исследования

Ефим ЧЕРНЯК

«Ужасное и жалкое убийство»

Окончание. См. № 10

В данном случае такого признания не было сделано, по крайней мере, все современные источники молчат об этом. Лишь после обезглавливания коменданта крепости Гине — неясно, когда точно, — Генрих разрешил распустить слухи о признании Тирела. Любопытно, что в этом рассказе, восходящем к Генриху VII и его окружению, фигурирует и такой эпизод, как допрос слуги Тирела — Джона Дайтона, участника убийства. При этом добавлялось, что Дайтон, больше всего способствовавший распространению знакомой нам версии об убийстве, после допроса был освобожден. Томас Мор и Полидор Вергилий излагают, однако, эту версию не со слов Джона Дайтона. Оба автора нигде ни словом не намекают, что им приходилось встречаться с Дайтоном. Мор в одном месте, между прочим, замечает, что основывается на свидетельстве Тирела, в другом — что передает услышанное им от хорошо осведомленных людей. По-видимому, слухи о признании Тирела были либо слишком скудными, либо слишком противоречивыми, чтобы Мор мог составить более точное описание событий. Мор со свойственной ему щепетильностью добавляет, что «некоторые всё еще сомневаются, погибли ли они в его (Ричарда III) время или нет».
Томас Мор и Полидор Вергилий были друзьями и писали историю царствования Ричарда III почти одновременно, вероятно, знакомились с работами друг друга еще во время их подготовки. Тем интереснее, что Полидор Вергилий, рассказывая о гибели принцев, расходится с Мором в ряде существенных деталей, не упоминает слуг Тирела. И главное, тоже делает неожиданное заявление, что неизвестно, как именно были убиты сыновья Эдуарда, т.е. не знает той самой драматической сцены, которую передает Мор и которую с такой художественной силой воспроизводит в своей трагедии Шекспир. «Большая хроника», составленная также после казни Тирела, сообщает, что убийцей был либо Тирел, либо другой, неназванный приближенный Ричарда. Эта хроника указывает далее, что принцы были либо задушены, либо утоплены, либо умерщвлены отравленным кинжалом, т.е., иначе говоря, лишь перечисляет возможные способы убийства, явно не имея сведений о том, как обстояло дело в действительности. Бернар Андре, официальный биограф Генриха VII, закончивший жизнеописание монарха примерно в 1503 г., т.е. тоже после «признания» Тирела, ограничивается простым указанием, что Ричард III секретно приказал заколоть своих племянников мечом. Последующие тюдоровские историки не имели никаких дополнительных источников информации, они лишь пересказывали Полидора Вергилия и Томаса Мора, иногда добавляя свои собственные, ни на чем не основанные домыслы.
Таким образом, многое говорит за то, что Джеймс Тирел, возможно, вовсе и не делал своего признания, которое было так искусно использовано Генрихом VII для очернения памяти поверженного противника. Но и Генрих VII, конечно, не мог мечтать о том, что благодаря гению Шекспира это показание Тирела обеспечит Ричарду такую мрачную известность у потомства. А если Тирел и сделал приписываемое ему признание, то правдивость такой исповеди, вырванной у осужденного на казнь, вопреки мнению современников очень сомнительна. Тому имеется немало примеров.
Сомнение в том, существовало ли вообще признание Тирела, еще не решает вопроса о том, был ли он убийцей принцев. Нет свидетельств того, что Тирел принадлежал к числу особо доверенных лиц Ричарда, хотя он продвигался на его службе и к 1485 г. был комендантом крепости Гине. Тирел был оставлен на этом важном посту и после битвы при Босворте, что свидетельствует о большом доверии к бывшему стороннику Йоркской династии. Откуда могло возникнуть такое доверие? Вероятно, Тирел, считавший себя недостаточно вознагражденным за верную службу Ричарду, вступил в тайные сношения с Генрихом, когда тот еще находился изгнанником во Франции. Какую же особенно важную информацию мог получить Генрих от Тирела? Конечно, это могли быть только заверения, что принцы мертвы и что он сам лично участвовал в их убийстве. Ничто в характере Генриха VII не заставляет нас предположить, что он из моральных соображений отверг бы предложение Тирела перейти на его сторону. Комендант Гине мог даже уверять, что убийство принцев было совершено в пользу Генриха, хотя он и действовал по наущению Ричарда III. Не имей Генрих такой информации, ему явно не было смысла спешить с вооруженным выступлением против Ричарда, которое могло пойти, если бы живы были принцы, им на пользу. Как мог Генрих двинуться со своей армией на север от Лондона, не будучи уверенным, что в Лондоне, узнав о поражении узурпатора, не попытаются вернуть из Тауэра на престол «законного короля» Эдуарда V?
Однако в интересах ли Генриха VII было приписать Тирелу убийство принцев, если тот был неповинен в этом преступлении? Было известно, что на протяжении более чем полутора десятков лет он тайно пользовался милостью и благосклонностью Генриха VII. Это само собой заставляло думать, что он принял сторону Ланкастеров еще до битвы при Босворте. Но в таком случае милости и отличия, которые получал Тирел от Генриха VII, наводили на мысль, что король по крайней мере одобрял злодеяние и наградил убийцу, если не прямо подстрекал его к этому лихому делу. Поэтому со стороны Генриха было разумным лишь кратко известить о признании Тирела, не излагая его подробности и не давая пищу для пересудов, могущих лишь повредить репутации по-прежнему непопулярного короля.
Нам не известны ни мотивы Тирела, побудившие его к признанию, ни подлинное содержание его показаний, если они были сделаны, но допустимо высказать по этому поводу достаточно правдоподобные догадки. Признание было сделано для спасения души, что было обычным в поведении человека того времени в ожидании близкой и неминуемой смерти. (Не следует забывать и о помиловании сына Тирела, которое могло быть платой за вьгодное правительству заявление отца об участии в убийстве принцев.) Но вместе с тем, поскольку в признании нельзя было лгать, не рискуя спасением души, оно, возможно, включало такие неудобные моменты, как рассказ о тайных связях Тирела с Генрихом VII, относящихся ко времени убийства принцев. Всё это могло свидетельствовать только о том, что на деле Тирел уведомил Генриха о судьбе принцев, а отнюдь не исполнял его приказы, когда на троне еще сидел Ричард III.

Эта цепь догадок находит косвенное подтверждение в том, что в 1502 г. дело шло не только о вине сэра Джеймса Тирела. Как выясняется, комендантом Тауэра до 17 июля 1483 г. был вовсе не Роберт Брекенбери, которому будто бы Ричард предложил убить принцев и после отказа которого обратился к услугам Тирела. На деле до 17 июля (время, когда, вероятно, были убиты принцы) комендантом Тауэра был близкий друг Ричарда III Джон Говард, которому буквально через несколько дней после того, как он покинул пост коменданта Тауэра, 28 июля 1483 г., был дарован Ричардом титул герцога Норфолка. Между тем младший из убитых принцев, Ричард, наряду с другими своими титулами носил титул герцога Норфолка с тех пор, как его «женили» на Эн Маубрей, малолетней дочери и наследнице покойного герцога Норфолка. Эн Маубрей скончалась девяти лет от роду, и принц Ричард унаследовал титул ее отца и огромное состояние. После убийства принца Ричарда Джон Говард — новоявленный герцог Норфолк — должен был вместе с титулом получить это состояние. Но он погиб, храбро сражаясь за Ричарда при Босворте, вероятно, не вступая до этого в сношения с Генрихом VII. Его сын Томас Говард, тоже сражавшийся на стороне Ричарда III, после Босворта более трех лет содержался в тюрьме, но потом Генрих счел возможным доверить ему командование войском, которое подавило мятеж противников короля в Йоркшире. В 1513 г. Томас Говард нанес сокрушительное поражение шотландцам в битве при Флоддене, за что ему был дарован титул герцога Норфолка, который носил его отец.

Что же побудило Генриха VII простить сына Говарда и даже высказывать ему свою благосклонность? Многие современники, в отличие от историков, могли знать, кто являлся комендантом Тауэра в тот момент, когда, по общему мнению, были убиты принцы. Вероятно, милости, оказываемые Томасу Норфолку, они считали свидетельством того, что Генрих одобрял преступление и жаловал причастных к нему лиц. Всё это могло побудить короля, лишь упомянув о признании Тирела, не назначать никакого расследования и поспешить «закрыть дело». «История Ричарда III» была написана Мором через десять лет, впервые напечатана еще через три десятилетия, когда вопрос об этом признании потерял политическое значение.
Однако почему в работе Mopа исчезли упоминание о Джоне Говарде как коменданте Тауэра и внимание сосредоточено на Роберте Брекенбери? Надо учитывать, что Мор был знаком с сыном Джона Говарда — Томасом, одно время близко сошелся с его внуком Томасом-младшим, а они были крайне заинтересованы в том, чтобы скрыть роль их деда и отца в убийстве принцев. На карту ведь была поставлена законность наследственных владений этого могущественного герцогского рода. Они вполне могли снабдить Мора заведомо неправильными сведениями о том, кто в июле 1483 г. был комендантом Тауэра. Но воспроизведение Мором неверных сведений в этой части его рассказа еще не опровергает всё остальное, о чем повествуется в «Истории Ричарда III». Если принцы действительно убиты, как считают, где-то между летом 1483 и весной 1484 г., а никто из приближенных Ричарда, посвященных в тайну, не пережил битву при Босворте, то вполне вероятно, что Генрих VII вообще не имел возможности установить истину. Значит ли всё это, что нет способов приблизиться к раскрытию тайны убийства?
Одно время казалось, что разгадка найдена. Почти через два столетия после окончания войны Роз, в 1674 г., при ремонте одного из помещений Белого Тауэра (здания внутри крепости) под лестницей были обнаружены два скелета, которые приняли за останки Эдуарда V и его брата. Однако методы исследования в конце XVII в. были, по нашим понятиям, весьма примитивны, чтобы не сказать более. Останки были положены в мраморную урну и захоронены в Вестминстерском аббатстве, являющемся местом погребения многих английских королей.
В 1933 г. урна с прахом была извлечена и скелеты подвергнуты медицинскому обследованию. Вывод гласил, что кости принадлежат подросткам, одному из которых было 12—13 лет, а другому — 10. Это вполне совпадает с возрастом принцев в 1483—1484 гг. (Эдуард родился в ноябре 1470 г., его брат Ричард — в августе 1473 г., а Генрих VII вернулся в Англию лишь в 1485 г.). Однако утверждение медиков, проводивших анализ, что обнаружены следы насильственной смерти от удушья оспаривалось другими учеными как недоказуемое на основании сохранившейся части скелетов. Некоторые эксперты высказывали предположение, что старший из подростков был моложе, чем Эдуард V, осенью 1483 или весной следующего года. Выражалось даже сомнение в возможности доказать, что останки принадлежат детям мужского пола. Экспертиза не установила одного очень важного пункта — к какому времени относятся подвергнутые исследованию кости. (Это, впрочем, нелегко будет определить даже ныне, при более совершенных способах датировки, в случае если произведут новое исследование.) Можно только в одном согласиться с выводами комиссии: если исследуемые скелеты — останки Эдуарда V и его брата, то принцы были действительно убиты летом—осенью 1483 г. или через несколько месяцев после этого. Но это «если» крайне обесценивает доказательную силу сделанного вывода. А установить, действительно ли речь идет об останках Эдуарда V и его брата, видимо, не представляется возможным.

С другой стороны, отчеты о найденных скелетах, составленные после их обнаружения в 1674 г., были настолько неопределенны, что не позволяют сколько-нибудь точно установить место погребения. Исследователи давно уже обратили внимание на весьма неправдоподобную деталь в рассказе Мора. По его словам, Ричард III выразил недовольство, что место захоронения убитых принцев, которое на скорую руку подыскали слуги Тирела, недостойно лиц королевской крови. После этого трупы были выкопаны и снова зарыты священником, а где точно — неизвестно. Чем другим можно объяснить эту настойчиво повторяющуюся версию, как не тем фактом, что Тирел не знал места погребения и не мог сообщить о нем властям, что могила так и не была разыскана (или ее вовсе не искали)?
Интересно отметить, что примерно за 30 лет до обнаружения скелетов под лестницей в Тауэре были найдены человеческие кости, замурованные в стене комнаты, находящейся рядом с казематом, где содержались принцы. Это также могли быть их останки (тем более что, если верить одному слуху, ходившему в конце XV в., принцев заперли в их комнате и уморили голодной смертью). Но возможно и другое: за 900 лет существования Белого Тауэра в качестве тюрьмы для государственных преступников в нем совершалось немало казней. Лишь о некоторых из них сообщают исторические хроники. К тому же Тауэр был не только тюрьмой, но и королевским дворцом, там возможны захоронения самых различных лиц, включая дворцовую прислугу. Между прочим, найденные под лестницей кости — в соответствии с признанием Хирела — говорят скорее против предположения, что это останки убитых сыновей Эдуарда IV, иначе бы их, вероятно, нашли во время поисков, предпринятых по приказу Генриха VII. Еще труднее на основе исследования скелетов решить другую загадку — кто является убийцей.

Уже в середине 60-х годов XX в. было сделано одно открытие, которое также пытаются использовать для разгадки тайны. Во время строительных работ в Степни, в восточной части Лондона (Ист-Энде), на территории, где в XV столетии находился монастырь, нашли свинцовый гроб, надпись на котором свидетельствовала, что в нем находится тело девятилетней «жены» младшего из принцев — Ричарда, умершей в 1481 г. (такие ранние «браки», заключавшиеся из политических соображений, были нередки в средние века). При исследовании трупа некоторые английские ученые высказывали предположение, что девочка была убита по указанию Ричарда Глостерского. Однако подтвердить это опять-таки не представляется возможным. Трудно даже доказать, что такое убийство, которое должно было быть произведено еще при жизни Эдуарда IV, настолько соответствовало интересам его брата, чтобы тот решился на столь опасный шаг.
Иногда в литературе высказывалось предположение, что слух об умерщвлении принцев был пущен самим Ричардом. Не осмеливаясь признаться в этом злодеянии, он тем не менее хотел извлечь из этого пользу, убедив население, что возможные претенденты на престол — свергнутый Эдуард V и его брат — мертвы и что, следовательно, Ричард теперь уже вне всякого спора является единственным представителем Йоркской династии, имеющим право на трон. Однако такая аргументация не является убедительной. Слух мог повредить Ричарду не менее, чем прямое заявление о смерти принцев. В то же время он не мог помешать распространению молвы о том, что принцы живы и что их надо вырвать из рук узурпатора. Враги Ричарда поэтому могли использовать оба слуха против Ричарда: с одной стороны, настраивая своих сторонников против убийцы принцев, а с другой — подавая надежду, что сыновья Эдуарда IV еще живы. Так, очевидно, и было на самом деле.
Не исключена возможность, что Ричард накануне битвы при Босворте мог направить принцев в какое-то укромное место или за границу, чтобы они в любом случае не попали в руки ненавистного Генриха Тюдора и могли быть использованы в дальнейшем Йоркской партией в борьбе за престол.
Вероятно, при оценке «за» и «против» интересы Ричарда в целом требовали физического устранения принцев, хотя ряд соображений говорил в пользу того, чтобы оставить их в живых. Однако признание выгодности убийства для Ричарда еще не объясняет сути дела. Могли быть лица, которым убийство было так же или еще более выгодно и которые имели возможность совершить это преступление.
Имеются ли какие-либо косвенные свидетельства, что не Ричард приказал убить детей своего брата? Обнаружен приказ Ричарда от 9 марта 1485 г. о доставке каких-то вещей «лорду-незаконному сыну». Речь, возможно, шла о незаконном сыне Ричарда III Джоне, назначенном капитаном крепости Кале. Но он не был «лордом» и мог быть так назван только из уважения к тому, что является королевским сыном. С другой стороны, «лорд Эдуард», «незаконный сын Эдуард» были обычными именами, под которыми фигурировал в официальных документах свергнутый с престола Эдуард V.
В современной событиям «Кройлендской хронике» указывается, что двое приближенных Ричарда — канцлер казначейства Уильям Кетсби и сэр Ричард Рэтклиф — возражали против плана женитьбы Ричарда на собственной племяннице, так как опасались, что, став королевой, она попытается отомстить им за участие в казни ее родных: дяди, графа Риверса, и сводного брата, лорда Ричарда Грея. Хроника не упоминает, однако, что принцесса стала бы мстить и за своих братьев, Эдуарда и Ричарда, убитых в Тауэре. Однако, на наш взгляд, не следует придавать большого значения этому действительно странному умолчанию хрониста. Быть может, Кетсби и Рэтклиф по каким-то неясным для нас причинам могли думать, что принцесса будет считать их только соучастниками казни Риверса и Грея, а не убийства своих братьев.
Конечно, самое удивительное — это поведение королевы Елизаветы, истолковать которое на основании известных фактов вряд ли удалось даже Шекспиру. В сентябре 1483 г. вдова Эдуарда IV тайно договорилась отдать дочь в жены Генриху Тюдору, и в конце года тот клятвенно заявил о своем намерении жениться на принцессе. К этому времени королева должна была знать о гибели своих сыновей, иначе она вряд ли согласилась бы на брак дочери с Генрихом, смысл которого заключался именно в том, чтобы укрепить его права и повысить шансы на занятие престола. Этот брак еще более уменьшил бы возможность для Эдуарда занять престол, и Елизавета могла дать согласие, только будучи уверенной в смерти обоих принцев, заточенных Ричардом III в Тауэр.
Однако через полгода, в марте 1484 г., позиция королевы претерпевает коренное изменение: в обмен на обещание Ричарда III достойно содержать ее с дочерьми она покидает надежное убежище и отдает себя в руки короля. Своей капитуляцией Елизавета наносила серьезный удар по планам Генриха Тюдора, а следовательно, и своей дочери. Она теряла надежду видеть своих потомков на троне английских королей. Более того, Елизавета написала маркизу Дорсету письмо с просьбой вернуться в Англию, и он даже попытался выполнить это указание матери.
Маркиз сделал попытку тайно вернуться, но был задержан разведчиками Генриха, которые силой или хитростью побудили Дорсета отказаться от намерения принять сторону Ричарда III.

Чем мог Ричард так повлиять на Елизавету? Предложением жениться на ее старшей дочери, что, по слухам, он и пытался позднее сделать? Но этот слух не подтвержден: ведь женитьбой на принцессе Елизавете Ричард сам бы опроверг собственное утверждение о «незаконности» брака Эдуарда IV с Елизаветой Вудвил, ее матерью, и, следовательно, о незаконности происхождения Эдуарда V и его младшего брата. Иначе говоря, браком с Елизаветой Ричард признавал бы себя узурпатором престола. Трудно поверить, чтобы такой умный политик, как Ричард III, решился бы на столь нелепый образ действий. Чем же руководствовалась Елизавета Вудвил? Может быть, она была просто сломлена обрушившимися на нее бедствиями и капитулировала в надежде вновь получить долю прежней власти и влияния. Упомянутый выше историк Р.М.Кендал полагает, что Ричард мог воздействовать на Елизавету только тем, что ее сыновья живы и находятся в его власти. Очень трудно поверить, что Елизавета пошла на сделку с Ричардом, будучи убежденной, что вступает в соглашение с убийцей принцев. Могло быть, конечно, еще одно объяснение — Ричард представил ей неопровержимые свидетельства того, что не он убийца, если оба принца к этому времени уже были мертвы. В это время (точнее, до октября 1483 г.) кроме короля убийцей мог быть только герцог Бэкингем.
Был ли, однако, этот королевский фаворит заинтересован в убийстве? Ответ будет, несомненно, положительным. С одной стороны, Бэкингем мог считать, что оно сильно укрепит к нему доверие Ричарда. С другой — собравшись изменить Ричарду и перейти на сторону Генриха, вероломный герцог не мог не понимать, что весть об убийстве принцев будет вдвойне приятна ланкастерской партии: во-первых, устранялись бы возможные соперники Генриха Тюдора (и самого Бэкингема, если он намеревался добиваться трона), во-вторых, гибель принцев могла быть поставлена в вину Ричарду, что направило бы против него ненависть влиятельных сторонников вдовствующей королевы и расстроило бы ряды Йоркской партии. Уже в хрониках того времени можно встретить намеки на то, что Ричард убил принцев по наущению Бэкингема. Разумеется, подобного рода утверждения ничего не доказывают, кроме того, насколько смерть принцев была в интересах Бэкингема. Этот слух воспроизводят некоторые иностранцы-современники — французский хронист Молинет, известный писатель и политический деятель Филипп Коммин. Можно установить и возможное время, когда герцог совершил убийство, а именно в середине июля 1483 г., когда он задержался на несколько дней в Лондоне после отъезда Ричарда, чтобы потом нагнать короля в Глостере, а оттуда отправиться в Уэльс для руководства мятежом. Убийство принцев в этот период должно было быть особенно выгодно герцогу, поскольку оно восстанавливало против Ричарда всех сторонников королевы и создавало возможность поддержки мятежа большой частью Йоркской партии. А как великий констебль Англии Бэкингем имел свободный доступ в Тауэр.
Во время мятежа Ричард III мог показать принцев народу, будь они еще живы, чтобы ослабить «права» Генриха Тюдора на престол и поддержку их йоркистами из числа противников Ричарда. Однако одновременно Ричард ослабил бы этим и собственную позицию, поскольку в глазах части сторонников Йорков Эдуард V стал бы законным королем. Загадка допускает и здесь два решения.

В рассказах Мора и Вергилия есть одно очень неясное место. Оба источника утверждают, что Ричард отдал приказ об убийстве принцев через несколько дней после расставания с Бэкингемом. Тогда неясно, откуда сторонники королевы Елизаветы и Генриха Тюдора узнали о столь тщательно оберегаемой тайне? Ответ прост: лишь от Бэкингема, а он мог знать об этом, если преступление произошло до его последнего свидания с королем, так как маловероятно, чтобы Ричард рискнул посылать сведения об убийстве Бэкингему в Уэльс. Наконец, если бы даже Ричард решился на это, то, вероятно, епископ Мортон, сторонник Генриха VII, находившийся в это время с Бэкингемом, впоследствии не стал бы молчать о столь важной улике против Ричарда или, по крайней мере, поведал бы о ней Мору, когда сообщал ему сведения о последнем периоде войны Роз. Однако дело меняется, если принцы были убиты Бэкингемом и Ричард узнал об уже свершившемся факте. В этом случае у Мортона было веское основание молчать об обстоятельстве, оправдывающем Ричарда III.

Если предположить, что принцы были убиты Бэкингемом, становится более объяснимым поведение королевы, которая, убедившись в этом, могла в гневе порвать отношения с союзником герцога Генрихом Тюдором, ради которого тот совершил свое злодеяние. В случае если убийцей был Бэкингем, делается более понятным и поведение коменданта Тауэра Брекенбери, которое остается загадочным при других версиях. Интересно отметить, что после подавления мятежа захваченный в плен герцог отчаянно молил устроить ему свидание с королем. Возможно, это было вызвано надеждой как-то повлиять на Ричарда своими просьбами и обещаниями. Однако наиболее вероятно, что в числе своих заслуг, на которые ссылался бы герцог, прося о пощаде, могло быть напоминание, что он погубил свою душу, совершив убийство малолетних принцев в интересах Ричарда.
Правда, имеется одно загадочное обстоятельство, если держаться версии о виновности Бэкингема. Почему после подавления мятежа Ричард не обвинил изменника-герцога в таком одиозном преступлении, как убийство принцев? Очевидно, и здесь есть свои причины: Ричарду вообще было невыгодно привлекать внимание народа к принцам, которых он сверг с престола и заточил в Тауэр. Никакие доказательства не могли убедить недоверчивых, что король не пытается снять с себя вину за преступление, взваливая ответственность на своего недавнего ближайшего советника, а теперь поверженного мятежника Бэкингема.
Зато предположение об ответственности Бэкингема за убийство хорошо согласуется с поведением Генриха Тюдора, который в своих обвинениях, выдвигавшихся против Ричарда в 1484 и 1485 гг., нигде прямо не возлагал на него вину за гибель принцев, а лишь глухо при перечислении прочих преступлений говорил о «пролитии детской крови». Не потому ли, что у Генриха VII не было никаких доказательств этого, или потому, что он хорошо знал имя действительного убийцы — Бэкингема? Или, наконец, благодаря тому, что Генриху было известно другое — принцы еще живы и по-прежнему заточены в Тауэре? Тем более могли быть причины для молчания, если Генрих был осведомлен, что принцы живы и находятся вне пределов его досягаемости. Не потому ли Генрих не распорядился о торжественных церковных службах в память убитых принцев — это ведь было бы так выгодно для него, но считалось бы кощунством, в случае если сыновья Эдуарда IV были живы.

Георг, герцог Кларенс, еще одна гипотетическая жертва злодея

Последнее предположение также не противоречит известным фактам, объясняя и поведение Ричарда, и действия Бэкингема, и, главное, позицию Генриха VII. Когда он отправился в Англию, то мог и не знать о судьбе принцев. Это не было существенно, так как Ричард ни в коем случае не мог использовать их против своего врага. Другое дело, если они были еще живы, когда Генрих овладел Лондоном. В этом случае их исчезновение стало для Генриха, столь непрочно сидевшего на завоеванном троне, политической необходимостью. Тюдоры сурово расправлялись даже через многие десятилетия и с куда менее опасными для них родственниками свергнутых Йорков. В темницу был брошен (вероятно, убит в заключении) незаконный сын Ричарда III, а также сын герцога Кларенса — Эдуард, граф Уорик, позднее, в 1499 г., обезглавленный по приказу Генриха VII. Через полстолетия, в 1541 г., палач буквально изрубил на куски семидесятилетнюю старуху — графиню Солсбери только за ее родство с Йоркской династией. А ведь у них было явно меньше шансов стать серьезными претендентами на престол, чем у Эдуарда V и его брата.
Более того, после битвы при Босворте Генрих VII должен был сам укрепить права принцев, приказав сжечь все документы (и снятые с них копии), в которых провозглашались «внебрачными» сыновья Эдуарда IV. Этот шаг стал необходимым, поскольку Генрих для укрепления своей победы решил взять в жены родную сестру Эдуарда V Елизавету, дочь Эдуарда IV и Елизаветы Вудвил (как это до него собирался сделать Ричард III). Этим браком еще раз демонстрировались законность детей Эдуарда IV и, следовательно, их права на престол. Тем более Генриху VII была необходима смерть Эдуарда V и его брата, если, разумеется, они были еще живы.
Английский историк К.Мэркем в биографии Ричарда III, написанной в крайне апологетических тонах, выдвигает гипотезу, что принцы были убиты Тирелом по приказу Генриха VII в I486 г. Основанием для этого предположения служит любопытный факт: Тирел дважды получал прощение от Генриха VII — один раз в июне, другой — в июле 1486 г. Но данный случай, хоть и редкий, всё же не является единичным, ему можно подыскать самые различные объяснения. Если убийство было совершено по распоряжению Генриха, то становятся понятными и его стремление приписать преступление Ричарду, и его опасение сделать это открыто и прямо, поскольку здесь могла неожиданно выясниться полная картина событий. Лишь через 17 лет, в 1502 г., когда не было в живых никого из приближенных Ричарда III, Генрих решается — и то со ссылкой на (возможно, мнимое) признание Тирела — распространить версию, которая до сих пор преобладает в исторических трудах. Тирел к этому времени оставался единственным, кого можно было превратить в козла отпущения. Другой, по этой версии, соучастник убийства — Джон Дайтон — отделался легко: ему предписали жить в Кале. Вероятно, за эту милость Дайтону было вменено в обязанность распространять сведения об умерщвлении принцев по приказу злодея Ричарда. Остальные сообщники Тирела — Миле Форрест и Биль Слотер (slaughter — по-английски «убивать») — уже умерли. А сколько раз у Генриха до 1502 г. были серьезные мотивы, чтобы попытаться всесторонне выяснить картину убийства и сделать ее достоянием всего народа, ведь тогда исчезла бы возможность выставлять новых самозванцев, именовавших себя Эдуардом V и его братом.
Наконец, предположение о еще большей ответственности Генриха, чем вина Бэкингема, делает понятным поведение королевы. И не только загадочное примирение с Ричардом, но и последующие действия (уже после воцарения Генриха и женитьбы на ее дочери). Первоначально вдовствующая королева и ее сын, маркиз Дорсет, заняли почетное положение при дворе. Но в конце 1486 г., когда Генрих узнал о появлении первого самозванца, именовавшего себя сыном Эдуарда IV, всё изменилось. Королева была лишена владений и заточена в монастырь, где и окончила свои дни, а Дорсет даже арестован с издевательским разъяснением, что, если он подлинный друг Генриха, ему нечего обижаться на эту меру предосторожности, принятую королем. Какой смысл был Елизавете Вудвил поддерживать Йоркскую партию, которая выставила самозванца и которой руководил сын сестры Ричарда III граф Линкольн, назначенный наследником престола после смерти малолетнего сына Ричарда в апреле 1484 г.? Другим возможным претендентом мог быть сын Кларенса. Герцог был врагом Елизаветы, и к расправе с ним (по приказу Эдуарда IV) она, несомненно, приложила руку не менее, чем Ричард Глостерский. Ведь в случае успеха йоркистов дочь Елизаветы лишалась короны, а ее только что (в сентябре 1486 г.) родившийся внук Артур — права наследования трона. Чем же объясняется поведение этой вспыльчивой, решительной женщины? Ненавистью к человеку, который прямо или косвенно участвовал в убийстве ее сыновей, считают одни. Нет, возражают другие, Елизавета была к этому времени сварливой интриганкой, очень не ладившей с матерью Генриха VII Маргаритой Бофорт. Меры, принятые Генрихом против матери своей жены, показывали, что он счел ее врагом, вероятно, потому, что, по мнению короля, она узнала, кто был убийцей принцев.
Уже в XVII в. раздавались голоса против традиционной интерпретации образа Ричарда III, которую воспроизвел Шекспир. Так, У.Уинстенли в 1684 г. в книге «Английские знаменитости» считал ее клеветой на «достойного государя». Прямые сомнения в верности тюдоровской версии выразил известный писатель Гораций Уолпол в книге «Исторические сомнения в отношении жизни и характера Ричарда III» (1768). Он уверял, что традиционная оценка характера Ричарда «создана предвзятостью и вымыслами. Многие из преступлений, приписываемых Ричарду, кажутся неправдоподобными и, что еще важнее, противоречащими его интересам». Уже книга К.Халстед о Ричарде, вышедшая в середине прошлого века, давала крайне идеализированный портрет короля, так же как биография, написанная С.Мэркемом, в которой роль злодея отведена Генриху VII. Некоторые новейшие английские историки, включая Кендала Лэмба, не во всем идут так далеко, но в азарте борьбы против «тюдоровского мифа» всё еще сильно перегибают палку. В Англии есть «Общество Ричарда III», насчитывающее примерно 2500 человек. В 1980 г. при принятии парламентом закона, разрешающего искать защиты в суде, если в кино и телепередачах представлен ложный образ какого-либо умершего человека, пришлось внести в него специальную поправку, а именно что подобные иски о восстановлении доброго имени можно принимать лишь в отношении лиц, которые скончались сравнительно недавно. Цель этого уточнения, получившего название «поправка Ричарда III», заключалась в том, чтобы избавить от угрозы судебного преследования сторонников «тюдоровской лжи», запятнавшей честь последнего короля из Йоркской династии... В целом же нельзя считать доказанным, что традиционная история убийства принцев — это утверждал профессор А.Ф.Поллард — «яркий образчик тюдоровской пропаганды». Таким же преувеличением являются и уверения выше X.Р.Уильямсона, будто историка должен интересовать уже не вопрос, «убил ли Ричард III принцев», а вопрос, «когда Генрих VII приказал предать их смерти». Несомненно лишь, что Генрих VII — ловкий и беспощадный политик, холодный калькулятор, привыкший хорошо взвешивать последствия любого шага на весах «государственного интереса»,— далеко превосходил своего побежденного при Босворте противника в искусстве интриги и был сп особен на преступление, которое было официально приписано Ричарду III.