в этой абсурдной процессии — самая суть празднества, очищенная от наслоений. Аналогия большевистской идеологии с культом смерти проведена уже давно.
Иди и гибни безупрёчно! |
Любовь родного режима к человеческим жертвоприношениям — это же высшая форма национализации человека, отказ от последней личной собственности. Этот самоуничтожительный порыв подхватил и романтического, гуманного поэта нашего времени:
Я всё равно паду на той, |
Почему?
В основании всех советских
общественно-политических государственных
праздников лежат неприбранные трупы и струится
кровь. А в общем, история наша, судя по
праздникам, неровно, но шла в сторону линии
наименьшей кровожадности.
В 1918 г. диктатура победившего пролетариата
установила декретом свои государственные
праздники. Их первый комплект так разительно
отличается от сегодняшнего, что сравнение
вселяет даже некоторый оптимизм: первые
советские праздники скорее имеют отношение к
смерти, чем к жизни.
22 января — годовщина Кровавого воскресенья.
12 марта — годовщина падения самодержавия.
17 января — День памяти Карла Либкнехта и Розы
Люксембург.
22 декабря — годовщина Московского восстания.
16 апреля — годовщина приезда Ленина в Петроград.
7 ноября — годовщина сами знаете какой революции.
1 мая — годовщина разогнанного в Чикаго в 1886 г.
митинга анархистов, требовавших сокращения
рабочего дня до восьми часов.
Совсем никого не убили только 8 марта — это
годовщина демонстрации американских
социалисток, предъявивших всем свои гражданские
права (1909).
Никогда не бывший праздником (как и 1 мая) в самих
США, этот день в России отмечался и до революции
— но по старому стилю, 23 февраля. Кстати, в 1917 г.
на него как раз пришлось начало революции —
Февральской.
Таким образом, Первое мая — самый древний
пролетарский праздник. Он повеселее, скажем, чем 7
ноября, поскольку взгроможден на древнюю
традицию.
Первые майские дни во многих странах мира, не
страдающих объединением пролетариев, до сих пор
посвящены карнавалам и гуляниям.
Забавно, что ночь с 30 апреля на 1 мая — это та
самая знаменитая Вальпургиева ночь, когда все
ведьмы Германии и Скандинавии летят на шабаш. Со
средних веков в эту ночь люди жгли костры, чтобы
отпугнуть нечистую силу, крестили на ночь детей
— чтобы не украли. Но, видимо, не всех уберегли в
свое время, если назавтра же проходит
пролетарский шабаш.
На следующий день люди в разных странах украшают
Майское дерево цветами и лентами. Вешают на
Майский шест сладости и колбасы, за которыми
карабкаются местные смельчаки. Выбирают
Королеву мая, дарят друг другу ландыши. Можно
собирать рассветную росу — она помогает от
веснушек.
Во всем католическом мире месяц май посвящен
Мадонне.
В социалистической Югославии демонстрации
только на время сменили гуляния в день пророка
Иеремии.
В 1889 г. Конгресс Второго интернационала объявил
Первое мая Днем солидарности рабочих. Первая
российская маевка состоялась в Петербурге уже в
1891 г.
А в 1895 г. в лесочке между Кусковым, Перовым и
Вешняками собрались 300 рабочих — как будто
отметить гуляниями традиционный весенний
праздник, день святого Еремея-запрягальщика (он
же пророк Иеремия). Ничего в этом такого не было —
1 мая гуляет пол-Европы. Но один из них развернул
спрятанное под пиджаком красное знамя — и всё
переменилось.
И как один умрем. Речи рабочих печатались в
Женеве, тамиздатом, и переправлялись обратно.
Красное знамя издавна было символом военного
положения — цвет тревоги, знак кровавого
насилия. В июле 1789 г., в день штурма Бастилии,
мятежники вывесили красное знамя с надписью
«Военное положение объявлено вооруженным
народом». Во время Второго лионского восстания
(1834) красный флаг стал символом революционной
борьбы…
С той поры красный цвет, чередуясь с черным
(цветом Первого лионского мятежа и излюбленной
краской анархистов), периодически сопровождал
мероприятия любителей отнять и поделить. А 1 мая
1918 г. манифестанты-экспроприаторы уже несли
соломенные чучела буржуев-капиталистов, которые
затем ритуально сжигались.
Серп и молот уже в 1917 г. использовались как символ
саратовского губисполкома. Масонская звезда в 1918
г. стала нагрудной эмблемой бойцов Красной армии
— с молотом и плугом в центре. В том же году серп,
молот и красная звезда были признаны как эмблемы
страны победившего самого себя пролетариата.
Но для победы было недостаточно взять мосты,
банки, почту и телеграф. Надо было штыком и
пряником вводить советские праздники.
Сначала надо было нейтрализовать праздники
старые: до 98 нерабочих дней в году, считая все
воскресенья.
Дореволюционная Россия жила по православному
календарю. Кроме того, люди крестили детей,
венчались и отпевали покойников.
Борьба велась направленно и успешно — в 1930 г. был
даже создан специальный штаб по проведению
празднеств. На демонстрациях трудящихся кормили
бесплатным супом, и их явка резко возрастала.
На Пасху назначались дни труда —
воскресники, на Рождество — дни
индустриализации. Чувашский праздник акатуй
стал красным акатуем. Крестины замещались красными
крестинами, октябринами, — с назначением красных
кумовьев из числа партийных активистов.
Умельцы разрабатывали актуальный ритуал красного
погребения.
Коллективизируемые крестьяне попросили в
1929 г. отметить День коллективизации. Но в целом
люди были недостаточно сознательны —
космомольских свадеб в постные месяцы не играли.
В 1931 г., после реформы календаря, отменившей на
два года счет по месяцам и неделям, венчаний в
церквях сразу стало на 30% меньше.
В 1960—1970-е гг. планомерная выработка советской
обрядности продолжилась. За торжественной
регистрацией нового советского человека
следовали: приемы в октябрята-пионеры и прочие
комсомольцы, получение паспорта, первое
голосование, проводы в армию, посвящение в
рабочие, чествование передовика производства и
наставника молодежи, чествование ветерана труда,
проводы на пенсию и в конце концов — гражданская
панихида.
В 1983 г. очередной пленум ЦК партии требовал
дальнейшего настойчивого введения советской
обрядности. С мест рапортовали о введении и
распространении праздника русской березки, о
разработке моделей одежды для подружки невесты
на гражданской свадьбе или для юбилярки на
свадьбе золотой…
Символика и обряды советского праздника
складывались постепенно. Сразу после революции
начался поиск форм празднования, которые
соответствовали бы духу освобожденного
пролетариата.
Торжественные марши с красными флагами
отличались тем, что люди двигались строго вперед,
никогда по кругу. Сами манифестирующие тогда
понимали, что это они так идут прямо к светлому
будущему, к победе коммунизма.
Многое было взято от помпезно-символических
праздников Французской революции,
срежиссированных крупным художником того
времени Луи Давидом. Арки, жертвенники революции,
светильники...
Левые художники — Герасимов и Таиров, Мейерхольд
и Кустодиев, Петров-Водкин и Лентулов, — всерьез
взялись за разработку пролетарских праздников,
видя в этом или идеологический долг, или
возможность реализации своих авангардистских
идей.
7 ноября 1918 г. дорожки на площади перед Большим
театром были окрашены в голубой цвет, а над
окутанными лиловой кисеей деревьями протянулась
в несколько рядов красная бахрома...
Политические карнавалы, массовые действа, живые
конструкции из пионеров, имитирующих
призводственные движения, огромные
символические фигуры пролетариев и буржуев,
Антанты и Чемберлена, композиции вроде
«Прикованный Прометей — рабочий класс» или
«Буржуй и пролетарский кулак»... Огромные
сумрачные манифестации рабочих проходили мимо
зеленых и оранжевых кубов, которыми Н.Альтман
декорировал Дворцовую площадь в Петербурге.
Пролетариат вскоре резко невзлюбил
авангардистское искусство ( « Не нужны нам ваши
шутки, нам предстоят серьезности»).
Постепенно, к концу 1920-х гг., стали выходить
методички и разъяснения о необходимости
придания праздникам торжественного и
сдержанного характера. Торжественность —
признак стабильности. Остановки истории. Маски
ряженым следовало снимать по первому требованию
администрации.
Последний крупный маскарад был в 1937 г. в парке
Горького: первые призы получили костюмы Конституции,
Дрейфующей полярной льдины и Беспосадочного
перелета СССР—США.
В своей канонической форме периода развитого
социализма и 1 мая, и 7 ноября копировали правильную
структуру большого религиозного празднества —
благо все они, от Дня открытия охоты до Пасхи —
устроены примерно одинаково.
Торжества включали и шествие-демонстрацию, и
ритуальное очищение в форме рапортов празднику
(?), и жертвоприношения досрочно сданными
турбинами, вагонами-экскаваторами, кубометрами и
прочим ударным трудом — под жалобное мычание
передоенных для перевыполнения плана коров. Люди
носили портреты мифических предков большевизма,
лицезрели руководителей на постаменте с мумией
бессмертного посредника между основателями
учения и советским народом. Мальчики и девочки
приобщались знамени — ходили с бантами и
флажками; получали для разговления кулечки и
баночки праздничных заказов с более вкусной,
чем в будни, едой (еще на 1 мая 1918 г. полагалась
праздничная надбавка — 1 сайка и полселедки к
пайку I категории — рабочему).
Остальные заклинали будущее, вызывая духов
свершений, перевыполнений и рабочих гарантий,
используя для этого совершенно неуместный в
нормальной жизни ритуальный язык.
«Советские учителя! Воспитывайте подрастающее
поколение советских людей в духе
марксизма-ленинизма!»
«Пограничники! Крепите оборону рубежей нашей
великой Родины!»
Почему? То, что атеизм является тоталитарным
культом, известно давно.
Это было всего каких-то пятнадцать лет назад.
В первую половину мая на всём Старом
континенте, от Японии до Нигерии, — праздники,
карнавалы и процессии. В советском варианте за 1
мая следует День Победы.
Восьмого мая 1945 г. союзниками был установлен
праздник окончания Второй мировой войны, а
указом СНК СССР — праздник победы в Великой
Отечественной войне, — 9 мая. Великая
Отечественная война закончилась днем позже
Второй мировой (хотя продолжалась до 2 сентября —
и реально завершилась на американском линкоре
«Миссури» в день японской капитуляции).
Многие страны отмечают, в той или иной форме, День
Победы (8 мая) или день собственного
освобождения — 6-го, 5-го и т.д.
По указу 1947 г. 9 мая снова стало рабочим днем —
отдыхать было некогда. Эти годы — рекордные по
числу рабочих дней, люди отдыхают только по
воскресеньям (52 дня) — и пять дней
государственных праздников.
Однако истинная причина отмены всенародного
праздника была глубже. Режиму были нежелательны
любые формы объединения людей. Победа
всколыхнула народ, и власти встревожились.
До 1965 г. существовал и действовал негласный
запрет на установку памятников погибшим в
Великой Отечественной, и партийные организаторы
на местах имели инструкции, как отказывать
ветеранам.
Наконец, в 1965 г., 8 марта и 9 мая окончательно стали
законными выходными. День Победы постепенно стал
оформляться как праздник праздников, — самый
настоящий, самый честный; по словам
Б.Ельцина — «праздник номер один».
Когда зашатались гвозди под портретами
советских лидеров, в эпоху романтической
перестройки, — посредством чтения толстых
журналов это мнение сохранилось. Сама великая
победа в Отечественной войне до последнего
времени казалась единственным неопровержимым
успехом в иллюзорном мире социалистических
достижений, соответственно, это был
неопровержимый праздник — единственный
способный объединить и примирить народ в
патриотическом созидательном порыве.
…Зато мы выиграли войну. |
По разным причинам советскому режиму стоило ее
выдумать — сплачивающая роль Победы и ее
празднований того бы стоила. До сих пор этот
праздник, как и тему войны, нельзя трогать.
Люди живут с сознанием того, что их жизнь
выкуплена у смерти жизнями погибших.
«Я знаю, никакой моей вины в том, что другие не
пришли с войны... Но всё же, всё же, всё же...» Народ
объединен этим жертвоприношением, чувством вины
и признательности. Идея искупительного
жертвоприношения создает общность советских
людей.
Война также позволила режиму навести некоторый
порядок в отчетности — жертвы репрессий,
превышающие потери людей во время войны, почти
удалось надолго списать на накладные расходы.
Девятое мая — это не столько День Победы, сколько
день памяти павших. Обряды этого праздника —
поминальные. Братство советских людей стоит на
братских могилах. Никто не забыт. Война была
чудовищно человекоемкой — и ведь это
свойство большевистского режима («И как один
умрем...»).
Просто чудо, что с такими гимнами в подсознании
некоторые всё-таки остались живы.
Смерть — великий уравнитель, и в этом смысле
трагедия войны была осуществлением не
достигнутых в мирном строительстве идей
всеобщего равенства. Возвращение уцелевших к
реалиям иерархической мирной жизни было не
безоблачно, и оставшиеся в живых вспоминают свое
близкое общение со смертью как момент истины
— с ностальгией по равенству и братству и знанию
собственной правоты.
В поминании жертв ничего предосудительного нет,
и этот праздник по-своему гуманен — хоть в этот
день почти не были слышны призывы к мести, или
экспорту революции, или проклятия на головы
капиталистов: даже коммунистов сдерживает
высокое напряжение траура и ностальгии.
Безыдейный праздник Нового года в первые годы
революции не преследовался, но наполнялся новым,
революционным содержанием и символикой.
Год 1918-й был отмечен шествиями по городам и весям
с красным флагом и революционными песнями.
В 1921 г. в Бауманском районе Москвы состоялся
показательный суд над стариком 1920-м годом.
Его обвиняли в ведении войны, создании
заградотрядов, разрушении Сухаревки.
Ряженый-старик говорил:
— Я умираю спокойно, винтовкой я расчистил путь
для мирного строительства.
Рождественскую елку пришлось запретить, и вновь
разрешить лишь в 1930-е гг. — только для Нового
года.
День 1 января оставался рабочим до 1947 г., когда
заменил в качестве выходного День Победы.
В период развитого социализма Новый год, взявший
на себя функцию Рождества — семейного зимнего
торжества, — был единственным совсем-совсем
неидеологизированным советским праздником.
Правда сейчас, когда в телевизоре можно увидеть
поздравления Деда Мороза, становится понятно,
что физиономия Генерального секретаря
Коммунистической партии Советского Союза была
гораздо менее уместна в этом качестве.
Но в новогоднюю ночь народ добрел и прощал,
открывая шампанское при милых традиционных
словах дорогие товарищи, — да и возраст
поздравляющего вполне допускал такое
заместительство.
Некая несуразица, сопровождающая многие
советские праздники, сработала и здесь: народ не
отказывал себе в удовольствии доотмечать дату с
немыслимым при переводе на другой язык названием
— старый Новый год.
В 1970—1980-е гг. Рождество стало праздником вполне
диссидентским. Если разобраться, голодный до
застолья народ как будто бессознательно
отвергал большевистские реформы. Во всяком
случае, не было же старого Восьмого марта или
старого Седьмого ноября, — только Новый год,
как смутно помнилось человеку нового типа,
мог быть и старым — наверное, даже существовал
когда-то, независимо от решений партии. Было в
этом почтичтопразднике нечто, совершенно
немыслимое для 1920-х или 1930-х гг.
Что касается 23 февраля и 8 марта, они к
расцвету развитого социализма сложились в
логичную гендерную пару: сначала поздравляли
мужчин, а через несколько дней — женщин. Полной
параллели не было. Во-первых, женский праздник
был выходным днем, а мужской — рабочим.
Поначалу было складнее: в первые годы советской
власти день 8 марта был Днем работницы. Защитник и
Работница, Солдат и Солдатка, пашущая на коровах,
были реальными героями тех лет.
Самый лиричный советский праздник сильно
преобразился, а начинался ведь как праздник
очень официальный и скучно-идеологический...
В 1913 г. в Петербурге, в здании Калашниковой биржи,
при большом стечении полиции состоялось женское
научное утро, с докладами о положении
трудящихся женщин…
В советское время этот праздник начинался как
производственный (так что выпивка по месту
службы 7 марта вполне законна).
Лишь году к 1927-му работницы распространили
торжество на быт: готовили праздничную еду,
убирали дом, надевали праздничную одежду.
Освобождение женщины и равенство ее с
мужчиной были государственно важными факторами
и увеличивали число работающих. В тридцатые годы
вопрос об эмансипации был решен с завидной
оперативностью: просто зарплата была сокращена
почти в два раза, и отцу семейства в одиночку
стало невозможным это семейство прокормить.
Вскоре женщины составили 35% занятых на
производстве, и под победные фанфары осваивали
работу на конвейере, в паровозных депо и на
тракторах.
Только в последнее время как-то сократилось на
улицах число дам, кладущих асфальт, — видимо, их
постепенно заменяют западногерманскими
полуавтоматами.
Женский день замечателен еще и тем, что это —
единственный праздник, сопровождаемый
ритуальным переодеванием советского человека,
единственный (в до-рязановский период советской
истории) юмористический сюжет советского
торжества. Один день в году глава семьи надевал
фартук (переодевался женщиной) и в компании
сыновей неумело готовил еду и убирал квартиру. В
идеале он должен был делать это именно неумело —
так, чтобы повторение ситуации в остальные дни
исключалось.
Возвращалась хозяйка дома, ахала, ощущая свою
нужность и снисхождение к своим мужикам. А мужики
с облегчением снимали фартук на год, также ощущая
свое превосходство и восторг по поводу того, что
не занимаются этой лабудой ежедневно. За тортами
и мимозами просвечивает момент Господи-или-кто-там-спасибо-что-не-создал-меня-женщиной,
— что применительно к советской женщине, другу
человека и передовику производства, абсолютно
справедливо.
Что касается Дня Конституции, введенного в 1936 г., то праздник этот оказался бродячим: то 5 декабря, то 7 октября, то 12 декабря, — и в конце концов не стал ничем, кроме дополнительного выходного с небольшой идеологической накачкой. Зато точно такой же праздник есть почти в каждой уважающей себя стране, что вполне приятно.
Страна обрела недавно самый главный праздник –
День независимости — 12 июня. Бурных
приготовлений не видно. Бывшие республики СССР в
разные дни справедливо празднуют независимость
от СССР и России, не делая между ними особой
разницы. От чего независимость у нас —
непонятно. Наверное, тоже от СССР —
тоталитарного государства (узурпатора), которое
было почему-то расположено на том же самом месте
(и столицы совпадают), и правопреемником которого
стала Россия. Хотя не зависеть от самого
себя — не высшее ли это блаженство для
философа?
У этого праздника нет обрядности, и пока что
народ не признает за ним особого смысла. В
дальнейшем, может появится специальная
литература, например, о том, что едят на День
независимости.
Ритуальных расстрелов дракона социализма (по
аналогии с хэппенингами 1920-х гг.), увы, не будет —
наши новые боги скорее корыстолюбивы, чем
кровожадны. К тому же убивать дракона надо в
самом себе, а еще великий Шварц заметил, что
занятие это трудное и одиночное.
По совершенно непонятной рациональному уму
причине большинство дней независимости в
остальном мире приходится на июль или на январь.
А на постсоветском пространстве такие независимые
дни отмечают в августе и сентябре.
Российские власти увеличили число праздников и
попытались перекрасить красные страницы
календаря.
Иногда стоит заменить кровь клюквенным соком —
даже в Москве почему-то проводится парад в честь
Святого Пaтрика, покровителя ирландцев.
Но, наверное, надо еще много лет водить
смертельно обиженных коммунистов за нос по
пустынным развалинам СССР (с воздушными
шариками, мороженым и пивом), чтобы люди совсем
перестали привычно славить смерть, хаос и
уничтожение, год за годом отмечая
буржуазно-добропорядочные дни того и сего,
проживая — год за годом — по новому культурному
коду. Они, глядишь, забудут социалистическое
родство; будут пить пиво на аккуратных стриженых
газонах близ собственных домов.
Потому что они совсем не заслужили света.
Может быть, стоит попробовать заслужить покой?