новые исследования

Александр БЫКОВ Ольга КУЗЬМИНА

«Среди современных Димитрию Донскому русских князей замечательна судьба князя Олега Рязанского. Бодрый, способностей выдающихся, он постоянно враждовал с великим князем, и когда Димитрий пошел на Мамая, Олег ссылался с союзником Мамая, королем польским, и не пристал к Димитрию. Незадолго до смерти Димитрия преподобный Сергий Радонежский ходил в Рязань, чтобы примирить Димитрия с коварным и мятежным Олегом. И тут умягчилось бурное сердце: он заключил с Димитрием искренний союз. Вероятно, воздействию ... дивного старца нужно приписать перелом, происшедший в жизни Олега.

Пред концом ее, мучимый раскаянием за всё, что было в ней темного, он принял иночество и схиму в основанном им в 18 верстах от Рязани Солотчинском монастыре. Там он жил, нося власяницу, а под ней ту стальную кольчугу, которую не захотел надеть, чтобы оборонять отечество против Мамая. Инокинею закончила жизнь и его супруга княгиня Евфросинья. Их общая гробница в соборе обители. Многие жители Рязани и соседних уездов бывают тут на поклонении иноку-князю и служат по нем панихиду, испрашивая себе его молитв, причем обыкновенно надевают на себя его кольчугу».

В этом рассказе Е.Поселянина легко найти ряд несуразиц. Во-первых, князь Олег во время Мамаева побоища хотя и не участвовал в битве, но стоял с войском своим наготове и кольчугу уж наверняка надевал. Во-вторых, обыкновенно иноки в знак самоуничижения и раскаяния носили под власяницами вериги, которые весили намного больше кольчуги. Даже неподготовленный человек способен долгое время носить кольчугу, не снимая ее, что уж говорить о князе-воине XIV в., сызмальства приученном к тяготам военной жизни?

Стоит задуматься, а не носил ли князь Олег кольчугу, опасаясь за свою жизнь? При этом он не надеялся ни на защиту монастырских стен, ни на собственный монашеский чин. На первый взгляд, мысль нелепая, однако не будем торопиться. Давайте вместе проследим — насколько возможно подробно — жизнь одного из самых ярких князей русской истории XIV — начала XV в. и постараемся разгадать загадку его кончины.

У князя Олега была трудная судьба и посмертная недобрая слава, созданная московскими летописцами и дошедшая до наших дней. Изменник, ставший всё же святым. Князь, которого окрестили «вторым Святополком» на Москве, но которого любили рязанцы, которому они были верны и в победах, и после поражений.

Олег Иванович, сын князя Ивана Александровича (по некоторым данным — великого князя Рязанского) и племянник пронского князя Ярослава Александровича, стал великим князем Рязанским в 1350 г., будучи еще ребенком. В наследство ему досталось княжество, со всех сторон окруженное недругами. С одной стороны — набеги татар, с другой — усиливающееся Московское княжество, с третьей — Литва. Не было покоя и в самой Рязанской земле.

С первых десятилетий XIV в. длилась здесь кровавая распря. В 1339 г. рязанский князь Иван Иванович Коротопол убил своего двоюродного брата Александра Михайловича Пронского, направляющегося в Орду с выходом. Известно, что только великий князь, чья власть была утверждена Золотой Ордой, мог собирать дань для хана на территории своего княжества. Следовательно, в Рязанской земле шла борьба за великое княжение. Закончилась усобица смертью главных претендентов на великое княжение — Ивана Коротопола Рязанского (1343) и Ярослава Александровича Пронского (1344).

Не сохранилось данных о том, почему великим князем рязанским стал именно Олег Иванович, но понятно, что к моменту его вокняжения никто из его родичей уже не претендовал на титул великого князя. Возможно, все старшие князья были уже убиты.

Усобицы на время закончились, и это позволило Олегу Ивановичу к началу 1350-х гг. замыслить наступление на Московское княжество.

В 1353 г., 22 июня, рязанский военный отряд захватил волость Лопасню, которая когда-то входила в состав рязанских владений. Лопасненский наместник Михаил Александрович был пленен и отведен в Переяславль-Рязанский, а через некоторое время выкуплен московским правительством. По утверждению Рогожского летописца, «князь Олег еще тогды молод был, младоумен, суров и свиреп сыи с своими рязанци, с потаковникы ему с бродни, много зла христианом сътвориша…». Московская летопись упрекает рязанцев в жестоком обращении с пленным наместником: «И биша его и многы пакости ему сътвориша».

Бродни (или бродники) — это казаки, селившиеся на окраинах Рязанского княжества, некая вольница, не мирившаяся с порядками и в то же время нередко поддерживавшая местных властителей.

Лопасня отошла к Рязанскому княжеству. Изменение границ потребовало вмешательства Орды. В том же 1353 г. в рязанских рукописях приводится сообщение о том, что «посол из Орды приходил на Рязань учинить межу московским князьям». Видимо, речь здесь идет о размежевании московских и рязанских земель. Размежевание действительно состоялось — это подтверждает духовная грамота московского князя Ивана Ивановича, в которой называются «места Рязаньская отменная», полученные «в Лопасны места». В числе этих мест оказывается, в частности, «новый городок на усть Поротли».

Олег Иванович стремился усилить свое княжество, подчинив соседних князей. Так, в 1355 г., по свидетельству летописей, произошла смута в Муроме. Власть по решению Орды захватил связанный с Рязанью князь Федор Глебович. С этого времени Муром надолго остается под властью великого князя Рязанского.

Здесь имеет смысл уточнить, что мы подразумеваем, говоря «под властью князя Олега Рязанского». Это не вассальная присяга по западному образцу и не финансовая зависимость (дань). Отношения между князьями на Руси оформлялись в то время договорами и докончальными грамотами. У нас не сохранилось докончальных грамот между князьями Рязанской земли. Однако есть все основания предполагать, что эти грамоты аналогичны дошедшим до нас соглашениям между Дмитрием Ивановичем Московским и соседними князьями.

Докончальная грамота является договором между князьями, самостоятельно хозяйствующими в рамках своего княжества. Самим подписанием этих грамот князья признают власть друг друга. В подобных документах фиксировались границы и подробно регламентировалось хозяйственное взаимодействие между договаривающимися сторонами. Зачастую оговаривалось старшинство одного князя перед другим.

Именно в этом смысле следует понимать выражение «попал под власть» — попал под такую власть, какую старший брат имел над младшим в патриархальной русской семье того времени. Эта власть, оговаривавшаяся в грамотах подробно, не простиралась далее, чем согласованная внешняя политика (вплоть до совместных военных походов).

Причем тот, кто назван «старшим братом» в докончальной грамоте, принимает решения по этой внешней политике, а «младший брат» должен ему подчиниться и, соответственно, в случае совместных военных действий выступить на стороне «старшего брата» (или просто выставить дружину).

Таким образом, поставив на муромский престол дружественного князя и связав его докончальной грамотой, в которой тот признавал Олега старшим братом, рязанский князь получил возможность во время походов усиливать свою армию муромской дружиной. В то же время он, видимо, принял на себя обязательство выступать на защиту Муромского княжества в случае, если тому будет угрожать опасность.

Доказательствами существования подобной докончальной грамоты можно считать то, что во всех важных походах Олега Ивановича участвовал муромский князь, и то, что рязанская и муромская дружины неоднократно совместно выступали против вторгавшихся в их пределы татар.

Под 1356 г. летописи отмечают два события, связанные с Рязанью. Одно из них — поставление в Рязани епископа Василия. Другое известие весьма любопытно и рассказывает о загадочном убийстве в Москве.

3 февраля 1356 г. в Москве произошло убийство Алексея Петровича Хвоста Босоволкова — тысяцкого. «И бысть мятеж велий на Москве того ради убийства. И тако тое же зимы по последнему пути болшии бояре московстии отъехаша на Рязань з женами и з детми».

То есть убийцы тысяцкого — бояре, боровшиеся с ним за власть, в первую очередь Вельяминовы, бежали в Рязань, уверенные, что там их не достанет гнев московского князя.

Тысяцкий в то время ведал в Москве вопросами финансового и судебного надзора, возглавлял городское ополчение. Вельяминов был тысяцким при Семене Ивановиче Московском и стоял за удовлетворение денежных запросов Орды, что приводило к увеличению поборов с горожан. Хвост выступал против проордынской политики (то есть против повышения налогов). Иван Иванович, брат князя Семена, придерживался антиордынской позиции. Поэтому, унаследовав княжество после смерти Семена, он поставил тысяцким Алексея Петровича.

Позиция Хвоста была по сути популистской. Покуда Иван Иванович не правил и не отвечал лично перед Ордой за недоимки, он поддерживал Хвоста. Однако, став великим князем и отправившись в Орду, он осознал, насколько его власть и сама жизнь зависят от размеров ордынского выхода. Поступок Вельяминова и его сторонников получил одобрение в Орде.

В 1357 г. в Москву из Орды приезжает посол Иткар «про запрос ко всем князем русским». В том же году великий князь Иван Иванович и все русские князья едут в Орду, где в это время произошло убийство Чжанибека и захват власти его сыном Бердибеком. В 1358 г. вернувшийся из Орды Иван Иванович «перезва к себе паки [перезвал снова] дву бояринов своих, иже отъехали были от него на Рязань, Михайло и зять его Василей Васильевич [Вельяминов]».

Согласно Рогожскому летописцу, Иван Иванович принял своих бояр в Орде, а не по возвращении в Москву. Возможно, что хан напрямую повлиял на решение московского князя и тот вынужден был простить преступников. Они в конечном счете добились своего: должность московского тысяцкого вновь перешла к Вельяминову. Эта должность так за ним и осталась; вероятно, Иван Иванович Московский убедился, что проордынская политика для него выгодна.

Отметим тот факт, что проордынски настроенные бояре скрывались именно в Рязани. Видимо, рязанский князь в то время был враждебно настроен по отношению к Москве, но находился в хороших отношениях с Золотой Ордой. Этот вывод подтверждается последующими событиями.

В 1358 г. ханский посол Маглет-Хожа явился в Рязанскую землю. Московские летописи пишут, что посол «много в них зла сътвори», после чего «к великому князю Ивану Ивановичю присылал о разъезде земля Рязанскиа, князь же великии не впусти его в свою отчину».

В Троицкой летописи данные события описываются так:

«Въ лето 6866 выиде посолъ великъ из Орды, царевъ сынъ, именемъ Маматхожа, на Рязанскую землю и много въ нихъ зла сътвори, и къ великому князю Ивану Ивановичю присылалъ о разъезде земля Рязанскiа, князь же великiи не впусти его въ свою отчину въ Русскую землю и потомъ на борзе отъ царя въ Орду позванъ бысть Маматхожа, занеже ко царю въ коромолу вниде, и въ Орде царева любовника убилъ, а самъ побежалъ къ Орначю, и гонци постигоша его и яша, и тамо убьенъ бысть повеленiемъ царевымъ».

В Никоновской летописи нет указания на «зло», зато сказано, что посол намеревался «пределы и межи утвръдити нерушимы и непретворимы». Посол был вскоре отозван в Орду и убит там. Никоновская летопись объясняет это тем, что «клевета прииде на него царю».

Видимо, ханский посол действительно намеревался установить (и установил) новые переделы и межи между Москвой и Рязанью, причем сделал это в пользу Рязани, что московские летописцы расценили как «зло». Тогда становится понятно, почему Иван Иванович не пустил посла в свою отчину, а впоследствии, вероятно, московский князь и оклеветал Маглета.

В начале 1360-х гг. у Олега Ивановича появился еще один беспокойный сосед — темник Мамай откочевал со своей Ордой на запад от Сарая, к границам Рязанского княжества.

А в 1365 г. ордынский князь Тагай, укрепившийся в Наручадской земле, совершил набег на Рязанскую землю, выжег Переяславль-Залесский и «плени все власти [волости] и села». Олег Иванович вместе с князьями муромским, пронским и козельским пошел в погоню за татарами и настиг их «под Шишевским лесом на Воине». И «побиша князи рязанстии татар». В результате «злой сечи» Тагай бежал «во страсе и трепете мнозе быв и недоумевся, что сътворити, видя всех татар избиенных, и тако рыдаа и плача и лице одираа от многиа скорби, и едва в малой дружине убежаща».

Кары со стороны Орды в отношении Рязани не последовало, так как Тагай «сам о себе княжаще» «в Наручадской стране» «по разрушении Ординьском», т.е. самочинно захватил власть в Наровчатской земле во время «замятни» в Орде в 1360—1361 гг., и заступаться за него в Орде не стали.

Козельским князем в то время был Иван Титович, сын карачевского князя и зять Олега Рязанского. В родственных отношениях с Олегом Ивановичем находились Дмитрий Корибут (черниговский и новгород-северский князь) и Владимир Пронский. Великий князь рязанский любыми средствами стремился расширить сферу своего влияния, в том числе и путем брачных союзов. Кроме Козельска так или иначе зависели от Рязани новосильские и тарусские князья.

Примечательно, что в московской летописи муромский, пронский и козельский князья названы «князи рязанстии». Видимо, эти князья были связаны с Олегом Ивановичем докончальными грамотами, в которых они признавали его «старшим братом», и, в понимании соседей, их владения входили в Рязанскую землю.

Границы Рязанского княжества в то время проходили по верховьям Дона, у среднего течения реки Воронеж и, возможно, Хопра, не выходя на правый берег Дона. Рязанский князь контролировал торговый путь из Москвы в Сурож и Кафу, который шел через Рязань по Дону. Также под контролем Олега Ивановича находился путь из Москвы-реки через Оку на Волгу. Это был речной путь в Казань, в Булгар и в Сарай.

Вблизи границ Рязанской земли находилось самостоятельное Елецкое княжество, в котором правили представители рода козельских князей. Дружественные или, по крайней мере, добрососедские отношения Елецкого и Рязанского княжеств в то время несомненны.

Насколько мирно в то время уживались Мамай и Олег Рязанский, мы не знаем. Но и упоминаний о набегах татар на Рязань до конца 1360-х гг. нет, в то время как сведения об активных действиях Мамая в русских летописях встречаются с 1361 г.

В 1368 г. состоялся поход Ольгерда на Русь с осадой Москвы. Литовский князь пожег московские посады, но города не взял.

Через два года, в 1370 г., Ольгерд предпринял вторую попытку. В конце ноября он выступил в поход на Москву, «събрав воя многы, в силе тяжце», в сопровождении своих братьев, сыновей, «прочих» литовских князей, смоленского князя Святослава Ивановича «с силою смоленьскою», а также тверского князя Михаила Александровича.

26 ноября произошел бой под Волоколамском. Не взяв города, литовское войско продолжило путь к Москве и 6 декабря осадило столицу. В Москве находился Дмитрий Иванович, а Владимир Андреевич стоял с полком под Перемышлем, «а еще же и къ тому же приспелъ князь Володимеръ Дмитреевичь Пронскыи, а съ нимъ рать князя Олга Рязаньскаго». Ольгерд рисковал оказаться в клещах.

Осада Москвы продолжалась 8 дней, затем Ольгерд «убояся и начать мира просити. Князь же великiи Дмитреи взялъ съ нимъ миръ до Петрова дни, а Олгердъ въсхоте вечнаго мира, а хотя дати дщерь свою за князя Володимера АндрЪевича, еже и бысть. И тако помирився отъиде отъ Москвы и възвративъся въ землю свою, и идяше съ многымъ опасенiемъ, озираяся и бояся за собою погони».

Возможно, эта помощь Москве свидетельствует о некотором улучшении отношений Москвы с Рязанской землей в начале 1370-х гг. Однако в Перемирной грамоте послов великого князя литовского Ольгерда Гедеминовича с великим князем Дмитрием Ивановичем (июль 1371 г.) в «любви и докончаньи» с князем Дмитрием Ивановичем значатся князья Олег Рязанский и Владимир Пронский, оба названные великими. Факт странный.

В Рязанской земле (а Пронск входил в нее) мог быть только один великий князь. Причем решение о том, кто будет великим князем, принимали в Орде. Самовольно, не имея на то законных оснований, москвичи не могли в официальном документе именовать пронского правителя великим князем. Видимо, эта запись отражает конфликт из-за великого княжения между Владимиром и Олегом, аналогичный конфликту между Дмитрием Московским и Михаилом Тверским (за великое владимирское княжение). Таким образом, перемирие с Литвой было заключено в тот момент, когда на руках и у Олега и у Владимира были ярлыки на великое княжение.

Итак, в декабре литовско-тверские войска вторгаются в московские пределы, Москвы взять не могут, но грабят окрестности. На помощь москвичам приходят союзники, в том числе и рязанцы.

Примечательно, что на помощь Дмитрию Ивановичу против Ольгера «рать князя Олга Рязаньскаго» привел именно пронский князь Владимир. Видимо, между Олегом Рязанским и Владимиром Пронским, несмотря на спор из-за великого княжения, не было военного конфликта. Возможно, оба князя надеялись решить спор законным путем в Орде.

Ольгерд в ту же зиму (1370—1371) заключил с Дмитрием Ивановичем и его союзниками перемирие — по июнь. Летом 1371 г. «выиде изъ Орды князь Михаиле Александровичь Тферскыи на великое княженiе, и не сступися ему князь великий Дмитреи Ивановичь, но паче самъ изволи поити въ Орду за свою отчину, нежели сступитися княженiа великаго. Князь же Михаиле Тферскыи въсхоте ити въ столныи градъ Володимерь, зовучи ся князь великiи, и хотяше въ немъ сести на княженiи на великомъ. Они же не прiaшa его и не впустиша его сести на столе, а рекоша ему такъ княженiе великое и не я. Того же лета князь великiи Дмитреи Ивановичь поиде въ Орду месяца iюня въ 15 день».

«И въ то время … прiеxaшa Литва, послове отъ великаго князя отъ Олгерда Литовскаго о миру, и взяша миръ, а за князя Володимера Андреевичя обручиша Олгердову дщерь, именемъ Олену».

Послы Ольгерда явились в Москву около 15 июля. В их приезд было оформлено московско-литовское докончание, продлевавшее перемирие еще на три месяца. Свадьба же князя Владимира с Оленой состоялась зимой, уже после возвращения Дмитрия Ивановича из Орды.

«На ту же осень князь великiи Дмитреи Ивановичь выиде изъ Орды милостью Божiею все по добру и по здорову». Дмитрий Иванович признал себя вассалом «князя Мамая и царя его» — Мухамед-Буляка. Москва обязывалась давать татарам выход, но в гораздо меньшем размере, чем при ханах Узбеке и Джанибеке.

В золотом поле
стоящий князь,
держащий
в правой руке меч,
а в левой ножны;
на нем
епанча червленая, 
а платье и шапка зеленые,
обложенные соболями.

Описание герба Рязани,
утвержденного 29 мая 1779 г.

В этот период в рязанской земле происходит борьба Владимира Пронского с Олегом Рязанским за великое княжение. Похоже, в 1370—1371 гг. два претендента на владычество в Золотой Орде раздавали ярлыки на великое княжение русским князьям, причем на Руси еще не было ясности — какой из этих претендентов является легитимным и чьи ярлыки законны.

Московский князь Дмитрий Иванович рискнул применить силу при решении проблемы двух ярлыков. Он просто не пустил своего противника во Владимир, а затем поехал в Орду объясняться. И у него получилось. Власть Мамая в тот момент, видимо, была непрочна, и он нуждался в поддержке Дмитрия Ивановича не меньше, чем сам Дмитрий Иванович в ярлыке.

Уладив вопрос с владимирским великим княжением, Дмитрий Иванович решил аналогичным образом поступить и с двумя ярлыками на рязанское великое княжение. Московский князь поддержал Пронского, потому что Олег Рязанский был слишком сильным противником и неудобным соседом.

«Toe же зимы передь Рожествомъ Христовымъ бысть побоище на Скорнищеве съ Рязаньци. Князь великiи Дмитреи Ивановичь, събравъ воя многи и пославъ рать на князя Олга Рязанскаго, а воеводу съ ними отпусти Дмитрея Михаиловичя Волынскаго. Князь же Олегь Рязанскыи, събравъ воя многы, и изыде ратью противу ихъ. Рязанци же, сурови суще, другъ къ другу рекоша: “Не емлите съ собою доспеховъ, ни щитовъ, ни копья, ниже коего иного оружiа, но токмо емлите съ собою едины ужища кождо васъ, имже взяти начнете Москвичь, понеже суть слабы и страшливи и не крепци”. Наши же Божiею помощiю укрепляющеся смирешемъ и въздыханiемъ, уповаша на Бога крепкаго въ бранехъ, иже не въ силе, но въ правде даеть победу и одолеше. И сретошася Рязанци, и бысть имъ бои на Скорнищеве. И поможе Богъ князю великому Дмитрею Ивановичю и его воемъ, и одолеша, а князь Олегъ едва убежалъ… И седе тогда на княженiи великомъ Рязанскомъ князь Володимеръ Пронскыи».

Во время его княжения в Рязани произошло некое народное возмущение, связанное со сбором дани. Судя по всему, рязанцы не хотели платить Владимиру Пронскому ордынский выход, ожидая, что скоро вернется к власти Олег Иванович и, естественно, возьмет дань повторно.

И они не просчитались. Княжил Владимир недолго: «Въ лето 6880 князь Олегъ Рязанскыи, събравъ воя, приде ратью на Рязань изгономъ, на князя Володимера Проньскаго, и согна его, а самъ седе на княженiи на великомъ».

Вернул Олег Иванович свое княжение с помощью мурзы Солохмира из улуса Мохши. После чего Солохмир и еше несколько эмиров этого улуса перешли на службу к рязанскому князю. Об этом сообщается в родословных грамотах потомков Солохмира — Апраксиных, Хитровых и других, а также потомков Шая — Бугаковых, Голицыных, Татищевых и др.

Победив, Олег Иванович «изыма зятя своего князя Володимера Дмитриевича Пронского и приведе в свою волю». Из этой «воли» пронский князь уже не выходил до своей кончины, а умер он зимой 1373 г. Сын Владимира Дмитриевича, Иван Владимирович, был тогда малолетним и вынужден был разделить власть в Пронске со своими родственниками.

В 1373 г. резко обострились отношения рязанского князя с Мамаем: «Приидоша татарове ратью изо Орды от Мамаа на Рязань, на великого князя Олга Ивановеча, и грады его пожгоша и людей многое множество избиша и плениша, и со многим полоном отъидоша в свояси».

Интересно, что, узнав о набеге Мамая на Рязань, Дмитрий Иванович с Владимиром Андреевичем двинули рати к Оке, но не на помощь рязанцам, а для защиты собственных земель. Похоже, Дмитрию Ивановичу, вроде бы недавно уже обо всем договорившемуся с Мамаем, было чего опасаться.

Видимо, к 1373 г. Дмитрий Иванович прекратил платить дань в Орду либо каким-то иным способом вызвал недовольство Мамая. Возможно, Олег Иванович тоже не заплатил татарам. Вероятно, какие-то известия из Орды подтолкнули рязанского князя на этот опрометчивый шаг. Но если он и договаривался с Дмитрием Ивановичем совместно не платить дань, то помощи от московского князя во время набега татар не дождался. Отношения Москвы с Рязанью оставались напряженными.

Однако докончальная грамота 1375 г. между Дмитрием Ивановичем и Михаилом Александровичем Тверским в качестве третейского судьи по спорным делам называет рязанского князя Олега. Выбор, впрочем, закономерный: Олег на то время являлся единственным великим князем, не стоящим ни на стороне Твери, ни на стороне Москвы. Более подходящей кандидатуры для исполнения обязанностей третейского судьи найти было затруднительно.

До 1377 г. в летописях нет упоминаний о татарских набегах на владения Олега Ивановича. Видимо, он вновь стал исправно платить дань. Летом же 1377 г. «перебежа изъ Сине орды за Волгу некоторыи царевичь, именемъ Арапша, и въсхоте ити ратью къ Новугороду къ Нижнему. Князь же Дмитреи Костянтиновичь посла весть къ зятю своему къ князю великому Дмитрею Ивановичю. Князь же великю Дмитреи събравъ воя многы и прiиде ратью къ Новугороду къ Нижнему въ силе тяжце, и не бысть вести про царевича Арапшу и възвратися на Москву, а посла на нихъ воеводы своя, а съ ними рать Володимерскую, Переяславскую, Юрьевскую, Муромскую, Ярославскую; а князь Дмитреи Суждальскыи посла сына своего князя Ивана, да князя Семена Михаиловичя, а съ ними воеводы и воя многы, и бысть рать велика зело. И поидоша за реку за Пиану, и прiиде къ нимъ весть, поведаша имъ царевича Арапшу на Волчьи воде».

После этого известия русские войска «расслабились». Это общеизвестная история. На Пьяне русские войска потерпели сокрушительное поражение от татар Мамаевой орды, которым помогали мордовские князья.

А куда же делся Арабшах? До 1377 г. он правил в Сарае в качестве хана. Затем был изгнан из Сарая Урус-ханом и перекочевал в Наровчат. Можно предположить, что с помощью мамаевых татар мордовские князья попытались избавиться от новоявленного правителя. Быть может, он бежал не только от многочисленной русской армии, но и от мамаевых татар? Тогда становится понятной и удивительная, ничем другим не объяснимая беспечность русских полководцев. Они шли воевать с Арабшахом (Арапшой), и, получив достоверное известие о том, что он бежал, утратили бдительность. О присутствии в Мордовской земле другой монгольской рати — мамаевой, они просто не знали.

Именно Мамаевы татары, внезапно напав, разгромили армию нижегородцев и москвичей, а затем обрушились на ставший беззащитным Нижний Новгород. Для Мамая это была успешная проба сил в начавшейся борьбе с непокорным Дмитрием Ивановичем и его союзниками.

Арабшах же осенью 1377 г. «приходил на Рязань изгоном и много зла сътвори и возвратися в свояси». Новгородско-Софийские летописи сообщают еще, что «татарове взяша град Переяславль Рязанский, а сам князь Олег из рук убежаша изстрелян». Однако удержаться в сурских землях Арабшах, видимо, не сумел. Никаких более поздних упоминаний о нем мы не встречаем.

В 1378 г. на реке Воже в Рязанской земле московский и пронский князья разгромили татарское войско мурзы Бегича, посланное Мамаем. Русскими полками командовали Дмитрий Иванович Московский, Тимофей Васильевич Вельяминов и Даниил Пронский. Олег Иванович в битве не участвовал, но от мести Мамая почему-то пострадал именно он.

В сентябре того же года разгневанный Мамай нанес сильнейший удар по рязанским землям: татары сожгли Переяславль, взяли Дубок. Олег бежал на московскую сторону Оки. Никоновская летопись добавляет: «Олег же Рязанский по отшествии татарьском виде землю свою пусту и огнем сожжену, и богатства его все и имение татарове взяша и опечалился зело, и мало что людей от того же полону татарского избежавше начаша вселитися и желища сотворяти в земле Рязаньской, понеже вся земля бысть пуста и огнем сожжена».

Проходят два года. Татары в это время не беспокоят рязанскую землю. Наступает 1380 год.

Олег Иванович узнает о готовящемся походе Мамая на Русь и, стремясь обезопасить свое княжество, ведет двойную игру: ссылается с Мамаем и Ягайло (посылает к ним своего представителя Епифана Кореева), но одновременно предупреждает Дмитрия Ивановича. Такова официальная версия событий.

Интересно, что в Троицкой летописи, в целом недружелюбно отзывающейся о рязанском князе, нет указаний, что Олег изначально был сообщником Мамая и Ягайлы. Никоновская же летопись прямо указывает на Олега как на инициатора этого «тройственного» союза. Якобы, как только Мамай переправился через Волгу, подошел к устью реки Воронежа и расположил свои войска в рязанских пределах, Олег послал к нему и к Ягайло послов с уведомлением о признании власти ордынского правителя и с предложением действовать совместно. Ягайло откликнулся и отправил посольство к Мамаю.

При этом Олег Иванович и Ягайло якобы рассчитывали, что Дмитрий Иванович, узнав об их соглашении, убежит, а они уговорят Мамая вернуться в Орду и сами разделят — с его ведома — Московское княжество. Судя по «Сказанию о Мамаевом побоище», Олег уступал Ягайле Москву, а себе предназначал Коломну, Муром и Владимир. Мамай ответил, что ему нужна не военная помощь, ему важно, чтобы Литва и Рязань признали владычество Орды. Он потребовал, чтобы ему была оказана честь, и оба князя выслали ему навстречу войска.

Нестыковки в летописи видны невооруженным глазом. Там же, в «Сказании о Мамаевом побоище» сказано, что ордынскому эмиру было уже мало возобновленной выплаты дани «по старине». Мамай хотел не только принудить Русь к еще большей дани, но и изгнать князей, поселиться в лучших русских городах и жить там. Это была программа оккупации и колонизации русских земель. Для ее воплощения Мамай собрал огромную наемную армию.

Нелепо думать, что он позволил бы себя уговорить уйти с завоеванной Руси и добровольно отдал бы ее Ягайло с Олегом. Столь же маловероятно, что Мамаю не нужна была военная помощь, иначе зачем он терял время на ожидание подхода войск Ягайло и Олега Рязанского?

А вот требование признать над собой владычество Орды вполне обоснованно. Литовские князья, захватив часть территории Киевской Руси, отторгли ее от Золотой Орды, не признавали над собой ее власти и не платили ханам дань. Именно поэтому Мамай, как и любой другой ордынский властитель, стремился хотя бы номинально восстановить свою власть над утраченной ранее территорией. И уж не оттого ли так не торопился к назначенному месту встречи Ягайло, что не хотел эту власть признавать, как не признавали ордынской власти в своих владениях его предки — Ольгерд и Гедемин?

Стоит добавить, что «Сказание» было написано в XV в., а около 1430 г. рязанский великий князь Иван Федорович заключил докончание с литовским великим князем Витовтом, в котором присягал ему на верность, тем самым отказываясь от крестоцелования московскому князю.

Резкая характеристика Олега Ивановича в «Сказании» («отступник», «поборник бессерменский») — это скорее реакция на поступок его внука, а всё «Сказание» приобретает характер политического памфлета, написанного по заказу московского князя. Но, тем не менее, события 1380 г. описаны в нем достаточно подробно.

«В то время Мамай ста за Доном, възбуявся и гордяся и гневаяся, съ всемь своим царством, и стоа три недели. Паки прииде князю Дмитрию другая весть. Поведаше ему Мамаа за Доном събравшеся, в поле стояще, ждуще к собе на помощь Ягайла с литвою, да егда сберутся вкупе, и хотять победу сътворити съединого.

И нача Мамай слати къ князю Дмитрию выхода просити, како было при Чанибе цари, а не по своему докончанию. Христолюбивый же князь, не хотя кровопролитья, и хоте ему выход дати по крестьянской силе и по своему докончанию, како с ним докончалъ. Он же не въсхоте, но высокомысляаше, ожидаше своего нечестиваго съвета литовскаго. Олег же, отступник нашь, приединивыйся ко зловредному и поганому Мамаю и нечестивому Ягайлу, нача выход ему давати и силу свою слати к нему на князя Дмитриа».

Итак, попытка урегулировать отношения миром провалилась. И московский князь собирает на бой с Мамаем великое множество русских князей. Заметим, что они шли сражаться вовсе не с Золотой Ордой, не с законным царем. Ведь после победы «на ту же осень князь великий [Дмитрий Иванович] отпустил в Орду своих киличеев Толбугу да Мокшея с дары и поминки».

Тохтамыш после своей окончательной победы над Мамаем «послы своя отпусти … ко князю великому Дмитрию Ивановичю и ко всем князем русскым, поведая им … како супротивника своего и их врага Мамая победи… Князи же русстии послов его отпустиша с честью и с дары, а сами на зиму ту и на ту весну за ними отпустиша … своих киличеев со многыми дары ко царю Тохтамышю».

Русские князья вовсе не ставили перед собой цели выйти из состава Золотой Орды. Битва шла конкретно с Мамаем. Но ради чего? Явно не ради денег, ведь Дмитрий Иванович готов был заплатить дань. Неправильно было бы сводить смысл Куликовской битвы к спору о количестве дани. Если бы дело обстояло именно так, то это была бы битва между Мамаем и московским князем. На деле же с Дмитрием Ивановичем на бой вышли многие русские князья и городские ополчения их городов.

Но давайте подойдем с другой стороны. Мамаева Орда в то время имела поддержку в Крыму; Мамай в какой-то мере являлся крымским «князем». Тому есть доказательства — «Памятные записи армянских рукописей XIV века»: «Написана сия рукопись в городе Крым … в 1365 году, 23 августа, во время многочисленных волнений, потому что со всей страны — от Керчи до Сарукермана — здесь собрали людей и скот, и находился Мамай в Карасу с бесчисленными татарами, и город в страхе и ужасе».

Более поздняя запись: «Завершена сия рукопись в 1371 году во время владычества Мамая в области Крым». И еще: «Написана сия рукопись в 1377 году в городе Крыме во время владычества Мамая — князя князей».

Говоря же о Крыме XIV в., нельзя забывать о роли итальянцев, главным образом генуэзцев, которые оказывали сильное воздействие на крымские и не только крымские события того времени. Цели генуэзцев в отношении византийцев можно выразить словами Иоанна Кантакузина (императора Византии Иоанна VI): «Задумали они не малое: они желали властвовать на море и не допускать византийцев плавать на кораблях, как будто море принадлежит только им».

Отношения генуэзских колоний с Золотой Ордой не всегда были добрососедскими: нападения на пришельцев из Италии совершались при всех ханах конца XIII — первой половины XIV в. — при Токте (1291—1312), Узбеке (1312—1342) и Джанибеке (1342—1357).

Только после гибели Джанибека наступает долгий перерыв в этих нападениях — до 1396 г. Причина тому — новая политика Мамая — любимца хана Бердибека. Уже в 1357 г. генуэзцы, которые в течение почти ста лет своего присутствия в Крыму владели только одной Кафой, основывают свою колонию в Чембало и начинают возводить там неприступную цитадель. В 1365 г. они уже владеют Согдейей (Судаком), где также создают крепость, а затем, не позднее 1374 г., их консульства размещаются в Горзоне (Херсонесе), Ялите (Ялте), Пертинике (Партените), Луске (Алуште), Воспоро (Керчи) — т.е. на протяжении всего побережья Крыма.

Вероятно, Мамай находился в теснейшем союзе с генуэзцами; в частности, его зафиксированные в армянской записи «сборы» в 1365 г. в очередной поход на Сарай проходили, по всей вероятности, при поддержке генуэзцев. За эту поддержку Мамай мог расплачиваться землями своих крымских владений.

Ко времени Куликовской битвы генуэзские города были неплохо укреплены и содержали весьма значительные, хорошо вооруженные и обученные войска. Кафа по укрепленной площади и количеству населения несколько уступала в то время Константинополю, но была центром причерноморской торговли и транзитной торговли с Востоком.

Проникнув в черноморский регион ради сверхприбылей от торговли на Шелковом пути, генуэзцы постепенно освоили и местные рынки. Политическая раздробленность в Золотой Орде и в державе Хулагидов привели к тому, что поток товаров по Шелковому пути к концу XIV в. сократился и резко выросло значение торговли с ближайшими соседями.

Генуэзцы обращают внимание на богатую Русь. Возможно, именно они были организаторами и спонсорами похода Мамая. В своего рода бухгалтерских книгах Кафы, массариях, нашлись сведения об их переговорах с Мамаем. Генуя в то время располагала огромными средствами, в том числе и для ведения войны. Она была одним из крупнейших банковских центров Европы и успешно применяла свои финансы, торговлю и военные силы для получения еще больших прибылей.

В «Слове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского» читаем: «Мамай же, подстрекаемый лукавыми советниками, которые христианской веры держались, а сами творили дела нечестивых, сказал князьям и вельможам своим: “Захвачу землю Русскую, и церкви христианские разорю”».

Итак, советники-генуэзцы направляют Мамая на Русь. Слова о разорении храмов связаны скорее всего с угрозой насаждения католицизма.

Во время Куликовской битвы на папском престоле находился Урбан VI (1378—1389), который издал буллу, предписывающую магистру Ордена доминиканцев назначить специального инквизитора «для Руси и Валахии». В булле подчеркивалось, право и обязанность инквизитора, пользуясь всеми средствами, какими инквизиция располагает, искоренять «заблуждения» на Руси.

Тот же папа предложил насильственно обращать в католичество русских на землях, подвластных Литве и Польше, применяя со всей строгостью принудительные меры вплоть до телесных наказаний.

Понятно, что никаких добрых чувств к католикам на православной Руси не испытывали. Генуэзцы же действительно сотрудничали с агентами папы — миссионерами и францисканскими монахами. Для генуэзцев это был выгодный бизнес, но в глазах русских князей и православных священников все они являлись папскими шпионами.

«Фрязи» появлялись в Москве и на Севере Руси уже в первой половине XIV в., как показывает грамота Дмитрия Московского. Великий князь ссылается на старый порядок, «пошлину», существовавшую еще при Иване Калите. Великий князь жалует Печерою некоего Андрея Фрязина и его дядю Матвея. Отдельные купцы, покупавшие у великого князя за большую плату лицензии (откупа), разумеется, не представляли для Руси опасности. Но появление их даже на дальнем Русском Севере свидетельствует о серьезной устремленности крымских «фрязей».

На каких же условиях генуэзцы могли дать Мамаю денег? Ведь к 1380 г. он уже отдал им всё Южное побережье Крыма. Вряд ли итальянцам были нужны еще земли. Возможно, итальянцы откупили у Мамая право сбора ордынской дани с Руси.

Ситуация для Мамая к 1380 г. складывалась не лучшим образом: он потерял контроль над Русским улусом (Московское княжество, а возможно, и другие великие княжества не платили ему дань с 1373 г.), не владел Сараем и нуждался в крупных денежных суммах для продолжения борьбы за господство в Орде.

Генуэзцы имели возможность финансировать крупные военные мероприятия. Вероятно, они дали Мамаю деньги для найма армии. По крайней мере с 1377 г. темник начинает действовать всё более активно и успешно, наносит удары по Руси, подчиняет себе Сурский край, Прикубанье и Северный Кавказ, и, наконец, набирает огромную армию для завоевательного похода на Русь. Скорее всего, выплата Мамаю генуэзцами денег была оформлена в виде откупа.

Откупщик в то время — предприниматель, который вносил в казну крупную сумму, покупая у государства на определенный срок право сбора того или иного налога. Система откупов была выгодна как государству, еще не имевшему столь мощного бюрократического аппарата, чтобы самостоятельно взимать все налоги, так и откупщикам, которые, отдав вперед деньги, получали прибыль с лихвой.

Вспомним, что Иван Калита в свое время откупил право сбора дани в Орду. С тех пор баскаков на Русь из Орды не посылали. Иван Калита и его наследники были откупщиками ордынской дани со значительной части территории Руси; этим объясняется приобретение Иваном Калитой Галича, Белоозера, Углича. Видимо, в трудные для этих небольших княжеств годы, когда они были не в состоянии заплатить ордынскую дань, московский князь уплачивал за них из своей казны, а в счет долга, в полном соответствии с правовыми нормами того времени, забирал в собственность земли — купли. Иначе непонятно, что могло заставить князей продать свою отчину, которая была единственным источником их дохода и власти.

До Ивана Калиты на Руси откупщиками сбора дани в Орду были согдийские и еврейские купцы. Иноязычные, исповедовавшие другую религию, незнакомые с местными условиями, собирая на Руси дань, они действовали как слоны в посудной лавке, что вызывало постоянные антитатарские восстания. Поэтому в конце концов ордынские ханы сочли, что более целесообразно отдать право на сбор дани великим русским князьям. Русские великие князья взаимодействовали с Ордой по той же схеме, как и обычные откупщики, — платили дань из своей казны, а затем собирали бульшую сумму со своих подданных.

Видимо до Руси дошли известия о планах Мамая снова отдать откуп ордынской дани иноземцам. И это, естественно, вызвало бурю негодования не только среди великих князей, терявших существенную часть своего дохода, но и среди простого народа.

И уж не оттого ли не поддержал на Куликовом поле Мамая Олег Рязанский, что он тоже понимал, кто стоит за Мамаем и чем обернется для Руси его победа?

Лишний довод в пользу нашей гипотезы о генуэзских вдохновителях похода на Русь — поведение Мамая после поражения на Куликовом поле: он, как говориться в «Сказании...», «прибеже ко граду Кафе… И собрав остаточную свою силу, и еще хотяше изгоном идти на Русскую землю». И когда по дороге на Русь он был в причерноморской степи перехвачен и окончательно разбит Тохтамышем, «Мамай же прибеже пакы в Кафу … и ту убиен бысть фрязи». Скорее всего, не из-за денег, как говориться в «Сказании...» (откуда бы взялись большие сокровища у дважды разбитого полководца?), но или из желания угодить Тохтамышу, или из мести за погибших на Куликовом поле родичей. Вероятно, генуэзцы разочаровались в своем ставленнике. Он больше не был им нужен, более того, он мог быть опасен — как беглец от законного хана Золотой Орды. Проще всего было его убить.

Но вернемся в конец лета 1380 г. Мамай шел на Русь не спеша, словно давая противнику время для подготовки. Скорее всего, Мамай был уверен, что Олег и Ягайло вовремя подойдут к назначенному месту встречи, а кроме того не сомневался, что их планы неизвестны в Москве. То есть он был заведомо дезинформирован Олегом Рязанским. А вот это уже напоминает сговор московского и рязанского князей против Мамая.

Посланные в поле отряды разведчиков Дмитрия Ивановича сообщили, что выступившее ордынское войско не спешит, «ждет осени», чтобы 1 сентября соединиться с литовцами и рязанцами на Оке. Подошедшая к южным границам Рязанского княжества Мамаева армия остановилась в районе устья реки Воронежа. На бесполезное выжидание ушли три недели. Время для внезапного нашествия было упущено. Русские же рати успели собраться.

Заметим, что разведчики Дмитрия Ивановича должны были пройти через рязанские земли. И если бы Олег Иванович действительно был союзником Мамая, то он бы не допустил утечки информации, а попросту поставил бы кордоны и отловил московских лазутчиков.

Частично собранное в Москве войско «в борзе» двинулось в Коломну, которая была избрана главным местом сбора всех союзных Москве сил. Выдвижение русских войск в Коломну и далее к устью Лопасни за неделю до назначенного Мамаем срока объединения его сил смешало планы наступающих. Ордынцы, узнав о движении русских к Дону и так и не дождавшись войск Олега и Ягайлы, решились наконец выступить навстречу Дмитрию.

Русское войско выступило из Коломны 20 августа. Вскоре оно достигло устья Лопасни, т.е. вышло к месту предполагаемого соединения Мамая, литовцев и рязанцев и перерезало главный Муравский шлях, которым татары обычно ходили на Москву. Затем последовала переправа войска через Оку и его движение в глубь Рязанской земли.

Спрашивается, как рязанский князь, предположительно союзник Мамая, мог спокойно терпеть вторжение в свои земли врага, ведь москвичи вроде бы враги ему? И всё же Олег Рязанский ничего не предпринял, а князь Ягайло, уже подошедший к Одоеву, направил свою армию к Дону, и тоже явно не торопился. Литовскому князю равно не нужен был ни победивший Мамай, ни победивший Дмитрий. Ягайло ждал. Возможно, сговорившись предварительно с Олегом Ивановичем добить победителя.

А тем временем Дмитрий Иванович переправился через Оку и получил весть о том, что Мамай всё еще «в поле стояща и ждуща к собе Ягайла на помочь рати литовскыя». Русское командование тогда, вероятно, приняло решение идти навстречу Мамаю к верховьям Дона.

Во время кратковременной остановки у устья Лопасни к русскому войску присоединились «остаточные вои». После выступления армии на этом месте был оставлен Тимофей Васильевич Вельяминов, «да егда пешиа рати или конныа поидет за ним [князем Дмитрием], да проводит их безблазно».

По словам Никоновской летописи, великий князь в то время печалился, «яко мало пешиа рати». Эта рать, видимо, не поспевала за конницей и догнала основные силы уже у Дона. Снова заметим, что при активном противодействии Олега Дмитрий остался бы вообще без пешей рати, догонявшей основное войско разрозненными отрядами.

Войско, вступившее 25 августа в пределы Рязанской земли, вероятно, сошло с Муравского шляха и уклонилось в юго-восточном направлении. Очередная остановка была сделана у города Березуя, находившегося в 23 поприщах (около 30 км) от истока Дона. В Березуе к основным силам присоединились князья Ольгердовичи: Андрей с псковичами и Дмитрий с брянцами. Приведенная ими «кованая рать» (тяжеловооруженные воины) усилила армию. В Березуе она пробыла несколько дней, поджидая отставших и «перенимая вестей».

Разведчики сообщили о движении Мамая, не знавшего о местонахождении русского войска, к верховьям Дона, «доколе приспеет нам Ягайло». Стало быть, Олег Иванович, который, разумеется, был в курсе передвижений русской рати, не счел нужным сообщить эти сведения Мамаю.

6 сентября московская рать подошла к Дону в месте впадения в него реки Непрядвы. И на этой заключительной стадии похода соединения литовцев и татар так и не произошло. Зато на берегу Дона к русской армии присоединилась пехота. «И ту приидоша много пешаго воиньства, и житейстии мнози людие, и купци со всех земель и градов». Иными словами, это были обозы и ополчение, которые шли, вновь подчеркнем это, по рязанской земле. Но никакого противодействия со стороны рязанского князя не последовало. И еще: присутствие ополчения в русской армии доказывает важность битвы для русских князей — собрали все силы, какие только могли.

Итак, за 20 дней похода русская рать прошла 300 км. С учетом остановок в Коломне, у устья Лопасни, в Березуе путь к Дону занял 12—13 дней. Численность воинов, составлявших армию Дмитрия Донского, вряд ли превышала 50—60 тысяч человек. Если из этого количества исключить обозных и фуражиров, то численность тактических единиц, непосредственно участвовавших в битве, предположительно составила 40—45 тыс. человек.

Известно, что вместе с армией Дмитрия шли 10 купцов-сурожан: «Князь же великий поиде, поимъ с собою мужей нарочитых, московскых гостей сурожанъ десяти человекъ видениа ради, аще что богъ ему случить, и они имуть поведати в дальних землях, яко гости хозяеве, быша: 1. Василия Капицу, 2. Сидора Олжерьева, 3. Констянтина Петунова, 4. Козму Коврю, 5. Семена Онтонова, 6. Михаила Саларева, 7. Тимофея Весякова, 8. Димитриа Чернаго, 9. Дементиа Саларева, 10. Ивана Шиха».

Знания и опыт этих купцов, ведущих торговлю с крымским полуостровом, — вот что учитывал московский князь. Следовательно, Дмитрию Ивановичу была известна роль итальянцев Кафы в стане Мамая. Видимо, московский князь понимал, что придется склонять к миру не столько самого Мамая, сколько заплативших ему за поход фрязей и что в случае битвы его армии придется столкнуться не только с татарами, но и с крымской пехотой.

О войске Мамая различные летописи повествуют одинаково: «Прииде ордынский князь Мамай съ единомысленики своими и съ всеми прочими князми ордыньскими и съ всею силою тотарьскою и половецкою, и еще к тому рати понаимовавъ: бессермены, и армены, и фрязи, черкасы, и ясы, и буртасы».

Таким образом, кроме тяжелой, элитной конницы («единномысленники и князи ордынские») и легкой половецкой кавалерии, набранной из своих подданных, Мамай нанял конницу в Поволжье (буртасы), в Прикубанье и на Северном Кавказе (черкасы и ясы). Пехотная сила его армии состояла из крымских армян и фрязей и была, видимо, вооружена по заподноевропейскому образцу (ростовые щиты-павезы), длинные копья и доспех, закрывающий практически всё тело у копейщиков первых рядов. Наверняка крымская пехота была снабжена и знаменитыми генуэзскими арбалетами. Такие воины представляли довольно грозную силу.

Вряд ли среди пехотинцев было много собственно итальянцев. Наверное, их количество не превышало нескольких сотен. Но это были наиболее закаленные воины, занимавшие в пехоте посты десятников и офицеров.

Судя по упоминанию «Сказания», что предводитель татар наблюдал сражение с холма в окружении больших князей, по-видимому, командиров крупных подразделений (их число в источниках колеблется от трех до пяти), его войско могло состоять из нескольких кулов-полков.

Проанализируем сам ход боя. Войска, стоявшие до этого на месте (русские три дня, татары и того больше) двинулись навстречу друг другу практически одновременно. «И рече Мамай: “Двигнитеся силы моа темныа и власти и князи. И поидемь и станем у Дону противу князя Дмитриа, доколе приспееть к нам съветник наш Ягайло съ своею силою”». Значит, у Мамая был план: не дать русским перейти Дон и напасть на него до прихода литовцев.

Вот только литовцы не подошли на помощь Мамаю ни 1 сентября, как было у них договорено, ни позже. К 8 сентября Мамай, видимо, понял, что они и не собираются подходить.

«Князю же слышавшу хвалу Мамаеву, и рече: “Приспе, братие, время брани нашеа”... И повеле мосты мостити на Дону и бродовъ пытати тоа нощи». Получается, что Дмитрий практически моментально узнает всё, что происходит в ставке Мамая (и кто, кроме «изменника» Олега, мог его этой информацией обеспечить?).

Сомнения терзали русских воевод — переходить Дон или нет. Однако весть о том, что Мамай двинулся им навстречу, вынуждает Дмитрия принять решение перейти Дон.

То, что русские победили в Куликовской битве, не делает это решение менее рискованным. Вся история войн показывает, что гораздо легче обороняться, мешая противнику форсировать реку, чем встречать его в открытом поле. Да и опыт самого Дмитрия Ивановича и его воевод говорит о том же. Вспомним битву на реке Воже. Вспомним и противостояние Москвы и Литвы вдоль крутого оврага в 1372 г., когда ни одна из сторон так и не решилась напасть, и всё кончилось миром.

Ведь Дмитрий был готов замириться с Мамаем и платить ему большую дань. Ведь он вез купцов-сурожан для переговоров с генуэзцами, то есть до последнего надеялся на мирный исход.

Что же толкнуло две армии навстречу друг другу, в лобовой бой? Почему Мамай, увидев русские войска перешедшими Дон, атакует их? Ведь ему это не выгодно!

У него были другие, более успешные варианты действий. Например, имея преимущество в легкой кавалерии, постоянно тревожить русские полки. Расстреливать их издали, используя более дальнобойные луки и более метких лучников, но не бросать в бой основных сил до подхода Ягайло. Почему бы Мамаю, например, не перебросить часть своей маневренной конницы на другой берег Дона и не взять, таким образом, русских в кольцо? Дон в этих местах неширок, и с одного берега легко простреливается другой. Русским пришлось бы даже по воду ходить под обстрелом противника.

Однако вместо всех этих опасных для армии Дмитрия мероприятий Мамай бросает свои полки на пики стоящего в обороне (и только в обороне крепкого) городского ополчения. Мамай крайне неэффективно разбазаривает имеющиеся у него людские ресурсы, пытаясь сломить пехоту атаками в лоб. Только крымская пехота, пожалуй, могла эффективно бороться с пехотой русской. Но, видимо, ее у Мамая было не так много. Когда Боброк-Волынский выводит в бой отборные части — конных дружинников, татары уже ничего не могут им противопоставить.

Весь ход Куликовской битвы наводит на мысль, что внезапное движение войск Мамая и Дмитрия и их столкновение были спровоцированы. Заставить Дмитрия перейти через Дон могло лишь известие о том, что Ягайло очень близко и идет на помощь татарам. Заставить Мамая атаковать русскую пехоту в лоб, на нешироком поле, могло лишь известие о том, что Ягайло очень близко, но идет на помощь русским войскам. Только такое известие могло заставить его торопиться и бросать свою лучшую конницу в смертельные атаки снова и снова, чтобы сбросить в Дон и уничтожить войска Дмитрия до прихода Ягайло.

Такую дезинформацию мог доставить и Дмитрию, и Мамаю только Олег Рязанский. Он был сильнейшим образом заинтересован в том, чтобы решающее сражение произошло как можно скорее. Ведь и московские, и татарские войска разоряли его землю, принося ей неисчислимые убытки уже самим фактом своего присутствия.

Некоторые историки высказывали мнение о том, что Олег Рязанский помешал Ягайло прийти на помощь Мамаю. Однако нам представляется весьма сомнительным, чтобы Олег и Ягайло в 1380 г. были по разные стороны баррикад. Между Ягайло и Олегом ни до, ни после Куликовской битвы не было ни одного военного конфликта. К тому же Олег был женат на сестре литовского князя. Скорее всего, они и здесь действовали заодно. Просто Ягайло не хотел приходить на помощь к Мамаю. А остаться совершенно в стороне от конфликта он не мог.

После битвы князь Ягайло, узнав о поражении Мамая, повернул армию и «побежа назад с великою скоростию, никим же гоним». Чем можно объяснить такую поспешность?

Ягайло вместе с Олегом Ивановичем ждали, кто победит в битве. Им равно не нужна была победа ни Дмитрия Ивановича, ни Мамая. Добить ослабевшее войско победителя — не такова ли была цель литовского и рязанского князей? Но в Литве после смерти Ольгерда шло противостояние его сына Ягайло и брата Ольгерда — Кейстута.

Видимо, ожидая, пока схватятся между собой Дмитрий и Мамай, Ягайло уже получал тревожные известия из Литвы. Полный разгром Мамая и огромные потери Москвы — такой результат сражения позволил ему облегченно вздохнуть. Именно Ягайло оказался победителем в Куликовской битве, не потеряв ни одного воина. Он немедленно и спешно двигает свою армию на север — в Литву. Кейстут для него теперь опаснее чем Дмитрий, обескровленный тяжелой победой.

Войско Дмитрия Ивановича занималось похоронами шесть дней — всё время, пока рати, находясь на поле битвы, «стояли на костях». Дмитрий Иванович оставил войско и с небольшим количеством приближенных бояр направился в Москву.

Отягощенная добычей и обозом с ранеными, поредевшая русская армия отправилась домой. Путь этот не был легким.

Никоновская летопись повествует о событиях после битвы так:

«Поведаша же великому князю Дмитрею Ивановичю, что князь Олегъ Рязянскии посылалъ Момаю на помощъ свою силу, а самъ на реках мосты переметал, а хто поехал домов з Доновского побоища сквозь его вотчину, Рязанскую землю, бояре или слуги, а тех велел имати и грабити и нагих пущати. Великий же князь Дмитреи Иванович хоте противу на князя Олга послати свою рать; и се внезаапу приехаша к нему бояре рязанскии и поведаша, что князь Олегъ поверглъ свою землю Рязанскую, а самъ побежа, и со княгинею, и з детми, и з бояры, и молиша его много о семъ, дабы на них рати не послал, а сами ему биша челомъ в ряд, и оурядившеся оу него. Великий же князь Дмитреи Иванович послуша их, приимъ челобитие их, рати на них не посла, а на Рязанскомъ княжение посажав наместницы свои».

Далее в той же летописи по этому поводу говорится, что Олег «приде на рубеж Литовьскый и ту став и рече бояром своим: “Аз хощу зде ждати вести, как князь велики проидет мою землю и приидет в свою отчину, и яз тогда возвращуся восвояси”».

Итак, что же произошло? Почему Олег Иванович, не мешавший до этого войскам Дмитрия, и всячески помогавший ему против Мамая, нападает вдруг на московские обозы и отнимает полон у москвичей? Возможно, между Олегом и Дмитрием существовала какая-то договоренность о совместных действиях против Мамая. И выполнив со своей стороны условия договоренности, князь Олег рассчитывал на часть военной добычи. А Дмитрий делиться не захотел — ведь непосредственно на Куликовом поле Олег не сражался. Отказав Олегу в его законных требованиях, Дмитрий Иванович спешно уезжает в Москву. Он стремится появиться в городе сразу следом за вестью о великой победе, до того как Москва узнает об огромных потерях. И поэтому брошены на произвол судьбы идущие с Куликовского поля обозы. И брошен, как докучливый проситель, взывающий к справедливости Олег.

А Олегу тоже надо было кормить своих дружинников и восстанавливать очередной раз разоренное княжество. И он приказал грабить идущие по его земле московские обозы и отнимать у них взятый на Куликовом поле полон.

Обращает на себя внимание туманный эпизод с наместниками. Неизвестно, ни кто они были, ни куда делись после возвращения Олега в свою отчину. Спрашивается, а были ли вообще эти наместники? Или московский князь просто пообещал отправить на Рязань наместников, дабы успокоить своих ограбленных людей? Дескать, Рязань уже покаялась и примерно наказана.

Ведь реально послать рать на Олега Ивановича Дмитрий Московский в то время не мог. Его войско было сильно ослаблено. Победа, доставшаяся такой ценой, едва ли была в радость. И посылать морально угнетенное войско еще на одну битву Дмитрий не мог. Собственно, мифическими «наместниками» московского князя на Рязани могли быть и сами рязанские бояре, с удовольствием вернувшие престол Олегу Ивановичу.

Косвенно факт грабежа русской армии подтверждается и известиями немецких хроник конца XIV — начала XV в., в которых говорится, что литовцы нападали на русских и отнимали у них всю добычу. Учитывая, что для немецких хронистов не существовало четкого разделения Руси и Литвы, под именем «литовцы» они могли иметь в виду как войско Ягайлы, так и Олега Ивановича.

При Олеге Ивановиче рязанское боярство окрепло и усилилось. Источники говорят о таких боярах, как Епифан Кореев, Станислав, Иван Мирославич (мурза Салахмир), Сафоний Алтыкулаевич. Упоминаются окольничий Юрий, стольники Александр Глебович и Глеб Васильевич Лонгвин, ключник Лукьян. Некоторые из них владели огромными землями, например Иван Мирославич владел Веневом, Верхдеревом, Растовцем, Веркошей и рядом других земель.

Возможно, кто-то из этих бояр вел переговоры с Дмитрием Московским, причем в их интересах было решить дело на пользу Олегу Ивановичу. К описываемому времени служба бояр и вольных слуг стала наследственной, и отъезды были исключением из общего правила, так как отъехавший человек со всем своим потомством лишался заслуженного его предками и им самим места среди служилых людей князя. Бывало, что отъехавший или его сыновья возвращались к своему прежнему государю, но в таких случаях они должны были начинать свою карьеру сызнова.

В четвертом и пятом десятилетиях XIV в. в Москве образуется крепкое ядро боярства, которое станет во главе государства в последующие века. Образующие это ядро роды и лица служат неизменно из поколения в поколение московским князьям и правом отъезда не пользуются. Редкие исключения только подтверждают общее право наследственности их службы.

Одновременно с образованием упомянутого ядра боярства наблюдается обособление боярства по крупным княжениям: Тверскому, Рязанскому и, вероятно, другим. Местные бояре, оставшиеся верными своим князьям, тесно связывают свои служебные интересы с землевладельческими и редко решаются покидать своих князей и терять вследствие этого свои вотчины (об этом более подробно писал С.Б.Веселовский). Таким образом, в Твери и Рязани образуются группы сильных местных родов, кровно заинтересованных в сохранении власти своего князя.

Вскоре после Куликовской битвы, приблизительно за четыре дня до Преображения, то есть до 6 августа 1381 г., было подписано Докончание великого князя Дмитрия Ивановича с великим князем рязанским Олегом Ивановичем. Этот текст заслуживает подробного анализа.

Грамота великого князя Олега Ивановича великому князю Дмитрию Ивановичу.

«По благословенью отца нашего Киприана, митрополита всея Руси, на сем, братъ стареиши, князь велики Дмитреи Иванович, и братъ твои князь Володимерь Андреевич, целуите ко мне крестъ, къ своему брату к молодщему, ко князю к великому к Олгу Ивановичю.
Имети ти мене собе братомъ молодщим. А брату твоему имети мене собе, князю Володимеру, братомъ. А добра вы мне хотети во всем, в Орде и на Руси, от чистосердъя. А что вы слышав о моемъ добре или в лисе от хрестьянина или от поганина, то вы мне поведати въ правду, без примышленья».

То есть Олег Иванович признает Дмитрия Ивановича (не только московского, но и великого владимирского князя) «старшим братом», а Владимира Андреевича — своей ровней. Требуемое Олегом крестоцелование — это клятвенное подтверждение добрососедских отношений.

«А вотчины вы моее блюсти, а не обидети. А мне вашие вотчины блюсти, а не обидети, Москвы, и Коломны, и всех Московских волостеи, Коломенских, что сю потягло к Москве и къ Коломне, и по реку по Оку, и всего великого княженья под вами ми блюсти, а не обидети.
А межи нас розделъ земли по реку по Оку, от Коломны вверхъ по Оце, на Московскои стороне, почен Новый городок, Лужа, Верею, Боровескъ, и иная места Рязанская, которая ни будутъ на тои стороне, то к Москве, а на низъ по Оце, по реку по Тцны вверхъ по Тцсне, что на Московскои стороне Тцсны, то к Москве, а что на Рязанскои стороне, а то к Рязани.
А Володимерское порубежье по тому, как то было при вашемъ деде, при великом князе при Иване Даниловиче, и при вашем дяде, при великомъ князе при Семене, и при твоемъ отци, при великомъ князе при Иване.
А что на Рязанскои стороне за Окою, что доселе потягло къ Москве, почен Лопастна, уездъ Мьстиславль, Жадене голодище, Жадемль, Дубокъ, Бродеич с месты, как ся отступили князи торуские Федору Святославичю, та места к Рязани».

Таким образом, в договоре производится территориальное размежевание между Рязанью и Московским княжеством. Причем Рязань сохраняет за собой Лопасну и ряд других спорных городов на северном берегу Оки, между Окой и Цной.

«А что место князя великого Дмитрия Ивановича на Рязанскои стороне, Тула, как было при царице при Таидуле, и коли ее баскаци ведали, в то ся князю великому Олгу не вступати, и князю великому Дмитрию».

Иными словами, на Тулу никто не претендует.

«А что места Талфица, Выползовъ, Такасовъ, та места князю великому Дмитрию, князь великии Олегъ ступился тех местъ князю великому Дмитрию Ивановичю.
А что купля князея великого Мещера, как было при Александре Уковиче, то князю великому Дмитрию, а князю великому Олгу на вступатися по тот розъездъ.
А что Татарская места отоимал князь великии Дмитрии Иванович за себя от татаръ до сего до нашего докончанья, та места князю великому Дмитрию. А что князь великии Олегъ отоимал Татарская от татаръ дотоле же, а то князь великому Олгу та места».

Таким образом, в докончании документально подтверждено, что земля южнее московских и рязанских владений не была бесхозным «диким полем», и каждое новое местечко отнималось у татар. Причем, здесь виден сговор между князьями: мы признаем захваченные у татар земли собственностью друг друга и побежим жаловаться друг на друга в Орду, чтобы эти земли у нас не отняли.

«А к Литве князю великому Олгу целованье сложити. А будет князь великии Дмитрии Иванович и брат, князь Володимеръ, с Литвою в любви, ино и князь великии Олег с Литвою в любви. А будет князь великии Дмитрии и князь Володимеръ с Литвою не в любви, и князю великому Олгу быти со княземъ с великим з Дмитрием и со княземъ с Володимеромъ на них с одного».

Итак, Олег Иванович был связан с Ягайло не только родственно, но и крестным целованием, которое он обязуется с себя сложить. По этому договору князья обязуются вести согласованную политику с Литвой.

«А с татары аже будет князю великому Дмитрию миръ и его брату, князю Володимиру, или данье, ино и князю великому Олгу миръ или данье с одиного со княземъ с великимъ з Дмитреемъ. А будет немиръ князю великому Дмитрию и брату его, князю Влодимиру, с татары, князю великому Олгу быти со княземъ с великимъ съ Дмитриемъ и съ его братомъ с одиного на татаръ и битися с ними».

Опять согласованная политика — по отношению к татарам, в том числе и по поводу выплаты дани.

«А с руских князеи кто князю великому Дмитрию друг и князю Володимиру, то и князю великому Олгу друг. А кто недруг князю великому Дмитрию и князю Володимиру, а то и князю великому Олгу недругъ, идти нань с одиного».

Таким образом, это договор о согласованной внешней политике, причем решающий голос принадлежит «старшему брату», но это единственное ущемление суверенитета рязанского князя.

«А что князь великии Дмитрии и брать, князь Володимеръ, билися на Дону с татары, от того веремени что грабеж или что поиманые у князя у великого людии у Дмитрия и у его брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе».

Олег Иванович действительно ограбил и пленил людей Дмитрия Ивановича, возвращавшихся домой после Куликовской битвы. Причем в договоре не предусматривается безусловного возвращения полона. Решение этого вопроса откладывается до общего суда. Судя по тому, что вопрос о пресловутом донском полоне ставился и в последующих докончальных грамотах наследников Дмитрия Ивановича и Олега Ивановича, Рязань так ничего Москве и не вернула.

«А что ся ни деяло дотоле, как есмя целовали крестъ, тому въсему погреб до спасова преображенья дни за четыре дни. А суд вопчии меж насъ от того празника всему. А о чем судьи наши сопрутся, едут на третии, кого себе изберут. А судом вопчим не переводити. А кто имет переводити, правыи у того возмет, а то ему не в ызмену. Суженого не посужати. Суженое, положеное дати. Холопа, робу, должника, поручника, татая, разбоиника, душегубца, но и выдати по исправе».

Здесь оговариваются судебные отношения (совершенно равноправные) между двумя княжествами.

«А пошлины съ семьи шесть денегъ, с пешоходов два алтына, а с одиного не имати.
А мыты ны держати давныи пошлыи, а непошлых мытов и пошлин не замышляти. А мыта с воза по дензе, а с пешехода мыма нет».

Князья-соседи устанавливают общие налоги.

«А вывода ны и рубежа межи собе не замышляти. А кто замыслит, того выдати по исправе».

Тут князья обязуются не нарушать границ между своими землями.

«А бояром и слугамъ межи нас волным воля.
На сем на всемъ, брате стареишии, князь великии Дмитрии Иванович, и брат твои, князь Володимер Андренвич, целуите ко мне крестъ, къ брату своему молодшему, ко князю к великому к Олгу Ивановичю, по любви, въ правду, без хитрости».

«Любовь и согласие» в отношениях Олега Ивановича и Дмитрия Ивановича просуществовали недолго — до похода хана Тохтамыша на Москву в 1382 г. События эти подробно описаны в «Повести о нашествии Тохтамыша».

Тохтамыш, как уже говорилось, после победы, одержанной на Куликовом поле над Мамаем, отправил своих послов в Русскую землю к великому князю Дмитрию Ивановичу «и ко всем князем рускым».

Русские князья признали власть Тохтамыша, отпустили «с честию и с дары» его послов, а вслед за ними послали к хану «своих киличеев со многими дары». Поскольку Никоновская летопись в связи с этим сообщением рассказывает о «ссылке» между князьями, можно думать, что решение по вопросу о взаимоотношениях с Ордой было принято ими совместно.

По данным летописи, «киличеи» вернулись от Тохтамыша «с пожалованием и со многою честию».

Видимо, вопрос о признании Москвой верховной власти Тохтамыша уже был однозначно решен. Теперь у хана Золотой Орды и Дмитрия Ивановича остался один крупный противник — Литва. А именно — проводивший активную экспансию в русских землях великий князь Ягайло. Литва представляла опасность как для Руси, так и для Орды.

Тохтамыш и Дмитрий Иванович разработали план совместных действий против Ягайло.

И в Москве, и в Орде, естественно, знали о ноябрьском перевороте 1381г. в Литве, когда к власти пришел Кейстут. Нельзя точно сказать, с какой задержкой, в пару недель или в пару месяцев, но Тохтамыш, узнал, что Ягайло свергнут, но не сломлен, и что в Литве снова готова разгореться гражданская война.

И вот летом 1382 г. Тохтамыш идет в поход. Это, вероятно, должно было быть совместное выступление против Ягайло и его сторонников — выступление войск Тохтамыша, Дмитрия Ивановича и Кейстута. Кейстут в тот момент осаждает Новгород-Северский — владение сторонника Ягайло, князя Дмитрия Корибута.

Местом встречи всех трех союзных войск был назначен, скорее всего, как раз Новгород-Северский. Но Дмитрий Иванович не смог повести войска на Ягайло из-за мятежа в Москве. Известие об этом мятеже заставило Тохтамыша изменить свой маршрут и повернуть на Москву, куда он двинулся через Рязань.

«А князь Олегъ Рязанский срете царя Тахтамыша преже даже не вниде в землю Рязанскую, и бивъ ему челомъ, и бысть ему помошникь на победу Руси, но и споспешник на пакость христианом. И ина некаа словеса изнесе о томъ, како пленити землю Рускую, како бес труда взяти камень град Москву, како победити и издобыти князя Дмитриа. Еще же к тому обведе царя около всей своей отчине, Рязанские земли, хотяше бо добра не нам, но своему княжению помогаше».

Плох тот князь, кто о своем княжении не заботится. Но, кроме того, Олег Иванович стремился очернить Дмитрия Московского, дабы сорвать его совместные планы с Тохтамышем, отвести беду совместного удара Москвы и Орды от Ягайло и помочь своему зятю Дмитрию Корибуту. Несмотря на обязательство сложить целование к Литве, Олег Иванович в своей политике продолжал поддерживать Ягайло.

Тохтамыша на московском престоле устраивал Дмитрий Иванович. Разобравшись в обстановке, он жестоко подавил бунт и после небольшой стычки с отрядом Владимира Андреевича (когда татары слишком увлеклись грабежом) «отступил помалу».

Операция по разгрому сил Ягайло провалилась. Пока союзники разбирались с мятежной Москвой, не дождавшийся их Кейстут начал переговоры с Ягайло, был обманом захвачен в плен и убит.

На обратном пути из Москвы Тохтамыш ограбил Рязанскую землю. Повод был — Олег оболгал Дмитрия Донского, да и вообще показал себя сторонником Ягайло.

«Не по мнозех же днех [в сентябре] князь Дмитрей посла свою рать на князя Олга Рязанского. Олег же въ мнозе дружине едва утече, а землю Рязанскую до останка взяша и пусту створиша — пуще ему бысть и татарскые рати».

Дмитрий прочистил рязанские закрома еще тщательней, чем Тохтамыш, ведь у него было больше времени и возможностей для методичного разрушения основ экономики противника и для вывоза награбленных ценностей.

Но Олег Рязанский не был сломлен; он начал копить силы для ответа. На этот раз он подготовился очень тщательно.

В 1385 г., «марта 25-го, в Лазареву субботу, князь Олег взя Коломну [город перешел от Рязани к Москве после 1301 г.] изгоном, и наместника изнима Александра Андреевича, нарицаемого Остея, и прочих бояр и лепших мужей поведе с собою, и злата и сребра и всякого товара наимався, и отыде в свою землю… Того же лета кн. Великий Дмитрий Иванович собрав воя многы и посла брата своего, князя Володимира, на князя Ольга. На той войне убиша князя Михаила, сына Андреева Полотьскаго Ольгердовича на Рязани».

В летописях имеется упоминание, что Дмитрий Иванович послал рать и на Муром. В то время Муром и Рязань воспринимались если и не как единое целое, то как союзники.

Факт поражения москвичей в московской летописи затушевывается. Рязанские рукописи прямо заявляют, что «рязанцы москвичь побили под Перевицким». Очевидно, поражение было столь страшным, что в сентябре Дмитрий обращается к Сергию «с молением» идти «посольством на Рязань ко князю Олгу о вечном мире и о любви».

«Тое же осени в Филипова говенье игумен Сергий сам ездил на Рязань ко князю Ольгу о мире: прежде бо того мнози ездиша к нему, и никто же возможе утолита его. Преподобный же старец кроткими словесы и благоуветливыми глаголы много беседовав с ним о мире и любви: князь же Олег преложи свирепство свое на кротость, и умилился душею, и устыдеся толь свята мужа, и взя со князем Великим мир вечный».

В результате Олег вернул себе некоторые из тех земель, которые были предметом спора.

15 августа 1385 г. в Креве (в Литве) была подписана Кревская уния. С тех пор нет свидетельств о каких-либо отношениях Олега Ивановича с Ягайло.

На следующий год, в сентябре 1386 г., состоялась свадьба Софьи Дмитриевны, дочери Дмитрия Донского, и Федора Олеговича, сына Олега Рязанского.

Второй сын Олега Ивановича, Родслав, в то время находился в Орде — вероятно, как заложник. Зимой 1387 г. он бежал из Орды. Возможно, этот поступок княжича вызвал набег татар в том же году. «Перед Петровым днем собравшеся татарове изгоном безвестно приидоша на Рязань и повоеваша ю, Да и Любутеск повоеваша, а Олга князя мало не яша».

Видимо, Родслав бежал неспроста — он узнал в Орде нечто важное о действиях против Олега Ивановича. И княжич вовремя предупредил отца.

«Того же лета месяца августа въ 15 день, въ праздникъ святыа Богородица, честнаго ея успениа, въ граде въ Володимери Пиминъ митрополитъ постави Феогнаста епископомъ на Рязань, а ту сущу и князю великому».

Можно предположить, что имеется в виду великий князь московский. Как бы то ни было, есть основания утверждать, что отношения Олега Рязанского и митрополита Пимена были хорошими. И поставление епископа Феогноста не противоречило желаниям великого князя рязанского.

В следующем, 1388 г., «месяца августа изгоном пригониша татарове на украины Рязаньскиа». Каких-либо значительных последствий, достойных упоминания в летописях, этот набег не имел.

В 1389 г. в святую неделю Пасхи Олег Иванович с большой честью встречал в рязанской земле митрополита Пимена, который в третий раз ехал в Царьград, на этот раз против воли Дмитрия Ивановича. Олег выделил дружину для охраны митрополита на пути до Дона. Видимо, в противостоянии на митрополии (Пимен против Киприана) великий князь рязанский держал сторону Пимена, хотя тот уже фактически находился в опале у Дмитрия Московского.

19 мая 1389 г. Дмитрий Иванович умер, передав престол своему старшему сыну Василию. Митрополит Киприан приезжает в Москву, на свою митрополию. Пимен умирает на чужбине.

В 1390 г. «паки Рязань воеваша татарове». А в следующем году «тоя … осени в Филипово говение паки воеваша татарове Рязань» и «того же лета татарове воеваша Рязань».

Итак, с 1387 г. набеги ордынцев на Рязань следуют ежегодно. Такого постоянного натиска от татар Рязань не испытывала даже при Мамае.

Возможно ли, чтобы эти набеги на Рязань осуществлялись без ведома Тохтамыша? Видимо, нет. Однако это не была война всей Орды с Рязанью. Скорее всего, у Олега в Орде завелся какой-то высокопоставленный враг. Вспомним о самовластно захваченных татарских местечках, которые Олег и Дмитрий Иванович упоминают в докончальной грамоте 1381 г.

Олег проводил планомерную политику постепенного захвата и освоения пограничных с Ордой земель. Уже упоминались татарские мурзы, в 1371 г. вместе с землями перешедшие на службу Олегу. В 1385 г. в состав Рязанского княжества вошел татарский город Наровчат.

Эта колонизация не встречала отпора, пока в Орде происходили постоянные перевороты. Ханы-неудачники, да и просто разбойничьи шайки пытались захватить власть в приграничных с Русью землях. Русские князья, защищая свои законные владения от их набегов, порой расширяли границы своих владений. Но с приходом к власти Тохтамыша наступила стабилизация на границах с Русью. Рязань, имеющая наиболее протяженную границу с Ордой и, видимо, совершавшая наибольшее количество захватов, наконец встретила отпор со стороны каких-то татарских правителей. Наверняка, правители эти действовали если не по поручению Тохтамыша, то с его ведома.

Возможно, сын Олега, Родслав, сбежал из Орды в 1387 г. именно для того, чтобы предупредить отца о готовящемся на него нападении. И в то же лето «Олга князя мало не яша». Однако его не сумели захватить в плен. Не зря, выходит, старался Родслав. И с 1387 г. начинается пограничная война Олега с соседними татарскими князьями.

Война эта заканчивается только в 1393 г., когда «князь велики Олег Ивановичь побил татар Тахтамышевы Орды, иже приходиша изгоном на Рязанские власти [волости]».

Таким образом, Олег Иванович вышел победителем из этого пограничного конфликта.

Тем временем Василий Дмитриевич вместе с митрополитом Киприаном активно расширяли границы своего влияния.

В 1392—1393 гг. происходит присоединение к Москве Нижегородского княжества. В это же время, судя по дальнейшим летописям, Муром становится союзником Москвы. Видимо, муромский князь был вынужден подписать с Василием Дмитриевичем докончальную грамоту, не отменившую, однако, его договорной зависимости от Рязани. С этого момента муромский князь ходит в походы как в составе войска Олега Рязанского, так и в составе войск московского князя.

В этом же, 1393, году в Литве к власти приходит Витовт, тесть великого князя московского, яростный противник Ягайло, а значит, и Олега. В том же году «Олег ходил ратью к Любутску, а Литва Рязань воевала». Из похода Олег Иванович «со многим полоном возвратился в свояси». Зять Олега, князь черниговский и новгород-северский, в то время был пленен Витовтом и отпущен под поручительство Олега.

Поражает энергия рязанского князя. С 1385 г. он успешно воюет, побеждая одного за другим трех своих великих соседей — Москву, Орду и Литву. Зададимся вопросом — откуда в маленьком княжестве силы, чтобы одержать ряд столь блестящих побед?

По своему геополитическому положению Рязанское княжество расположено очень выгодно — с точки зрения контроля над проходящими из Руси на Юг и Восток торговыми караванами. Однако из-за этого самого геополитического положения Рязанское княжество наиболее беззащитно перед набегами, как из Степи, так и с территории своих московских и литовских соседей.

Стены не были надежной защитой для рязанских горожан: Переяславль-Рязанский, как и многие другие окрестные города, брался врагами и предавался разграблению неоднократно. Видимо, Олег Иванович даже не пытался защищать свою столицу от сколько-нибудь крупных сил противника. Сельских жителей рязанского княжества дружинники Олега уж тем более не могли защитить.

Суровые условия жизни заставили рязанцев применять оригинальные способы выживания. Похоже, рязанские жители умело прятались, имели надежные схроны, запасные пастбища для скота и делянки в лесах. Основной заботой населения была не защита от противников, а система наблюдения и оповещения, позволяющая вовремя скрыться и с минимальными потерями перенести лихие времена.

Сам князь тоже основное внимание уделял разведке и контролю за дорогами — шляхами, по которым перемещались в мирное время купцы, а в военное — захватчики. Основным козырем дружины Олега была быстрая конница, видимо, более быстрая, чем у любого из соседей Рязани.

Олегу неоднократно удавалось самому спастись и спасти практически всю свою дружину от превосходящих сил противника.

Князь отступает, скрывается, уклоняется от боя, а если нападает, то стремительно, «изгоном». Умелая разведка, нападение на противника, отягощенного добычей, нарушение его коммуникаций — вот методы, с помощью которых Олегу не раз удавалось побеждать. Кроме собственной дружины Олег опирался также на бродней — вольных жителей пограничья. Видимо, именно они и несли охрану границы.

Вряд ли сельские жители Рязанского княжества выполняли особо тяжкие повинности в пользу князя. С них, разоряемых постоянными набегами соседей, можно было взять не так уж и много. Основной налоговый груз, скорее всего, ложился на едущих по рязанским землям купцов. Ведь все дороги контролировались дружиной Олега. А владения по обе стороны Оки позволяли Олегу брать пошлины и со стругов, идущих из Москвы-реки в Волгу. Именно за счет купцов и для купцов снова и снова отстраивались после очередного разгрома Переяславль-Рязанский и другие города.

В 1395 г. над Русью, в том числе и над Рязанским княжеством, нависла новая опасность. На берегах Терека Тохтамыш потерпел поражение от войск Тамерлана и вынужден был спасаться в Булгарии. Тамерлан, поставивший своей целью подрыв могущества Золотой Орды, стал методично уничтожать ее города, оставляя за собой выжженную землю.

Великую Русь, которая составляла часть Тохтамышева улуса, ждала та же участь. Тамерлан подошел к русским пределам, взял Елец, пленил его князя, опустошил окрестности и двинулся на Москву. Но до Москвы он не дошел. Постояв в пределах Рязанского княжества 15 дней, Тамерлан 26 августа ушел обратно. Рязанских владений он, судя по летописям, не грабил.

Согласно церковной легенде, дабы спасти Москву от нашествия, митрополит Киприан приказал перенести в Москву икону Владимирской Божьей Матери, «заповеде тогда всем людем поститься и молиться». После чего Тамерлану якобы приснился страшный сон, и он увел свои войска.

Киприан устроил пышное действо. 15 августа икону с великими почестями проводили из Владимира. Вся Москва, во главе с митрополитом встречала икону у стен города.

В то же время к войне были изготовлены как ратники Василия Дмитриевича, так и армия Витовта, распустившего слух, что он идет на татар. Таким образом, Тамерлану было показано, что, напав на Москву, он будет иметь дело не с остатками Тохтамышевых владений, а с силами всей (в том числе и литовской) православной Руси. Именно эта демонстрация единства православных князей послужила причиной «страшного сна» Тамерлана.

Зимой 1395/96 гг. в Смоленске случились «брань» и «разность» между братьями, Юрием и Глебом Святославичами, из-за великого княжения. Князь Юрий уходит в Рязань к тестю, князю Олегу Ивановичу. Заметим, что в это время Смоленским княжеством владел князь не Глеб Святославич, а князь Юрий (бывший великий князь 1386—1392 гг.); он пришел из Рославля, куда его отправил Витовт.

Тем временем Витовт, собравший армию якобы против Тамерлана, двинулся на Смоленск. Там литовский князь пленил Святославичей и смоленских бояр, отправил их в свои владения, пожег посады и взял город. Витовт жил в Смоленске несколько месяцев, затем уехал, оставив в городе наместниками князя Ямонта и Василия Борейкова.

«Тое же зимы князь велики Олег Ивановичь Рязанский с зятем своим, с великим князем Юрьем Святославичем Смоленским, и з братьею своею, с пронскими князи и с козельским, и с муромским, поиде ратью на Литву и много зла сътвориша им». Это был ответ Витовту Олега и его сторонников на захват Смоленска. С этого момента фактически началась открытая война Рязани с Литвой.

«Тое же зимы ходил Витофт Кейстутьевичь, князь велики Литовский, ратью на Рязань и власти повоева, а Олгу Рязанскому великому князю еще не пришедшу в Рязань и услышавшу сиа, и остави полон в некоем месте, и приде на загонщики и многих избил, а иных поимал. Слышав же сия, Витофт убояся и скоро на бег устремися и возвратися в своаси. Олег же со многою корыстию и богатством вниде в свою землю и удръжа у себя зятя своего князя Юрья, тогда бо в скорби ему сущу и в тузе велицей о братии своей и о отчине своей, яко такова на них беда не бывала, ниже преже их над Смоленском, якоже ныне пострадаша от Витофта лукаваго и несытаго чужая восхищати».

Говоря точнее, Витовт не сам вел войско на Рязань, а послал князя Семена Лугвенича, который, как говорит Хроника Литовская и Жмойтская, «без отпору весь рязанский край межи Окою и Доном реками лежачий, миль 36 от Москвы, внивечь завоевал».

Известно, что поведение тестя не вызывало протестов со стороны Василия Дмитриевича. В этот период он дружески пересылается с Витовтом, а в 1396 г. даже приезжает к нему в захваченный Смоленск праздновать Пасху. Там же они утвердили границы своих владений.

В переговорах участвовал и митрополит Всея Руси Киприан. Митрополит поставил в Смоленске своего епископа Насона (предыдущий епископ, Михаил, умер пленником в Москве через несколько лет).

Вспомним, какую честь оказывал Олег Иванович гонимому Пимену; неудивительно, что Киприан не благоволил рязанскому князю.

Во время совместного празднования Пасхи в Смоленске, а возможно, и раньше произошел раздел земель между Москвой и Литвой. Видимо, все мелкие владения попали в ту или иную сферу влияния. Смоленск был отдан Литве.

Но Олег не мог согласиться с подобным положением. В 1396 г. рязанский князь вновь осадил Любутск. Но на это моментально отреагировал Василий Дмитриевич.

Он посылает к Олегу Ивановичу боярина с укоризной, что, дескать, великий князь Олег нарушает условия договора — у нас с Витовтом мир! И Олег отступает, понимая, что бороться еще и с Москвой ему не по силам. Но отступает, надо заметить, «со многим полоном», по свидетельству Никоновской летописи.

В 1397 г. Витовт вошел в рязанские владения и пролил там кровь, как воду, по выражению летописей, и людей побивал, сажая их улицами, вынудив Олега укрываться в лесах. Из Москвы не было ему никакого препятствия, напротив, зять встретил его в Коломне, поднес дары и оказал большую честь.

Отношения Москвы и Литвы и далее остаются дружественными. В 1398 г. в Москву по татарским делам ездил смоленский наместник князь Ямонт, а в 1399 г. к отцу в Смоленск приезжала Софья Витовтовна.

Однако сам Витовт мечтал захватить власть в Московском княжестве. Для этой цели он использовал обратившегося к нему за помощью Тохтамыша: «Похвалися глаголяще бе Витовт: пойдем и победим царя Темир Кутуя, взям царство его, посадим на нем царя Тохтамыша, а сам сяду на Москва, на великом княжении, на всей русской земли».

В 1398 г. Витовт обещал помогать Ордену в завоевании Пскова, за что Орден обязался подсобить Витовту в завоевании Великого Новгорода.

В результате в начале 1399 г. несколько ухудшились русско-литовские отношения. Москва начинает укреплять связи с Новгородом, Псковом и Тверью.

Витовт посылает в 1399 г. в Новгород грамоту разметную (объявление войны). Однако открытого размирья Василия Дмитриевича с Витовтом не было.

В 1398 г. «Тахтамышев царев посол Темирьхозя был на Рязани у великого князя Олга Ивановичя Рязанского, а с ним много татар и коней и гостей».

Возможно, посол прибыл с предложением выступить на стороне Витовта и Тохтамыша против Темир-Кутлуя. Если так, то Олег, очевидно, отказал, так как в 1399 г. он не принимал участие в сражении у реки Ворсклы. Это и не удивительно, Олег не мог простить Витовту набегов на Рязань и захват Смоленска.

Тем временем Витовт собрал огромное войско: кроме руси, литвы, жмуди и Тохтамышевых татар здесь были полки волошские, польские и немецкие, ибо и находившийся тогда в мире с Витовтом великий магистр Ордена прислал ему отряд; одних князей летописцы насчитывают до пятидесяти.

18 мая 1399 г. войско Витовта выступило из Киева. 5 августа эта армия достигла реки Ворсклы. Сражение началось 12 августа.

Тохтамыш первый обратился в бегство, но в этом бегстве много народа пленил. Победители взяли весь обоз Витовта, сам князь едва успел убежать с небольшою дружиною; татары гнались за ним пятьсот верст до самого Киева. Став под этим городом, Темир-Кутлуй распустил свою силу воевать Литовскую землю, и ходила татарская рать до самого Луцка, опустошая всё на своем пути. Киев откупился тремя тысячами рублей.

В 1400 г. «в пределах Черленаго Яру и караулех возле Хопорь по Дону князь велики Олег Ивановичь с пронским князи и с муромскими и козельским избиша множество татр, и царевича Мамат-Салтана яша и иных князей ординских поимаша».

Муром в то время зависел от Москвы, Козельск — от Владимира Андреевича Серпуховского. Возможно, имеет смысл предположить, что отношения великого князя Рязанского с московским и серпуховским князьями в то время были дружественными (либо московский князь предпочитал чужими руками осаживать своего зарвавшегося тестя).

Это предположение подтверждается двумя свадьбами: в этом же году в Москве Юрий Дмитриевич, брат московского великого князя, женился на дочери Юрия Смоленского Настасье. А в 1401 г. в Москве Иван Владимирович, сын Владимира Андреевича, женился на дочери Федора Олеговича Рязанского, Василисе.

В 1400 г. «доброхоты» великого князя Юрия Святославича тайно приехали к нему в Рязань, желая видеть его на Смоленском престоле. Юрий просил Олега о помощи, и тот согласился помочь.

В 1401 г. Олег Рязанский вместе с Юрием, с пронским, муромским и козельским князьями отправился к Смоленску.

Время он улучил, говорит летописец, потому что Витовт оскудел тогда до конца людьми после побоища при Ворскле, и в Смоленске была крамола: одни хотели здесь Витовта, а другие многие — своего отчича, старинного князя Юрия.

Пришедши под Смоленск, Олег велел повестить его жителям: «Если не отворите города и не примете господина вашего, князя Юрия, то буду стоять здесь долго и предам вас мечу и огню; выбирайте между животом и смертию». Смольняне сдались, и многие из них были рады князю своему Юрию, но другие ненавидели его.

Вошедши в город, Юрий начал тем, что убил Витовтова наместника, князя Романа Михайловича Брянского, с его боярами, а потом перебил и смоленских бояр, преданных Витовту. Олег, возвративши зятю его отчину, не был этим доволен, но вошел со всем войском в литовские владения и возвратился оттуда с большою добычею.

В августе 1401 г. Юрий утвердился в Смоленске, а осенью того же года Витовт уже стоял с полками под этим городом. Но противники Литвы осилили, и Витовт, простоявши четыре недели понапрасну, заключил перемирие и отступил от Смоленска.

Осенью 1401 г. «приходиша изгоном татарове на рязаньскиа украины и много зла сотворише, возвратишася восвояси». Похоже, в это время начался новый виток пограничной войны рязанцев с татарами.

В 1402 г. Олег Рязанский посылает своего сына Родслава в поход:

«Того же лета князь Родославъ Олговичь Рязански иде ратью на Дебрянескъ и сретоша его князи литовьстш, князь Семенъ Лугвени Олгердовичь, князь Александръ Патрекеевичь Стародубскыи и бысть имъ бои у Любутьска, и побита Литва Рязанцевъ, а князя Родослава изнимаша и приведша его съ нужею къ Витовту и сковавше его, въвергоща въ темницу, и пребысть въ нужи той великой 3 лета, дондеже Витовтъ взя на немъ 3000 рублевъ окупа и отпусти его».

Олег Иванович не дожил до освобождения сына. В 1402 г., «месяца июля в пятый день, преставился князь велики Олег Ивановичь Рязаньский во иноцех и схиме, нареченный в святом крещении Иаков, а в мнишеском чину Иаким, и положен бысть в его отчине и дедине на Рязани, за Окою-рекою, в монастыри его глоголемом Солотчша. И иде сын его князь Федор во Орду ко царю Шадибеку з дары и со многою честию, възвещаа ему отца своего Олга Ивановича смерть; и пожалова его царь, даде ему отчину его и дедину великое княжение Рязанское улус свой и отпусти его. Он же пришед из Орды в свою землю и сяде на отчине своей и дедине, на великом княжении Рязаньском».

Точность даты и конкретность описания свидетельствуют о современности записи и ее рязанском происхождении.

Итак, перед смертью Олег Иванович ушел в монахи. Еще раз вернемся к упоминавшемуся тексту о святом Олеге Рязанском:

«Мучимый раскаянием за всё, что было в ней [жизни] темного, он принял иночество и схиму в основанном им в 18 верстах от Рязани Солотчинском монастыре. Там он жил, нося власяницу, а под ней ту стальную кольчугу, которую не захотел надеть, чтобы оборонять отечество против Мамая. Инокинею закончила жизнь и его супруга княгиня Евфросинья. Их общая гробница в соборе обители. Многие жители Рязани и соседних уездов бывают тут на поклонении иноку-князю и служат по нем панихиду, испрашивая себе его молитв, причем обыкновенно надевают на себя его кольчугу».

Что могло заставить Олега Ивановича уйти в монастырь в тот момент, когда вновь началась пограничная война с татарами, в момент, когда шла война с Литвой, когда в плену у литовцев оказался его сын Родслав?

То, что Олег Иванович до своих последних дней, находясь в монастыре, носил под власяницей кольчугу, на наш взгляд, говорит отнюдь не о раскаянии, а о том, что князь, даже находясь в монастыре, боялся за свою жизнь. Он опасался покушения, и именно поэтому носил под одеждой кольчугу. Тем не менее, он погиб через очень небольшой срок после своего пострижения. В том же году, через несколько месяцев или даже недель после того, как заперся от кого-то в не так давно построенном на собственные деньги монастыре...

Кто мог покушаться на жизнь Олега? Для кого он был опасен даже в монастыре? И что заставляло этого князя сражаться, возможно, до последних дней своей жизни? Мы не найдем в летописях прямого ответа на этот вопрос. Но ответ вырисовывается из логики происходивших вокруг князя Олега событий.

Олег отличался от своих противников — Дмитрия Ивановича и Василия Дмитриевича Московских. Он не сконцентрировал в своих руках крупных земельных владений, не пользовался в своих целях церковной пропагандой, не стремился объединить вокруг себя Русь. Он выступал против этого объединения, воспринимая его как порабощение.

В конце XIV в. на Руси очень многим власть имущим стало очевидно, что страна стоит на распутье. Оказалось, что объединение Руси возможно лишь вокруг жесткой авторитарной власти — такой, как власть московского князя. Русь не могла не объединиться. Но это объединение лишало власти, имущества, жизни очень многих.

Оказалось, что Русь может объединиться только уничтожая свободу городов, князей, бояр, приводя всех к общему знаменателю. Не воля и старинные демократические устои, а покорность и безропотное служение государю, порядок беспрекословного послушания и раболепства, перенятый в Орде, — вот что было нужно растущему, превращающемуся в новую Россию Московскому княжеству.

Основой правящего класса, его военным фундаментом и интеллектуальной элитой на Руси было боярство. Бояре и приближающиеся к ним по социальному статусу мелкопоместные князья и старшие дружинники, — вот кто решал в описываемую эпоху судьбы Руси. Многие из бояр связали судьбу своих родов со служением московскому князю. Но не все.

Очень многие бояре и князья, может и не вполне осознано, пришли к выводу, что растущее Московское государство своей политикой разрушает ставшие привычными с прошлых веков устои. И против этого разрушения началась борьба.

К началу XV в. Олег Иванович был, пожалуй, единственным великим князем, успешно противостоявшим политике объединения русских земель любой ценой, которую проводили Василий Дмитриевич с Киприаном. И этой своей успешностью, наглядно демонстрировавшей, что можно жить, не подчиняясь ни Москве, ни Литве, — этим он был опасен митрополиту Киприану, московскому и литовскому великим князьям.

Нет, он не был очень уж опасен сам по себе. Олег не стремился создать обширных земельных владений — так их и не создал. А ресурсы собственно Рязанского княжества не были велики. Его сила была в другом — репутация успешного полководца, многочисленные родственники и союзники среди мелкопоместных князей как на Руси, так и в Литве.

К концу своей жизни Олег стал своего рода символом, вокруг которого могли и начали уже объединяться недовольные московским князем русские князья и бояре.

Когда Москва в 1395 г. позволила Витовту захватить Смоленск, возглавляемые Олегом князья в ответ фактически начали с Литвой войну. Василий Дмитриевич, действуя в рамках достигнутых с Витовтом договоренностей, старался принудить Олега и его союзников к миру с Литвой, но тщетно. И, когда после битвы на Ворскле вся политика Витовта терпит фиаско, Олег Рязанский, Юрий Смоленский, муромский, козельский и пронский князья совершают дерзкое нападение на Смоленск — при молчаливом попустительстве Москвы. Однако в Москве понимали, что Олег Иванович не позволит себя использовать.

Возвращением Смоленска война рязанского князя с Литвой не заканчивается. Олег Иванович в 1402 г. отправляет своего сына Родслава в новый поход на Литву — на Брянск, а это уже против планов Москвы...

Противостояние Олега Ивановича и его союзников с Литвой в 1395—1402 гг. показало всей Руси, что можно побеждать и не опираясь на обширные земельные владения, что можно проводить независимую от крупных соседей, но, тем не менее, успешную политику.

Олег Иванович Рязанский стал слишком опасным и непредсказуемым противником, как с политической, так и с военной точки зрения. И главное — у Москвы не было практически никаких рычагов давления на него. Последние войны с Рязанью оканчивались ее неизменной победой. В Москве, в Литве и в Орде Олега Рязанского просто боялись.

Конечно, это только ничем не доказанные подозрения, но убить в монастыре Олега, носившего под одеждой кольчугу, могли только монахи. Возможно, его отравил человек, подосланный митрополитом Киприаном, который к тому времени, кажется, уже перестал стесняться в средствах.

...Сына Олега, Родслава, который, видимо, поддерживал политику отца, держат в литовском плену. Рязань наследует Федор Олегович. Он не спешит выкупать брата.

Федор Олегович в 1402 г. подписал докончальную грамоту с московским князем. На Рязанском престоле он вполне устраивал Москву (вспомним, что он был женат на сестре Василия Дмитриевича Московского). Родслава Федор выкупает, когда здоровье того было окончательно подорвано пленом. В 1406 г. Родслав умер.