материалы для школьников

Эпоха Ивана Грозного:

события, отложившиеся в текстах

От редакции.
Подборка текстов, рассказывающих о некоторых ключевых событиях эпохи Ивана Грозного, составлена членом Союза писателей России
Михаилом Ивановичем ВОСТРЫШЕВЫМ. Эти тексты — художественные, документальные, написанные самим составителем или найденные в старых журналах — могут использоваться на уроках или стать материалом для обсуждения на семинарах, на занятиях школьного кружка. Иными словами, перед нами микрохрестоматия.

Н.КАЛЕСТИНОВ

Казанский поход

Над Казанью встало тихое светлое утро. Редкие перистые облака далеко раскидались по небу и не мешают ясному солнцу глядеть на землю. Солнечные лучи, наполняя свежий осенний воздух теплом, дрожат, искрятся на стройных минаретах, словно ушедших ввысь, на доспехах русского войска, окружившего Казань.
Последнему оплоту Татарского царства сегодня, 1 октября 1552 г., грозит гибель. И дивно, что в воздухе так ясно и тихо, а с неба так ласково и мирно светит лучезарное солнце. Чудится, что в томительной тишине таится нечто зловещее, что это затишье — перед бурей.
И скоро буря должна грянуть. Татары готовы к бою, в полном вооружении они стоят на стенах, заполнили городские улицы, готовые в любой миг принять удар врага. Они уверены в своей победе над гяурами и их владыкой, который пришел разорять их могучее, непобедимое царство.
Семь недель уже стоит враг под стенами их города, но не в силах овладеть им. Удержится Казань и дальше...
Действительно, казанская твердыня была почти неприступна, хорошо укреплена. Город окружала высокая стена с боевыми башнями. Крепостную стену составляли два ряда огромных дубовых столбов, между которыми была насыпана и плотно утрамбована земля со щебнем. Вокруг стены шел широкий и глубокий ров.
Когда русские 20 августа подошли к Казани, несмотря на то, что у них было стопятидесятитысячное отборное войско и около ста пятидесяти пушек, они поняли, что взять осадой город нелегко. Тем более, что татарский наездник Япанча со своим отрядом лихими набегами с тыла постоянно беспокоил осаждающих.
Царь долго советовался с боярами о плане взятия города. Потом началась долгая и утомительная осада с подкопами и взрывами. Наконец удалось изловить Япанчу, а благодаря искусству инженеров была взорвана часть стены. Удалось даже овладеть одной из городских башен, в которой 30 сентября засел князь Воротынский со своими стрельцами.
Однако татары быстро воздвигли новую стену, и конца осаде не предвиделось. Между тем, русские войска сильно истомились. И тогда царь Иван Васильевич задумал действовать решительно.
Прежде всего он отправил в Казань посольство сказать, что готов пощадить город, если он мирно сдастся. Но татары ответили отказом:
— Не бьем челом. На стене — Русь, в башне — Русь. Но мы другую стену поставили, и или погибнем все, или отсидимся.
Тогда Грозный приказал готовиться к решительному приступу и в ночь с воскресенья на понедельник, с 1 на 2 октября, в 3 часа утра взорвать все подкопы.
Уже с субботы воины, ожидая великой минуты, исповедовались, причащались Святых Тайн. К раннему утру воскресенья все были в боевой готовности...

Чуть забрезжил рассвет, как главных воевод позвали к царской палатке. Сошлись двоюродный брат царя князь Владимир Андреевич, князь Серебряный, под руководством которого велись подкопы, победитель Япанчи князь Горбатый-Шуйский, неудавшийся наместник Казани князь Семен Микулинский и, наконец, бывший казанский царь Шиг-Алей. На последнего с недобрым чувством поглядывали царские воеводы — от Шиг-Алея и пошла вся беда...
Незадолго перед тем Казань, еще не покоренная русскими, тянулась к Москве. Среди татар были люди, которые понимали, что им не под силу борьба с русским царем и лучше покориться ему. Они-то и поставили себе царем Шиг-Алея, наказав ему условие жить в согласии с москвитянами, а прежде убедить русских срыть город Свияжск, поставленный грозным стражем возле Казани. Шиг-Алею не удалось последнее.
Против него состоялся заговор. И вместо того, чтобы поступить по закону, Шиг-Алей велел всех, заподозренных в заговоре, казнить без суда и милости. Этот поступок восстановил казанцев против своего царя и уничтожил авторитет царя московского. Правда, к Ивану IV послали просьбу прислать на место Шиг-Алея своего наместника, но, когда князь Микулинский прибыл, его не впустили в город. Потом взяли себе царем ногайского хана Едигера, который стал жестоко мучить пленных русских...
Недолго пришлось дожидаться боярам. Царская палатка заколыхалась, и воеводы были введены в нее. Царь, стоя посредине, надевал доспехи и прислушивался к тому, что говорил его духовник.
— Ты воистину от Бога наш заступник перед безбожными агарянами. Тобою бедные христиане ныне освобождаются навеки, и нечестивое место благодатью освящается. Слезно просим у Бога, да покорит Он под ноги твои супостатов...
— Воистину супостаты, — вставил Курбский, — допекала и допекает Казань хуже Батыева разорения.
— Даст Бог, сладим, — робко заметил Горбатый-Шуйский, всматриваясь через отверстие палатки в ясное чистое небо и словно вслушиваясь в что-то за порогом палатки.
— И добрые знамения для православных посылаются Богом, — заговорил снова речитативом царский духовник. — Намедни видел я, государь, сон, и тот сон вещий. Святые апостолы благословляли Казань... Быть здесь православию...
— Антошка Охромеев, подручный Воротынского, — вставил свое слово и князь Серебряный, — созерцал, как чудный свет поднимался над городом столпами. То к полонению Казани.
— Дай Бог, дай Бог, — шептал Грозный, надевая на себя юшман и вслушиваясь во что-то за палаткой.
Вдруг, обернувшись к боярам, он произнес:
— Явственно слышу звон... Как будто Симонова монастыря... Давно уже.
— Воистину, знамение Божье к насаждению здесь православия. Видит Бог — победишь, государь, — вдохновенно произнес духовник.
В этот момент царю доложили, что прибыл от Воротынского гонец. Князь уведомлял царя, что инженер уже приготовил все подкопы и что ждать до трех часов утра, как было решено, нельзя, так как в городе их уже, кажется, заметили и в любой миг могут уничтожить.
Грозный молча выслушал донесения гонца и, обернувшись к воеводам, сказал:
— Призвал я вас сюда, бояре, чтобы испросить вашего совета о часе, когда начинать битву. Но князь Михайло торопит. Возвращайтесь немедля к полкам и ведите их в бой, когда подойдет минута. А я пойду вознесть молитву ко Всевышнему... Скоро буду вместе с вами. Да хранит вас Бог... Ты, князь Владимир, со мной.

И царь направился в сопровождении брата и ближайших слуг в походную церковь, помещавшуюся в шатре... Усердно, истово молился Грозный. Его глаза, устремленные на образ Спасителя, были полны мольбы и веры.
Началось чтение Евангелия. Но едва дьякон успел произнести слова: «И будет едино стадо и един пастырь», как земля вздрогнула от страшного, подобного небесному грому взрыва. Царь вместе с братом выбежал из шатра и остановился, как вкопанный. Даже его душа, много видевшая на своем веку, дрогнула.
Зрелище действительно было страшное. На горизонте дым и земля, поднятые взрывом, затмили воздух; бревна, камни, изуродованные трупы летели вверх...
Царь, однако, решил дослушать литургию и вернулся в церковь. Но едва он углубился в молитву, как раздался новый взрыв, несравненно сильнее первого. В этот же миг русские войска, кольцом обступившие Казань, с криком «С нами Бог!» бросились в проломы и на стены...
Вскоре в церковь быстрыми шагами вошел посланец от воевод.
— Полки, государь, ждут тебя.
— Если до конца службы дождемся, — заметил царь, — то получим от Христа совершенную милость.
Но вскоре появился второй посланец.
— Нужда, царь, ехать. Воины укрепятся в бою, увидев тебя.
— Не остави меня, Господи, — упав на колени перед иконой, со слезами на глазах истово помолился Иван Васильевич и потом обратился к духовенству. — Благословите меня пострадать за веру Христову, молите Бога непрестанно, помогайте нам молитвою...
Между тем войска нещадно рубились с врагом. Ворвавшись в проломы, они старались завладеть стенами и башнями. Татары подпускали их близко к себе, а затем осыпали тучами камней и грузных бревен или обливали кипящей водой. Но, несмотря на отчаянное упорство защитников города, русские удальцы взбирались по стенам и обращали в бегство ханских воинов.
С прибытием царя и с ним свежих сил, победа решительно склонилась в сторону русских. Скоро силы татар были окончательно сломлены. Они предложили победителям вступить в переговоры и выдали своего хана Едигея с вельможами.

На следующий день Иван Грозный, окруженный воеводами, въехал в Казань. Тысячи православных, бывших здесь пленниками, простирали свои руки к царю и приветствовали в нем своего избавителя.
На том месте, где находилось царское знамя во время взятия Казани, царь своими руками водрузил крест и приказал построить церковь в честь Нерукотворного образа Спасителя.

Историческая песня об Иване Грозном

В исторических песнях довольно точно отражены события похода царя Ивана IV Грозного под Казань в 1552 г. Например, пели о том, как на предложение о сдаче татары отвечали русским оскорбительными насмешками, как было сделано несколько подкопов под городские стены...

Ниже приведен один из множества вариантов песни о взятии Казани.

 

 

Встреча царя у Сретенского монастыря

(из Никоновской летописи)

В конце октября 1552 г. Иван IV Васильевич Грозный с великой победой подъезжал к Москве — впервые в состав России вошло не удельное княжество, а целое государство — Казанское ханство. Это торжественное событие описано в Никоновской летописи.

И отправился государь к Москве, и ночевал в селе своем, в Тайнинском, и встретил его тут брат его, князь Юрий Васильевич, и бояре государевы, которые в Москве были... И пришел государь к царствующему граду Москве, и встречало государя множество народа — такое множество, что и поле не вмещало их: от реки Яузы и до Посада, и до самого Кремля по обе стороны дороги бесчисленное множество народа стояло, старые и молодые, и восклицали громкими голосами, так что ничего не было слышно, кроме «Многие лета царю благочестивому, победителю варваров, избавителю христиан!»
И встретил благочестивого царя и государя митрополит Макарий с крестами и с чудотворными иконами, с архиепископами и с епископами и со всем священническим чином у Сретения. И подошел государь к чудотворным иконам, и, перекрестившись, принял благословение от отца своего и богомольца митрополита Макария и от всего Освященного собора...
И Макарий, митрополит всея Руси, со всем собором и со всем православным народом падают пред царем на землю и от радости сердечной слёзы проливают...
И тут благочестивый царь переменил свою воинскую одежду, и облачился в царское одеяние, повесил на шею и на грудь свою животворящий крест, а на голову свою шапку Мономахову, то есть венец царский, а на плечи — диадему. И пошел пешим вслед за крестами и за чудотворными иконами с митрополитом в град, и пришел в соборную апостольскую церковь Пречистой Богородицы честного ее Успения, и припал с любовью к чудотворному образу Богородицы, который написал божественный апостол евангелист Лука, и к многоцелебным мощам Петра чудотворца и Ионы чудотворца, и много молитв благодарственных со слезами изрек.

Покровский собор

Памятником Казанской победы стал возведенный на Красной площади в Москве Покровский собор на Рву, ныне более известный под именем собора Василия Блаженного (назван так по приделу во имя блаженного Василия, Христа ради юродивого).
Первоначально на этом месте заложили деревянную Троицкую церковь, рядом с ней 1 октября 1554 г. освятили Покровскую церковь (взятие Казани пришлось на 1 октября — праздник Покрова Пресвятой Богородицы). В 1555—1559 гг. возводили уже каменный собор, существующий до сих пор.
Его создатели — русские мастера Посник и Барма (может быть, оба имени принадлежат одному человеку). По преданию, зодчих после постройки собора ослепили. Об этом событии, случавшимся с искусными русскими мастерами, если верить легендам, и при строительстве других храмов, написал небольшую поэму русский поэт XX в.

 

Дмитрий КЕДРИН

Зодчие

Б. КОЛЮПАНОВ

Бесчинства царя земного

1.

— Государь, великий князь! Ты думаешь, что я боюсь тебя или смерти? — произнес кроткий старец, смело смотря в глаза Иоанну.
Царь сидел среди своих приспешников-опричников в глубоком раздумье. Судная палата была полна черноризцами и белыми попами. Тут были и епископ Пафнутий Суздальский, и архимандрит Андроникова монастыря Феодосий, и архимандрит Троицкой обители Кирилл, и соловецкий игумен Паисий. Последний только что кончил свое клеветническое поношение митрополита.
— Злое деяние не принесет плода вожделенного! — услышал он, вместо оправданий, прозорливые слова Филиппа, проникшего в сокровенные мысли своего соловецкого трудника.
Безмолвие царило в палате. Все словно сознавали, что здесь творится в этот час неслыханное беззаконие. Но никто не дерзнул поднять голоса в защиту невинного страдальца. Всем были еще слишком памятны недавние казни в слободах и селах подмосковных.
— Нет! — снова заговорил опозоренный святитель, теперь обращаясь к самому царю. — Достигнув глубокой старости беспорочно, не знав в пустынной жизни ни мятежных страстей, ни козней мирских, желаю так и предать дух свой Всевышнему, моему и твоему Господу. Лучше умереть невинным мучеником, нежели в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония сего несчастного времени. Твори, что тебе угодно. Се жезл пастырский, се белый клобук и мантия, коими ты хотел возвеличить меня.
Старец на мгновение смежил уста и, окинув скорбным взглядом смущенный синклит духовенства, с невыразимой грустью произнес:
— А вы, святители, архимандриты, игумены и все служители алтарей! Пасите верно стадо Христово! Готовьтесь дать отчет и страшитесь Небесного Царя еще более, чем земного!
И праведник, поникнув головой, пошел к двери палаты. Грозно сверкнул очами Иоанн.
— Чернец мятежный, вернись! — остановил он старца. — Возьми и клобук, и жезл свой. Ослушник злокозненный! Жди суда, а не становись сам судьей своим!
Старец безмолвствовал.
— В Михайлов день служить тебе обедню в Успенском соборе! — проговорил более мягко государь.

2.

В восьмой день ноября святитель Филипп, облаченный в светлые ризы, стоял пред алтарем Божьим. Смиренномудрый старец, исполненный любви и кротости, возносил горячие моления к престолу Всевышнего.
«Боже правый и многомилостивый! Вложи благость в сердце царево! Спаси святую Русь!» — эта мысль, как луч солнечный, проникала во все молитвы святителя.
Вдруг на паперти раздался необычный шум, нарушивший благоговейную тишину, прерывавшуюся доселе только пением церковного клира да возгласами священнослужителей.
Толпа молящихся раздвинулась, и к алтарю прошел, шумно потрясая оружием, отряд опричников во главе с царевым боярином и любимцем Алексеем Басмановым. Он передал дьяку грамоту и приказал читать.
Изумленный народ не верил ушам своим: во всеуслышание от имени великого государя объявлялось, что митрополит, осужденный синклитом духовенства, лишается сана святительского и пастырского. Под сводами древнего храма раздались сдержанные народные рыдания.
Между тем опричники, по знаку Басманова, ворвались в алтарь. Со старца были сорваны святительские одежды. Двое опричников, подхватив Филиппа под руки, повели его к выходу из собора. На паперти их встретили другие приспешники Басманова, и, к великому соблазну и смятению народа, началось еще большее бесчинство. Святителя подгоняли метлами, осыпая градом ругательств, бросили в сани-розвальни и с хохотом повезли.
— Народ московский! — кричали весело опричники. — Смотри, как жалует великий государь наш Иван Васильевич волков стада царева, ослушников слова царского!

3.

Полным-полно было народа на улицах — и смерды, и посадские, и гости именитые, и бояре вышли со слезами проводить своего святителя. Смеялись и злорадствовали только опричники. Народ видел в случившемся почин новый жесточайших злодеяний и содрогался от ужаса.
Святитель, просветленный ликом, с поднятыми к небу очами, сидел в санях рядом с пьяным, свирепого вида приспешником Басманова, потрясавшим метлой и саблей. Другой держал старца за плечо и выкрикивал на него хулы. Архипастырь провидел новые беды, грозными тучами висевшие над покидаемой паствой. Смутно было у него на душе, а из уст вылетало, повторяясь, лишь одно слово:
— Молитесь!
Над златоглавою Москвою зажигалось багряное полымя вечерней зари короткого зимнего дня. Казалось, кровавые волны заливают собою весь запад, словно кровь бесчисленных жертв Грозного царя вопиет, поднимаясь от скорбной земли к безмятежному небу.

Смерть митрополита Филиппа

Небольшая темная келья Отроча монастыря в Твери. Перед образом на коленях молится великий подвижник, смиренно склонив свою седую голову. Он молится за мир, за родину и за гонителя своего. Еще несколько поклонов — и святитель встал.
— Вот и приблизился конец моего подвига, — тихо прошептал он.
Прошлое быстро пронеслось перед его глазами. Вспомнился царский дворец, блеск, роскошь; он — сын знатного боярина Степана Колычева, друг молодого царя. Но жизнь во дворце не по душе ему, душа ищет молитвенного уединения.
С посохом в руках, в одежде простолюдина отправляется он из златоглавого Кремля на далекий север, в Соловецкий монастырь, где стал послушником. Многие годы тяжелой, почти невыносимой жизни, и он избирается игуменом. Много потрудился игумен Филипп над благоустроением обители преподобных Зосимы и Савватия Соловецких.
Слух о его святой подвижнической жизни распространяется далеко по Руси, достигает и царя. Вспомнил Иван Васильевич Грозный друга молодости и потребовал его в Москву, где святитель был возведен в сан митрополита Московского.
Но не тот оказался теперь царь, каким оставил его Филипп. По обязанности архипастыря принялся святитель за увещания. Но не слушал царь обвинений в свой адрес.
Осенью 1567 г. новая волна казней и кровавых расправ побудила митрополита Филиппа воспользоваться древним правом печалования и выступить в защиту опальных людей. Весной следующего года, не стерпев очередного обличения, Иван Грозный решил расправиться со своим бывшим другом и устроил над ним «суд Собора», который приговорил предстоятеля русской Церкви к пожизненному тюремному заключению...
Тесна келья, но гроб еще теснее. Гроб, в котором скоро придется лежать святителю...
В келью вошел Малюта Скуратов — безжалостный палач, запачкавший свои руки и душу множеством козней и казней. Злобой сверкают его глаза, злобой искажено лицо. Но не вздрогнул Филипп, хотя и предвидел цель его посещения.
— Владыка святый, — приняв смиренный вид, заговорил палач, — преподай благословение царю на поход в Новгород.
— Делай то, зачем послан, — ответил святитель и, встав на колени, стал произносить свою последнюю земную молитву.
Нетерпеливо ждал Малюта окончания молитвы. Наконец не выдержал, бросился на святителя и задушил его подушкой.

Три перенесения мощей святителя Филиппа,
митрополита Московского,
всея России чудотворца

Святитель Филипп принял мученическую кончину 23 декабря 1569 г. Тело его с поспешностью было захоронено в Тверском Отрочем монастыре.
В 1591 г. гроб с останками святителя был перенесен в любимый им Соловецкий монастырь, где святитель Филипп игуменствовал в 1548—1566 гг., и положен под папертью храма преподобных Зосимы и Савватия. Эту могилу приготовил себе когда-то сам игумен Филипп возле места погребения своего наставника иеромонаха Ионы (Шамина).
По повелению патриарха Иосифа (1642—1652) мощи святителя в 1646 г. были переложены в новую гробницу и поставлены в Спасо-Преображенском соборе.
В 1652 г. митрополит Новгородский Никон (впоследствии патриарх Московский и всея Руси) с благословения патриарха Иосифа отправился в Соловецкий монастырь с покаянной грамотой царя Алексея Михайловича, в которой государь просил у святого прощения за грехи Ивана Грозного. Грамота была вложена в руки почившего иерарха-мученика.
Началось торжественное перенесение мощей святителя Филиппа в стольный град.
9 июля 1652 г. святые мощи были доставлены в Москву. На том месте, где у городской черты духовенство и народ встречали святыню, был воздвигнут крест, от которого получила свое наименование Крестовская застава.
Мощи святителя Филиппа были положены в серебряной раке в Успенском соборе Кремля, где почивают и до сего дня.

Слово митрополита Филиппа
при торжественном возведении его в
сан предстоятеля русской Церкви
(25 июля 1566 года)

О благочестивый царь, Богом сотворенное вместилище благой веры, поскольку больше сподобился ты благодати, постольку и должен Ему воздавать. Бог просит от нас благотворений, не одной лишь благой беседы, но и приношения благих дел.
Поставленный над людьми, высоты ради земного твоего царствия, будь кроток к требующим твоей помощи, памятуя высшую над тобой державу горней власти. Отверзай уши твои к нищете страждущей, да и сам обрящешь слух Божий к твоим прошениям, ибо каковы мы бываем к нашим клевретам, таковым обрящем к себе и своего Владыку.
Как всегда бодрствует кормчий, так и царский многоочитый ум должен твердо содержать правила доброго закона, иссушая потоки беззакония, да не погрязнет в волнах неправды корабль всемерныя жизни. Принимай хотящих советовать тебе благое, а не домогающихся только ласкательств, ибо одни радеют воистину о пользе, другие же заботятся только о угождении власти.
Паче всякой славы царствия земного украшает царя венец благочестия; славно показывать силу свою супостатам, покорным же — человеколюбие и, побеждая врагов силой оружия, невооруженною любовью быть побежденным от своих.
Не возбранять согрешающим есть только грех, ибо если кто и живет законно, но прилепляется к беззаконным, тот бывает осужден от Бога как соучастник в злых делах; почитай творящих добро и запрещай делающим зло; твердо и непоколебимо стой за православную веру, отрясая гнилые еретические учения, чтобы содержать то, чему научили нас апостолы и что предaли нам божественные отцы.
Так подобает тебе мудрствовать и к той же истине руководить подчиненных тебе людей, не почитая ничего выше и богоугоднее сей царственной заботы.