загадки и версии

Ефим ЧЕРНЯК

Заголовок "Воскресшая Жанна"

Жанну д'Арк приводят к Карлу VII. Миниатюра XV в.
Жанну д'Арк приводят к Карлу VII. Миниатюра XV в.

30 мая 1431 г. в присутствии большого отряда английских воинов и толпы жителей Руана был приведен в исполнение приговор в отношении Жанны д’Арк, Орлеанской Девы, Девы Франции. Ее предали сожжению как нераскаявшуюся еретичку: в тюрьме она вновь надела женское платье и продолжала свои беседы с «небесными покровителями».
Многие утверждали, что при осуждении и при казни не были соблюдены многие законные формальности.
Через четверть века процесс Жанны был пересмотрен, формально — по просьбе ее матери, фактически — по требованию французского короля, который долгое время, не желая ссориться с Церковью, осудившей Деву, Бургундией, выдавшей ее англичанам, и Парижским университетом, поддержавшим обвинение своим авторитетом, не спешил с этим делом. Однако, выбрав удобный момент, Карл VII решил опровергнуть еще тяготевшее над ним обвинение, что он получил корону из рук колдуньи.
По распоряжению папы Каликста III в 1455—1456 гг. в Париже и Руане состоялся новый суд, отменивший прежний приговор. Честь Жанны была восстановлена, а прошлый вердикт объявили следствием коррупции, подлогов, клеветы, коварства и нелояльности. Отречение Девы аннулировалось как исторгнутое запугиванием, присутствием палача и угрозой сожжения.
Через столетия, в 1920 г., католическая церковь причислила Жанну к лику святых.

Но между процессом 1431 г. и контрпроцессом 1455—1456 гг., известных нам во всех подробностях, произошли вещи, плохо укладывающиеся в их рамки.
Столь же противоречат эти события и большинству имеющихся в распоряжении историков документов: ведь только во время правления Карла VII и его преемника, т.е. за полстолетия, историю Жанны д’Арк излагали 22 французских, 8 бургундских и 14 иностранных хронистов. К этим 44 летописцам надо еще прибавить 9 поэтов, которые в XV в. воспевали подвиг Орлеанской девы. Поэтому наука знает о жизни Жанны д’Арк, вероятно, больше, чем о ком-либо другом жившем в XV в., за исключением разве что некоторых монархов, деяния которых подробно заносились в хроники.
Но, наряду со всем этим, по-прежнему существует поверье, что и процесс, и казнь Орлеанской девы являлись лишь хорошо разыгранным спектаклем, за кулисами которого развернулось одно из наиболее интересных приключений в истории тайной дипломатии. Предание восходит к легендам, возникшим вскоре после гибели Жанны, в которую никак не хотел поверить французский народ.
Версия была выдвинута еще в XVII в., однако научное оформление и подтверждение она получила лишь в наши дни, когда во Франции появился не один десяток работ о «спасении» Орлеанской девы в 1431 г.
Авторы новейшей биографии Жанны д’Арк, опубликованной в Париже в 1986 г., пишут: «Каждый год появляются в библиотеках одна-две книги, в которых с большим шумом возвещается, что “наконец” открыты новые документы, позволяющие утверждать, что Жанна д’Арк либо не была сожжена, либо была незаконной дочерью Изабеллы Баварской и Людовика Орлеанского, т.е. сестрой Карла VII. Утверждается, что ей удалось бежать, что ее обвинитель Кошон, английский наместник Франции герцог Бедфордский и комендант Руана граф Уорик (Варвик) сделали всё, чтобы она не была сожжена, что на костер вместо нее отправили кого-то другого и т.д., и т.п».
По мнению авторов цитируемого труда, «все эти книги не содержат ничего нового и лишь повторяют друг друга». Сторонники обличаемых взглядов не оставались в долгу. Один из них, М.Лами, в 1987 г. писал, что дебаты приобрели резкий характер и «нужно признать, что представители разных точек зрения часто осыпали друг друга оскорблениями». Каждая из сторон обвиняла другую в распространении уже «опровергнутого» мифа (соответственно о казни Девы-«пастушки» из Домреми или о ее спасении).
Легенда о спасении покоится на одном труднообъяснимом происшествии, которое произошло в Орлеане в 1436 г., примерно через пять лет и три месяца после того, как в Руане была сожжена Жанна д’Арк. В счетной книге Орлеана, куда заносились расходы, производившиеся городскими властями, можно прочесть о выдаче 9 августа двух золотых Жану дю Ли в качестве платы за доставку писем от его сестры — девы Жанны. Он ездил к ней в город Арлон в Люксембурге. Брат Жанны, носивший новую, дворянскую фамилию, пожалованную ему королем, отправился ко двору Карла VII, а затем к «сестре», получив деньги на путевые расходы. Имеются и другие аналогичные записи, относящиеся к поездкам Жана дю Ли к «сестре» и королю. Все они датируются июлем, августом и сентябрем 1436 г. Подлинность их не вызывает сомнений. Однако этим не ограничиваются записи в счетной книге, связанные с «Девой Франции», как она именуется в этих документах. Всюду в них без всяких колебаний предполагается, что сожженная Жанна д’Арк жива.
28 июля 1439 г., т. е. через три года после первых записей и более чем через восемь лет после официальной смерти Орлеанской девы, она сама, если верить записям, пожаловала в Орлеан. Жанну — она называлась теперь Жанной д’Армуаз — встретила восторженная толпа.
Итак, Деву хорошо приняли в городе, в котором ее не только чтили, но и где было немало людей, отлично знавших Жанну со времен знаменитой осады. Записи не оставляют сомнения, что Жанну д’Армуаз горожане сочли за Орлеанскую деву. В счетной книге прямо указывается, что Жанне была подарена крупная сумма денег (210 ливров) «за добрую службу, оказанную ею указанному городу во время осады».
Быть может, вера в то, что Жанна д’Армуаз — Орлеанская дева, рассеялась у горожан, когда они ближе пригляделись к приезжей женщине, продолжительное время бывшей их гостьей? — Наоборот, в счетной книге отмечен торжественный обед, на который она была приглашена двумя богатыми патрициями — Жаном Люилье и Теваноном де Буржем. Там ей были оказаны всяческие почести, знаки внимания и уважения. Жанну д’Армуаз признали горожане и дворяне, хорошо знавшие Деву со времени осады, — Николя Лув, Николя Груанье, Обер Буле. Ведь еще недавно именно они принимали совместно с Жанной участие в коронации Карла VII в Реймсе!
Имеем ли мы, располагая такими свидетельствами, основание теперь, спустя более пяти веков, поставить под сомнение вывод, что прибывшая «дама д’Армуаз» была Орлеанской девой? Вдобавок оспаривать его, не приводя веских доказательств, объясняющих, что побудило всех этих людей участвовать в мистификации или почему они были введены в заблуждение.
Историк Ж.Пем утверждает, что он нашел очень важные свидетельства. До сих пор считалось, что мать Орлеанской девы — Изабелла Роме — приезжала в Орлеан лишь в июле 1440 г., через год после появления там женщины, выдававшей себя за ее дочь. Однако в списке городских расходов с 6 марта 1440 г. имеется отметка об уплате двум лицам за содержание и лечение Изабеллы с 7 июля по 31 августа. Здесь речь явно может идти только о 1439 г. Там же имеется запись об уплате пенсии, установленной городом Изабелле, за сентябрь, октябрь и ноябрь 1439 г. Если подлинность этих записей не ставить под сомнение, то они свидетельствуют о том, что мать Жанны д’Арк находилась в Орлеане, когда в городе торжественно принимали Жанну д’Армуаз.
Трудно представить, зачем матери Жанны д’Арк, подобно ее братьям, надо было участвовать в обмане. Ж.Пем приводит также ряд косвенных доказательств того, что во время пребывания Жанны д’Армуаз в Орлеане город посетил сам король Карл VII. В счетных книгах Орлеана и позднее регулярно отмечаются денежные выдачи «Изабелле, матери Девы Жанны». В записи, сделанной в июле 1446 г., Изабелла Роме уже именуется «Изабелла — мать покойной Девы Жанны», как и в записях за все месяцы до пасхи 1447 г. Не означает ли это, что к началу 1447 г. в Орлеане стало известно о смерти Жанны? Быть может, эта новость была сообщена ее братьями? (Правда, сторонник традиционной версии П.Гийом, просмотрев счетные книги Орлеана, показал, что выражение «Дева Жанна» без добавления «покойная» встречается не раз и после 1447 г. Это — с большой натяжкой — можно отнести и на счет небрежности писцов.)

Жан Кошон, обвинитель Жанны
Жан Кошон, обвинитель Жанны

Таковы главные факты, на которых построена легенда о спасении Жанны. Все остальные сведения и показания имеют по сравнению с этими неопровержимыми фактами второстепенное значение. Гостеприимство, оказанное Жанне д’Армуаз, допускает лишь три объяснения: это могла быть невольная ошибка, результат коллективной галлюцинации (отнюдь не редкость в средние века!); могло быть и сознательное соучастие в обмане и, наконец, последнее возможное объяснение: Жанна д’Армуаз действительно была чудом спасшейся Жанной д’Арк.
Ошибка братьев Жанны маловероятна. Но и вывод, что братья дю Ли из корыстных мотивов признали в Жанне д’Армуаз свою сестру, — всего лишь простое предположение. В его пользу можно привести только ссылку на стесненное материальное положение младшего из братьев, Пьера дю Ли, и то, что оба они получили — небольшие, впрочем,— награды за перевозку писем Жанны д’Армуаз. Интересно, что сразу после своего появления в Лотарингии Жанна поспешила связаться с братьями — смелый шаг со стороны самозванки, если он не был сделан в результате предшествовавшей договоренности, о которой мы не имеем никаких известий. Что касается горожан Орлеана, то трудно обнаружить мотивы их соучастия, скорее можно отнести их к числу обманутых. Если и это покажется не заслуживающим доверия, то остается только признать правдивость утверждений Жанны д’Армуаз.
Такая же теплая встреча, как в Орлеане, ожидала Жанну д’Армуаз и в городе Туре. Следует заметить, что наши сведения о ней отнюдь не исчерпываются записями в счетных книгах. Имеются известия, позволяющие проследить ее жизнь в течение ряда лет.
В «Хронике» декана Сен-Тибо из Меца указывается, что 20 мая 1436 г. в деревне Гранд-оз-Орм, неподалеку от города с таким же названием, появилась «Дева Жанна», которую признали местное дворянство и ее братья. Деву хорошо приняли в Арлоне у герцогини Елизаветы. Надо отметить, что Дева вовсе не афишировала свое имя; напротив, она называла себя Клод. Говорят, что «Жанна» появилась в обстановке общего воодушевления, связанного с изгнанием англичан из Парижа в апреле 1436 г., хотя дело можно представить и иначе. В это время шли разговоры о мире. Английскому гарнизону разрешили свободно уйти из Парижа. Может быть, в обмен на какую-то уступку англичане и согласились выпустить Жанну из заключения. Между прочим, почему-то никто не спрашивал ее, где та провела предшествовавшие пять лет, прошедшие со времени мнимой казни и «спасения». Сама она не касалась этого вопроса. По крайней мере, наши источники вовсе его обходят. Очевидно, были причины для такого умолчания, причем оно нисколько не поколебало веры в правдивость утверждений Жанны. Новоявленная Дева вела светскую жизнь: в Арлоне при герцогском дворе и у графа Ульриха Вюртембергского в Кёльне, вмешивалась в дипломатические интриги местных духовных и светских феодалов. В Кёльне она попыталась ссылками на волю Божью помочь графу Ульриху избраться в архиепископы Трирские. Это привело к вмешательству инквизитора — Генриха Калтайзена, который вызвал ее для допроса по подозрению в ереси и колдовстве. «Дева Жанна» спешно бежала обратно в Арлон (об этом сообщает хроника современника — доминиканского монаха Жана Нидера).
Осенью Жанна вышла замуж за некоего Робера д’Армуаза сеньора де Тиммон. Была отпразднована пышная свадьба. Затем Жанна родила двух сыновей. К этому же времени относится и ее переписка (через посредство братьев Ли) с Карлом VII.

Коннетабль де Ришмон. Рисунок XV в.
Коннетабль де Ришмон. Рисунок XV в.

Хроника декана монастыря Сен-Тибо де Мец была обнаружена в 1645 г. священником Жеромом Винье. Он списал отдельные места рукописи и заверил копию у нотариуса. Потом, через сорок лет, в ноябре 1683 г., эта копия была опубликована его братом в журнале «Mercure Galant». В XVIII в. сама хроника
была издана в «Документах по церковной и гражданской истории Лотарингии». Подлинность рукописи в целом, в том числе и тех ее страниц, которые повествуют о «воскресшей» Жанне, не вызывает сомнений. Вдобавок позиция монастыря Сен-Тибо, находившегося близко от Меца (но в то же время не подчиненного городу) и невдалеке от места нахождения Жанны д’Армуаз, делает этого хроникера независимым свидетелем, заслуживающим доверия.
Несомненно, что декан Сен-Тибо искренне считал появившуюся «Деву Жанну» подлинной Жанной д’Арк. Надо лишь добавить, что разыскана другая рукопись его хроники, в которой декан признает свою ошибку: «В этот год прибыла молодая девица, именовавшая себя Девой Франции и так игравшая ее роль, что многие были обмануты, и особенно среди них наиболее знатные». Очевидно, это безоговорочное опровержение первого свидетельства, но где гарантия того, что именно оно было результатом ошибки, а не последующее разъяснение «самозванства» являлось тенденциозной вставкой?
Отметим, что в Хронике Филиппа Виньела, составленной в начале XVI в., сообщалось: «В воскресенье 20-го дня мая 1436 года девица по имени Клод, носившая женскую одежду, была объявлена Девой Жанной и была обнаружена в месте близ Меца, называемом Гранд-оз-Орм, и там были два брата упомянутой Жанны, удостоверившие, что это была она».
Одновременно с Хроникой декана Сен-Тибо опубликован и брачный контракт Жанны д’Армуаз (оригинал его так и не был найден). Полагают, что контракт является фальшивкой, но отсутствие подлинника еще ни о чем не говорит: в XVII в. еще не интересовались подлинными историческими документами.
Это в равной степени относится и к дарственному акту, согласно которому Робер д’Армуаз передавал какие-то владения своей жене «Жанне, Деве Франции». Приведенный в старинной «Истории Лотарингии» документ о дарении сопровождается разъяснением: «Это Орлеанская дева или, скорее, авантюристка, принявшая ее имя и вышедшая замуж за сеньора Робера д’Армуаза». И опять вопрос: чему доверять — документу или последующему дополнению?
Следует отметить, что друзья Робера д’Армуаза — Жан де Тонельтиль и Собле де Дэн, поставившие свои печати на документе о передаче Жанне части владений ее мужа, знали подлинную Орлеанскую деву. Зачем им надо было участвовать в обмане? Между прочим, Робер д’Армуаз приходился кузеном Роберу де Бодрикуру, тому, который дал ей для сопровождения шестерых слуг, доставивших Жанну в Шинон к королю Карлу.
Вообще, действия самой дамы д’Армуаз, если считать ее самозванкой, малопонятны. Помимо одной явной неосторожности — вступления в переписку, а потом и свидания с братьями дю Ли — она совершила и вторую — согласилась выйти замуж за небогатого сеньора д’Армуаза, отлично зная, что при заключении брака потребуются документы, касающиеся ее происхождения. Одним из приятелей Робера д’Армуаза был Николя Лув, сохранились их письма, свидетельствующие о тесных дружеских связях между ними. А ведь он — знаком с Жанной еще со времени освобождения Орлеана и возведения королем в рыцарский сан благодаря ее ходатайству. Почему он не открыл глаза своему другу, если убедился, что новоявленная Клод Орлеанской девой не была?
Существует легенда, что Робер д’Армуаз в наказание за обман посадил свою жену в сумасшедший дом, расположенный неподалеку от Брие. Однако в роду д’Армуаз до сих пор сохранилась традиция чтить Жанну как самую славную из предков. Семья потомков Жанны д’Армуаз, опрошенная историком К.Пастер, выразила твердую уверенность, что их предок сеньор Робер не мог жениться на женщине без роду и племени. Он должен был предварительно убедиться, что его невеста действительно та, за кого она себя выдает.
Нам известна жизнь Жанны д’Армуаз в последующие три года, т.е. с 1436 по 1439 г. Следует лишь добавить, что всё это время горожане пребывали в нерешительности: верить ли слухам о спасении Жанны? Они одинаково платили: и братьям дю Ли за письма от «спасшейся» (1436), и за мессу, отслуженную за упокой ее души (1439), как раз накануне прибытия дамы д’Армуаз в Орлеан.
В политике Карла VII вскоре произошел перелом. В 1436 г., когда только что был отвоеван Париж, король еще колебался, стоит ли объявлять Жанну д’Армуаз чудом спасшейся Орлеанской девой (бездействие Карла, ничего не сделавшего для ее спасения, сурово осуждалось в стране). Теперь же, полагают сторонники традиционной версии, король предпочел не зависеть от авантюристки и использовать в своих целях память о подлинной Жанне.
Между тем Жанна д’Армуаз отправилась из Орлеана в области, где продолжались боевые действия против англичан. Она встретилась с воевавшим там маршалом Жилем де Рэ, хорошо знавшим прежнюю Жанну д’Арк. Это свидание , если речь идет о самозванке, — шаг опять крайне опрометчивый. Но Жиль де Рэ поручил ей возглавлять войска на севере от Пуату, хотя мы не знаем, как протекала военная карьера Жанны д’Армуаз.
Авторы, пропагандирующие версию о спасении Жанны д’Арк, конечно, всячески обыгрывают те поступки Жанны д’Армуаз, которые свидетельствовали, что она либо имела все основания не бояться разоблачения, либо — по непонятным причинам — пренебрегала очевидной опасностью изобличения в самозванстве. Эти авторы ссылаются и на то, что даже противник Жанны д’Армуаз — королевский камергер Гильом Гуфье признавал ее удивительное сходство с «прототипом». Правда, его мнение нам известно на основе очень позднего (1516) свидетельства. Впрочем, барельеф Жанны д’Арк, восходящий к первой трети XV столетия и находящийся в музее в Лудюне, и медальон Жанны д’Армуаз, относящийся к более поздним десятилетиям того же века и хранящийся в замке Жолни, подтверждают, что изображенные на них женщины явно похожи друг на друга. Но, может быть, это было сделано сознательно, чтобы подкрепить притязания Жанны д’Армуаз. Возникает вопрос: если дама д’Армуаз была простой авантюристкой, могла ли она быть уверена, что действительно как две капли воды похожа на Орлеанскую деву? Ведь портретов той вообще не существовало, за исключением, быть может, одного-единственного. Вдобавок, надо учитывать, что живопись того времени вряд ли позволяла уверенно судить о внешнем сходстве человека с тем, кто был изображен на картине. В этих условиях, если Жанна д’Армуаз не была Орлеанской девой, для нее было более чем необдуманным и неразумным отправиться в места, где знали подлинную Жанну, утверждает один из главных сторонников «новой» версии — Э.Вейль-Рейналь. На этот довод, однако, напрашивается возражение: почему Жанну д’Армуаз, если она действительно была очень похожа на Жанну д’Арк, не могли убедить в существовании такого сходства люди, видевшие Орлеанскую деву? И почему бы после этого Лже-Жанне не рискнуть отправиться в Орлеан и другие места, где знали Жанну д’Арк, особенно обеспечив себе небескорыстное содействие со стороны ее братьев? Допустим, однако, необычное сходство между Жанной д’Арк и Жанной д’Армуаз, которое ввело в заблуждение ее родных братьев и близко знавших ее людей. Но у «настоящей» Жанны были приметы, по которым ее было легко опознать, например, красное родимое пятнышко за ухом. Подлинная Дева была несколько раз ранена в шею и плечо, позднее — в бедро, должны были остаться шрамы, которые вряд ли возможно подделать.
В 1440 г. Жанна д’Армуаз прибыла в Париж, где ее давно с нетерпением ждал народ. Однако парижский парламент (тогда — только судебное учреждение), действуя, надо полагать, с согласия короля, принял меры, чтобы не допустить восторженного приема. Еще по дороге в Париж она была арестована и под конвоем доставлена в парламент, который объявил ее самозванкой и выставил у позорного столба. Она сообщила отдельные сведения о своей прошлой жизни: о путешествие в Италию (с целью получить у римского папы прощение за побои, которые она нанесла родителям), об участии в войне, для чего ей пришлось переодеться в костюм солдата. Так и возникла мысль выдать себя за Орлеанскую деву. Жанна д’Армуаз признала свое самозванство, и ее освободили из-под ареста. После смерти Робера д’Армуаза она, очевидно, была еще раз замужем за неким Жаном Луийе (некоторые исследователи, впрочем, считают, что речь здесь идет о другой женщине). В одном документе, который относится к 1457 г. (и подлинность которого далеко не безусловна), ей жаловалось прощение за то, что она именовала себя Орлеанской девой.
Правда, и после 1440 г. появлялись Лже-Жанны: одна в 1452 г. в Анжу, признанная двумя кузенами Орлеанской девы, другая — несколькими годами позже. Это была некая девица Фрерон из местечка около Мана. Обеих быстро изобличили в обмане. Об этих Лже-Жаннах можно говорить только ради курьеза и еще для того, чтобы подчеркнуть, сколь долго народная фантазия не желала примириться с гибелью национальной героини.
Массу эпизодов в истории Жанны д’Армуаз, как мы видели, нелегко объяснить, если считать ее обманщицей. Отдельные «узнавания», правда, мало что доказывают, поскольку всегда можно найти причины, побудившие так действовать и лотарингских феодалов, и Карла VII, и самих братьев дю Ли. Но весь комплекс свидетельств опровергнуть сложно. Ведь в равной степени можно считать подозрительными и «разоблачения» Жанны как самозванки, в том числе раскаяние, вырванное у нее парижским парламентом.
Наконец, еще один документ — нотариальный акт от 29 июля 1443 г., в котором зафиксировано пожалование герцогом Карлом Орлеанским Пьеру дю Ли имения за верную службу королю и самому герцогу. Эту службу, указывалось в нотариальном акте, Пьер дю Ли осуществлял «совместно» с девой Жанной, его сестрой, вплоть до его (или ее) отсутствия «и с тех пор до настоящего времени». Если речь шла об его отсутствии, то текст расшифровывается просто: Пьер дю Ли несколько лет находился в плену (непонятно, впрочем, почему в тексте прямо не сказано о плене). Однако вполне допустимо прочесть и «до ее отсутствия»; тогда это признание того, что Жанна не погибла в 1431 г. Слова же «и с тех пор до настоящего времени» вполне могли быть отнесены «совместно» к брату и сестре, а не к одному Пьеру дю Ли. Не сознательно ли вставлена в документ эта неясная фраза: в 1443 г. уже нельзя было одновременно открыто выражать сомнение в гибели Жанны д’Арк и признавать самозванку, разоблаченную парламентом. Из грамоты Карла Орлеанского в 1443 г. можно заключить, что Жанна была еще жива. В другой дарственной грамоте Карла Орлеанского, датированной 31 июля 1450 г., о Пьере дю Ли говорится уже как о «брате покойной Девы». Карл VII с сентября 1444 до января 1445 г. находился в Меце. В этом городе в доме супругов д’Армуаз по указанию Жанны висел ее портрет в костюме Орлеанской девы (он сохранялся там до 1792 г.). Главой делегации, встречавшей короля Карла VII, был Николя Лув, один из сподвижников Девы, признавший в Жанне д’Армуаз хорошо знакомую ему Жанну д’Арк. Всё это вряд ли могло не стать известно королю, но, по-видимому, не вызвало никаких возражений с его стороны. Возникает вопрос: почему только в феврале 1450 г. Карл VII приказал начать подготовку к процессу реабилитации? Не связано ли это с тем, что Жанна д’Армуаз умерла летом 1446 г., а ее муж — в 1449 или 1450 г.?
Не свидетельствует ли вся эта история, что иногда символ должен быть живым, а иногда – уже мертвым?

TopList