Проблема беженцев стала актуальной только в ХХ веке. Тому послужили два основных повода: первая мировая война и Октябрьская революция 1917 г. в России.
Глобальный передел мира и связанные с этим перемещения из одной страны в другую регулировались Версальско-Вашингтонской системой договоров, а также в ходе последующих конференций, двусторонних соглашений. Российские и армянские беженцы создали для мирового сообщества множество проблем, никогда ранее не возникавших. Исход из пределов бывшей Российской империи был самым массовым и интенсивным. Ситуация усложнилась появлением апатридов — лиц без гражданства.
«Ликвидацию беженской проблемы» (именно так была сформулирована задача) возложили на Лигу Наций. Пути ее решения виделись в следующем: расселение и трудоустройство, репатриация и урегулирование правового положения беженцев. Однако исчерпать ее до конца так и не удалось. Более того, появлялись всё новые категории беженцев: из Германии, Австрии в межвоенный период, многочисленные дипи после второй мировой войны и бесконечные их волны в современном неспокойном мире.
Таким образом, истоки и проблемы беженцев в современном ее понимании лежат в 1920-х гг. Однако русские беженцы не только положили начало проблеме, но и способствовали ее урегулированию, участвуя в подготовке документов международного уровня.
Вопрос о расселении и численности российских беженцев поставлен в историографии давно, и его изучение сегодня активизировалось1. Однако окончательно он не решен. Это связано с рядом объективных причин (отсутствие систематической и полной переписи и учета беженцев, завышение или занижение цифр в отчетных документах и т.д.).
Л.К.Шкаренков в весьма идеологизированной книге «Агония белой эмиграции»2, ссылаясь на П.Н.Милюкова, говорит о 25 странах (без стран Америки), приютивших русских эмигрантов. Н.И.Астров в своих докладах говорит о 45 государствах, куда расселились беженцы только из Константинополя.
В последнее время появилось много работ, посвященных региональным диаспорам, что позволяет конкретизировать картину расселения, процессы адаптации и перемещений, репатриации беженцев3. Но вопрос об их правовом статусе остается открытым.
С формированием международно-правового статуса беженцев в 1920-х гг. началось и изучение проблемы. Правовое положение стало, естественно, предметом внимания самих эмигрантов. Об этом шла речь на заседаниях местных отделений русских юристов за границей, им занимались почти все эмигрантские русские общественные организации4. Результаты этой деятельности и усилий международного сообщества были обобщены в работе Л.Я.Таубера «Лига Наций и юридический статут русских беженцев»5.
В советской и зарубежной историографии специальным предметом исследования правовое положение беженцев в 1920—1930-х гг. не являлось. Лишь в последние годы проблема стала привлекать внимание исследователей6.
Работа Верховного комиссара Лиги Наций по делам беженцев не анализировалась в научных трудах, хотя другие аспекты деятельности этой международной организации освещены достаточно полно7. Изучение проблемы затруднено ввиду явного недостатка опубликованных источников. В определенной мере этот пробел компенсирует сборник документов с перепиской бывших царских дипломатов8, извлеченной из Архива Службы внешней разведки Российской Федерации (РФ). Настоящий сборник также позволит ввести в научный оборот не публиковавшиеся материалы.
Проблемы расселения, репатриации, адаптации русских беженцев сбыли во многом связаны с тем, что они в странах-реципиентах образовали такую категорию иностранцев, к которым трудно было применить обычно практикующиеся принцип взаимности либо национальный режим9.
Многие выходцы из России утратили свое гражданство в силу изменений в личном статусе. Старое русское право после 1917 г. формально перестало быть действующим. Новое государство — РСФСР (СССР) — подавляющая часть эмигрантов не признавала. Потеряв гражданство Российской империи, они не стали и гражданами Советской России10. За рубежом появился достаточно широкий слой лиц без гражданства российского происхождения, нуждающихся в международной защите11.
Таким образом, российские эмигранты-апатриды не только обладали меньшим объемом прав и свобод, чем граждане страны пребывания, но и были лишены возможности обратиться к дипломатической защите. Только Лига Наций могла стать гарантом прав и свобод для лиц без гражданства или считающих себя русскими гражданами.
Впервые определение понятия беженец появилось в июле 1922 г. на Женевской конференции представителей правительств. Тогда речь шла только о русских беженцах. В результате русским беженцем признавался беженец «русского происхождения, не принявший никакого другого подданства». Затем Женевское межправительственное соглашение от 12 мая 1926 г. уточнило это понятие, и им считалось «всякое лицо русского происхождения, не пользующееся покровительством правительства СССР и не приобретшее другого подданства»12.
Современное определение и правовой статус беженцев обозначены Конвенцией ООН о статусе беженцев (1951) и Протоколом, касающимся статуса беженцев (1966)13. Россия присоединилась к этим документам в ноябре 1992 г., когда беженцы на постсоветском пространстве стали проблемой для нашей страны.
Сегодня беженцами называются лица, которые находятся вне страны своей гражданской принадлежности, опасаясь преследований по расовым, национальным, религиозным, политическим мотивам, в силу внешней агрессии, оккупации, иностранного господства или событий, серьезно расстроивших публичный порядок в стране или ее части, или же из-за своей принадлежности к той или иной социальной группе. Беженцы — люди, которые не могут или не хотят вернуться в страну. Беженцам предоставляются такие же права, какие предоставлены иностранцам14.
Ситуация усугублялась тем, что многие беженцы оказывались за границей без средств существования и без документов, удостоверяющих личность. Возникала необходимость в учреждениях, которые могли бы помочь решить эти вопросы, подтвердить эмигрантское состояние того или иного лица. Еще в ходе гражданской войны русские дипломатические круги волновал вопрос, «как оградить политическую и гражданскую независимость не приемлющих большевизма, — на случай официального признания большевиков олицетворением России».
К.Н.Гулькевич, посланник России в Швеции, 22 марта 1920 г. в одном из писем с большой озабоченностью отмечал: «Многим кажется прямо не по силам ходить в будущее российское консульство, получать там удостоверение о личности, помощь и защиту, необходимые в известных случаях. В прежнее время положение эмигрантов было легче, в Западной Европе не требовали паспортов. При условии добропорядочного поведения беспрепятственно разрешали проживать в любой стране. Что делать ныне, когда виды [на жительство], опросные листы и т.п. ежеминутно требуют оправдательных документов. Возможностей, как полагаю, много, но ни одна не удовлетворяет».
Эмигранты могли бы, как считал Гулькевич, перейти в иностранное подданство («но многим это было бы непреодолимо тяжело»), принять покровительство какого-либо государства, благожелательно к ним относящегося (т.е. натурализоваться), организовать в министерствах внутренних дел отдельных государственных «столов» по паспортным делам белых русских, либо, наконец, создать представительный центр «безземельной бывшей России», который оказывал бы им помощь, ведал их делами15.
Константин Николаевич Гулькевич — дипломат, директор департамента МИД, советник российского посольства в Турции (1913), посланник в Норвегии (1914—1917), Швеции (1918—1920). Помощник Нансена по делам русских беженцев, представитель при международных организациях от Совещания послов. Умер в 1935 г. от застарелого туберкулеза.
Такое положение дел стимулировало образование эмигрантских центров, защищающих права русских апатридов. Частично задача решалась старыми русскими представительными учреждениями (посольствами, консульствами, позднее превратившимися в частные беженские организации), частично вновь возникшими в условиях эмиграции русскими организациями.
С падением правительства Врангеля и ввиду его конфликта со старым дипломатическим корпусом роль защитника интересов российских граждан за границей перешла к Совещанию послов, созданному в Париже 2 февраля 1921 г. — во главе с М.Н.Гирсом а после его смерти в 1932 г. — во главе с В.А.Маклаковым.
Михаил Николаевич Гирс (1856—1932) — российский дипломат, сын министра иностранных дел при императоре Александре III. В Министерстве иностранных дел работал с 1878 г., был посланником в Бразилии, Китае, Баварии, Румынии, послом в Константинополе (1911—1914) и в Риме (с 1915 г.). После Октябрьской революции как старейший из оказавшихся за рубежом послов в 1919—1920 гг. входил в состав Политического совещания в Париже, возглавлял Совет послов.
Василий Алексеевич Маклаков(1869—1957) — общественно-политический деятель, юрист, публицист, мемуарист. Окончил историко-филологический и юридический факультеты Московского университета, адвокат, присяжный поверенный, депутат II, III и IV Государственных дум, член ЦК партии кадетов. Член Всероссийского земского союза и Прогрессивного блока. Посол Временного правительства во Франции. В 1919 г. вошел в состав Русского политического совещания, возглавлял Центральный офис по делам русских беженцев во Франции. С 1924 г. — руководитель Русского комитета объединенных организаций. Умер в Бадене близ Цюриха, похоронен в Сент-Женевьев де Буа близ Парижа.
Совещание поставило своей задачей «охранить до последней возможности идею общерусской государственности, дабы не дать распылиться всем организованным силам противобольшевистской России в их тяжелой борьбе за русское дело»16. Было решено, что «до тех пор, пока державы отказываются признавать большевиков, единственным органом, имеющим характер постоянности, законной преемственности и сравнительной независимости от хода событий, является русское дипломатическое представительство за границей. В частности, только оно может нести ответственность за судьбу русских государственных средств и казенного имущества»17.
Деньги находились в распоряжении Совета послов, постоянного органа Совещания послов18. Для распределения средств, предназначенных для российских беженцев, создавался финансовый совет, в котором принимали участие представители Российского земско-городского комитета помощи российским гражданам за границей (РЗГК) и Российского общества Красного креста (РОКК).
Российский земско-городской комитет помощи российским гражданам за границей (РЗГК) — возрожденный в условиях эмиграции Земгор, официально распущенный советской властью в 1918 г. После массовой эвакуации с Юга России бывшие гласные российских земских собраний и городских дум, члены органов местного и краевого управления, находившиеся за рубежом, возобновили свою деятельность в составе Всероссийского земского союза, Всероссийского союза городов, объединившись в 1921 г.
РЗГК был зарегистрирован в парижской префектуре под названием Comite des Zemstvos et Municipalites Russes de Secoure des Citoyens russes a l’ etranger, и его местонахождением был признан Париж. Председателями РЗГК были Г.Е.Львов, А.И.Коновалов, затем Н.Д.Авксентьев.
По мнению Совещания послов, всё дело помощи русским беженцам надлежало сосредоточить в ведении какой-либо одной организации, а именно в РЗГК, через который субсидировалась благотворительная работа, направленная на улучшение положения российской эмиграции.
Российское общество Красного креста (старая организация) возникло в 1879 г., 6 января 1918 г. было распущено советским правительством, но продолжило свою деятельность за границей, используя имевшиеся на его счету средства.
26 февраля 1921 г. в Париже было организовано Главное управление РОКК, объединявшее уцелевшие части старой организации. Международный комитет Красного креста признавал до 15 октября 1921 г. именно его, позже — советский Красный крест, образовавшийся 20 ноября 1918 г.
Для решения текущих вопросов старой организации была образована Особая комиссия, в которую вошли П.Н.Игнатьев, Б.Е.Иваницкий, Б.Э.Нольде, А.Д.Чаманский, М.Л.Киндяков, Э.П.Беннигсен, Г.Г.Витте, Д.В.Яковлев, Г.А.Алексеев. Ю.И. Лодыженский являлся представителем РОКК (старая организация) при Международном комитете Красного Креста и при международных организациях в Женеве.
Конкуренцию послам в деле защиты интересов российских беженцев составляли в известном смысле, представители Врангеля в странах Европы19.
Как те, так и другие могли входить в государственные комиссии по делам русских беженцев. Так, комитеты (бюро, делегации) по русским делам возглавляли бывшие послы: в Париже — Маклаков, в Берлине — С.Д.Боткин, в Шанхае — Н.А.Кудашев, в Константинополе — А.А.Нератов, в Софии — А.М.Петряев, в Белграде — В.Н.Штрандтман. За ними даже сохранялись здания посольств (до признания СССР).
В Королевстве сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. — Югославия) важную роль играл и С.Н.Палеолог, ставленник Врангеля. Возрастала роль и русских эмигрантских общественных организаций в сфере правовой помощи беженцам. Они приняли на себя несвойственные им функции, превратившись в «своеобразные публично-правовые институты»20.
Эти учреждения, как правило, пользовались доверием местных властей, но официального значения выдаваемые ими документы иметь не могли. Лишь Болгария, Югославия и Египет признавали официальный статус эмигрантских учреждений.
Целый ряд правовых вопросов, касающихся разбросанных по всему свету российских беженцев, можно было решить только на международном уровне. Пришлось разрабатывать новые нормы международного права, и приоритет в этом принадлежал Лиге Наций.
Чтобы понять механизм функционирования этого международного учреждения и, следовательно, решения беженского вопроса и то, какое место он занимал в ее работе, следует обратиться к организационным принципам.
Положение о Лиге Наций вступило в силу 10 января 1920 г. Ее основными органами были Общее собрание (Ассамблея), Совет Лиги Наций в составе четырех постоянных членов (представители Великобритании, Франции, Италии, Японии) и четырех временных, сменявшихся ежегодно, Постоянный секретариат во главе с генеральным секретарем. Дополнительными (на правах автономных) — Постоянная палата международного суда, Международная организация труда (МОТ) и др.
Создавались также вспомогательные и консультативные органы по различным вопросам (технические, совещательные комиссии, иногда специальные комиссии, куда входили эксперты). Общее собрание проводилось ежегодно, обычно в сентябре. Было образовано шесть комиссий, которые являлись малыми общими собраниями. Основные органы Лиги Наций находились в Женеве.
Инициатором привлечения Лиги Наций к беженским проблемам стал существовавший с 1863 г. Международный комитет Красного креста (МККК).
Н.И.Астров, видный деятель Российского земско-городского комитета помощи российским гражданам за границей, считал, что идея создания Верховного комиссариата по делам беженцев возникла в связи с прекращением деятельности Комиссии по помощи беженцам и военнопленным. Осуществив свои задачи, аппарат Комиссии, ввиду угрозы потери заработка, решил переключить свое внимание на русских беженцев.
Предполагалось, эта идея принадлежала генеральному делегату Э.Фрику, человеку «выдающейся работоспособности, безгранично честолюбивому и не лишенному дарований». Его жена, не менее деятельная натура, доводилась племянницей Г.Адору, председателю Международного комитета Красного креста, который и внес в Совет Лиги Наций предложение о создании Верховного комиссариата по делам русских беженцев.
Ю.И.Лодыженский, председатель Российского общества Красного креста (старая организация), приписывал себе заслугу учреждения комиссариата.
20 февраля 1921 г. он, по настоянию РОКК, обратился с письмом в Совет Лиги Наций. В письме МККК указывал на бедственное положение выходцев из России за границей и на необходимость назначения комиссара по делам русских беженцев.
Отмечалось, что его заботой могло бы стать:
1) определение правового положения беженцев;
2) возвращение их в Россию или трудоустройство вне России;
3) объединение и координация усилий помощи беженцам.
26 февраля Совет Лиги Наций признал вопрос важным, однако оставил за новым ведомством только функции посредника и координатора. После обстоятельного изучения положения дел было решено, что некоторые категории беженцев будут находиться на попечении постоянного органа Лиги Наций.
Проект об учреждении особого комиссариата по делам русских беженцев был составлен по инициативе французской секции, исходя из необходимости координирования усилий отдельных государств. Предполагалось, что во главе комиссариата будет находиться председатель, гражданин одной из нейтральных стран (например, Швейцарии или США), в качестве генерального секретаря намечался француз. В комиссию должны были войти по одному представителю от МККК, РОКК и РЗГК. Для снабжения комиссариата необходимыми средствами предполагалось обратиться ко всем государствам, входящим в состав Лиги Наций.
27 июня 1921 г. сессия Совета, заслушав доклад представителя Франции Г.Ганото, приняла решение создать должность Верховного комиссара по делам русских беженцев (с тем условием, чтобы он не был русским и чтобы ни один русский не мог быть приглашен в качестве технического советника комиссара или в секретариат по беженским делам)21.
|
Фритьоф Нансен |
Предлагалось также собрать конференцию представителей заинтересованных правительств.
В докладе говорилось, что Верховным комиссаром должен быть человек, пользующийся высоким личным авторитетом, находящий поддержку в правительствах и среди русских организаций22. Подчеркивалось также, что вопрос о российских беженцах — это вопрос не только «политическо-социальный, но по преимуществу — финансовый»23.
20 августа 1921 г. норвежец Ф.Нансен дал согласие быть Верховным комиссаром по беженским делам, а 12 сентября приступил к своим обязанностям.
Фритьоф Нансен (1861—1930) — норвежский океано-граф, исследователь Арктики, общественный деятель. В 1920—1921 гг. возглавлял Комиссию Лиги Наций по помощи беженцам и военнопленным. В 1921 г. он был одним из организаторов помощи голодающим Поволжья. В 1923 г. ему была присуждена Нобелевская премия мира.
Кандидатура Нансена не являлась бесспорной. Совмещение им двух должностей — Верховного комиссара по борьбе с голодом в России и Верховного комиссара по беженским делам — не удовлетворяло и российскую эмиграцию, и европейские страны. Нансен считался сторонником большевиков и потому неудачной кандидатурой для защиты интересов беженцев. Нансену, поддержанному только представителем Англии Р.Сесилем, пришлось предъявить ультиматум: если его действия не будут одобрены, то он откажется от звания Верховного комиссара по беженским делам.
Роберт Сесиль — английский политический деятель, член палаты общин от консервативной партии, член палаты лордов, помощник министра иностранных дел Англии, лорд — хранитель печати (1923—1924), канцлер герцогства Ланкастерского, на ассамблеях Лиги Наций представлял Южно-Африканский Союз и Великобританию, возглавлял британскую делегацию в Женевской комиссии по разоружению (1926—1927).
Помощник Сесиля, представитель МККК Э.Фрик, полагавший, что судьбы России не связаны с позицией эмиграции, также, по мнению многих, не мог принести пользы беженцам.
Эдуард Фрик — швейцарский гражданин; проживая в России, с 1914 г. сотрудничал с Российским Красным крестом, в начале 1918 г. назначен представителем МККК в России, в октябре 1918 г. вернулся в Женеву, занимался снабжением и репатриацией российских военнопленных, руководил всей деятельностью МККК в Восточной Европе. В 1921—1922 гг. он был помощником Верховного комиссара по делам русских беженцев, т.е. Нансена, а с 1922 г. — техническим советником Верховного комиссара по беженским делам24.
Российские эмигрантские организации предпочитали американца — полковника Ольдса, возглавлявшего европейский отдел Американского Красного креста. Однако США запрещали кому-либо из своих граждан принять назначение Лиги Наций, устав которой они не ратифицировали25.
11 сентября 1923 г. в берлинской эмигрантской газете «Руль» было опубликовано обращение русских эмигрантских организаций в Лондоне к Лиге Наций: «Интересы, стремления и мораль русских эмигрантов так диаметрально противоположны целям и моралям советского правительства, что нельзя с равной симпатией сотрудничать с этими двумя враждующими лагерями. Вот почему мы считаем себя обязанными привлечь ваше внимание к практической и моральной невыгодности совмещать в лице доктора Нансена обязанности Верховного комиссара, работающего с советским правительством. Мы убедительно просим Лигу Наций пересмотреть этот важный вопрос и назначить другого Комиссара для русских беженцев».
В соответствии с решением Совета Лиги Наций 22—24 августа 1921 г. состоялась конференция уполномоченных заинтересованных правительств в Женеве под председательством представителя Сербии М.Йовановича, председателя кассационного суда в Белграде, члена Постоянной палаты международного суда.
В конференции приняли участие представители 10 стран (Болгарии, Китая, Финляндии, Франции, Греции, Польши, Румынии, Швейцарии, Чехословакии и Югославии) и международных организаций (Международного бюро труда, МККК, Лиги обществ Красного креста и Международного общества помощи детям).
Нансен всё еще находился в России — в связи с голодом. Выявилось две позиции в деле оказания помощи беженцам. Либо участие в расходах всех государств цивилизованного мира,либо только заинтересованных (по соображениям гуманитарным или по своему географическому положению).
На конференции было высказано пожелание, чтобы Совет Лиги Наций предложил экономической и финансовой комиссиям рассмотреть возможность использования русских фондов, принадлежавших прежним российским правительствам и находившихся за границей.
На конференции были сделаны попытки выработать общую точку зрения на правовое положение беженцев. Сложность заключалась в том, что государства стремились сохранить свою независимость и избежать переделки законодательства во благо российских беженцев26.
На конференции впервые был поставлен вопрос о предоставлении паспортов россиянам-апатридам — с тем, чтобы обеспечить им действенную правовую защиту и законное право на труд и проживание наравне с подданными государств-реципиентов. В постановлении конференции говорилось, что эти документы должны отвечать требованиям и государств, из которых беженцы уезжают, и принимающей стороны.
Особую активность во время конференции проявили эмигрантские русские гуманитарные организации, с которыми Верховный комиссар предполагал иметь «фактические, а не юридические отношения»27. Они хотели привлечь к себе внимание и повлиять на судьбу беженцев, подав меморандум четырнадцати русских организаций, содержавший главу о юридическом положении беженцев, а всем участникам конференции раздали письмо за подписью представителей русских гуманитарных организаций в Женеве.
Дипломатические круги, т.е. Совещание послов, представлял Гулькевич (именно с ним непосредственно контактировал секретарь Верховного комиссара)28. Преемником Гулькевича в 1935 г. был избран Я.Л.Рубинштейн (в воспоминаниях И.Гессена «Годы изгнания. Жизненный отчет» ошибочно указан 1930 год) 29.
Представителем РОКК при международных организациях в Женеве был Ю.И.Лодыженский. Земгор 10 мая 1921 г. назначил своими представителями С.В.Панину и Н.И.Астрова (приступили к работе с 4 июня).
Юрий Ильич Лодыженский (1888—1978) — врач, в 1920—1930-е гг. глава Международного комитета «Pro Deo» («Во имя Бога») в Женеве — организации для помощи беженцам из коммунистических стран, уполномоченный РОКК в Швейцарии. Он представлял эту организацию при Международном комитете Красного Креста, был членом Бюро Лиги Обера по борьбе с III Интернационалом, созданной в 1924 г. швейцарским адвокатом Т.Обером, защитником на процессе убийц Воровского.
Софья Владимировна Панина (1871—1957) некогда окончила Высшие женские курсы в Петербурге. Поддерживала деньгами ряд общественных организаций, в том числе Всероссийский земский союз. Член партии кадетов. На VIII съезде в 1917 г. она была избрана в ЦК этой партии. Активный деятель городских союзов, председатель Петроградского совета попечительств в годы войны. Была товарищем (заместителем) министра государственного призрения Временного правительства. Входила в Национальный центр. В 1918 г. бежала на Юг, стала гражданской женой Н.И.Астрова. С 1920 г. в эмиграции.
Николай Иванович Астров (1868—1934) — юрист, член ЦК кадетской партии, московский городской голова (1917), председатель Главного комитета Союза городов. После Октябрьской революции участвовал в создании Национального центра, был его представителем в Особом совещании А.И.Деникина. В эмиграции — видный деятель РЗГК, его представитель (вместе с С.В.Паниной) при Лиге Наций.
Гулькевич 20 декабря 1921 г. из Женевы писал Гирсу, что своей миссии Лодыженский, Панина и Астров приписывают «наивно-трогательное значение», но «все трое производят чрезвычайно добропорядочное впечатление».
На прием к Нансену, 3 сентября 1921 г. приехавшему в Женеву и официально вступившему в должность Верховного Комиссара, русская делегация смогла попасть лишь 13 сентября. В состав делегации входили И.Н.Ефремов, А.Н.Мандельштам, С.В.Панина, Н.И.Астров и Ю.И.Лодыженский.
Иван Николаевич Ефремов (1866 — после 1933) — крупный помещик, юрист, историк, дипломат. Закончил физико-математический факультет Московского университета, был мировым судьей. Депутат I, II, IV Государственных дум, сотрудничал с октябристами. Был министром юстиции и министром государственного призрения Временного правительства, посланником и полпредом этого правительства в Швейцарии. Он способствовал тому, чтобы швейцарское правительство присоединилось к дипломатической блокаде советской России. С 1926 г. — эксперт по российским делам правительства Швейцарии. С 1925 г. — председатель Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции.
Андрей Николаевич Мандельштам (родился в 1869 г.) окончил юридический и восточный факультеты Петербургского университета, доктор международного права. Служил в МИД, был на различных должностях в российском посольстве в Константинополе, в консульствах на территории Турции, затем служил директором департамента МИД. В 1916 г. его произвели в чин действительного статского советника. В 1914—1916 гг. работал в центральном аппарате МИД.
В эмиграции активно занимался научной и литературной деятельностью, был сотрудником «Современных записок», «Еврейской трибуны», «Права и хозяйства» и других изданий, членом Центральной юридической комиссии, членом-корреспондентом Института международного права.
Нансен был обескуражен несовпадением точек зрения русских организаций на проблему беженцев. К Верховному комиссару поступили обращения Русского национального комитета и Русского совета, в которых каждая из этих организаций утверждала свое исключительное право защищать интересы беженцев30.
Панина старалась успокоить Нансена, говоря, что делегация представляет благотворительные, аполитичные организации и не отвечает за действия политических групп.
Верховный комиссар огласил свою программу решения беженского вопроса на конференции 16—19 сентября 1921 г. в Женеве. Предполагались такие меры, как перепись всех беженцев, расселение их по странам и трудоустройство (с выяснением вопроса об участии правительств в расходах по перевозке и размещению беженцев, а также изменения иммиграционного законодательства государств для россиян-апатридов). Речь шла и о координации усилий всех благотворительных организаций, о решении вопроса о паспортах в соответствии с постановлениями Женевской конференции 22 августа 1921 г.31
Йованович, поддержанный Финляндией, Грецией, Болгарией, Францией, Швейцарией, предложил активнее пользоваться старыми русскими миссиями32. Вместе с тем было признано необходимым назначить в каждой стране двух представителей по беженским делам: одного от местного правительства, другого от доктора Нансена33.
К маю 1922 г. Верховный комиссар имел своих представителей в 14 государствах (Англия, Франция, Польша, Чехословакия, Австрия, Болгария, Турция, Румыния, Эстония, Латвия, Финляндия, Сербия, Венгрия, Германия). 12 государств назначили своих представителей34. Так, в Югославии представителем Верховного комиссара был С.В.Юрьев, в Румынии — С.А.Поклевский-Козелл, в Болгарии — Б.С.Серафимов и т.д.
Станислав Альфонсович Поклевский-Козелл родился в 1868 г. в Пермской губернии, окончил Императорский Александровский лицей, с 1892 г. состоял при Канцелярии МИД, в 1897—1901 гг. состоял первым секретарем российской миссии в Токио, в 1901—1909 гг. — первым секретарем, советником посольства в Лондоне. С 1909 г. был посланником в Тегеране, в 1913—1917 гг. — в Бухаресте. В 1920—1930 гг. он являлся представителем Верховного комиссара в Румынии, занимался вопросами оказания помощи российским эмигрантам в этой стране.
Борис Саввич Серафимов родился в 1882 г. В 1907 г. он окончил арабо-персидско-турецко-татарский отдел факультета восточных языков Петербургского университета. Работал в МИД. Во время первой мировой войны оставался в Константинополе при миссии Нидерландов, которая защищала интересы России в Турции, занимался делами, связанными с российскими подданными. В 1917 г. его прикомандировали к миссии в Берне в чине надворного советника. Позднее деникинское правительство назначило его поверенным в делах в Константинополе. В 1920—1930-е гг. он, будучи председателем Нансеновского комитета в Болгарии, занимался делами российских эмигрантов.
Там, где представителями Верховного комиссара назначались граждане страны-реципиента, их помощниками являлись, как правило, русские, и они играли главную роль (в Германии — Фальковский, во Франции — Маклаков).
Вопрос о беженцах имел в Лиге Наций второстепенное значение. Его обычно рассматривала Пятая комиссия по социальным вопросам. Деятельность комиссии не привлекала особого внимания. Там решались вопросы об эсперанто, о торговле женщинами и детьми, о продаже опиума, о борьбе с порнографией и т.д. Поэтому ее члены мало интересовались проблемами беженства, полагаясь всецело на Нансена35.
Чтобы Верховный комиссариат по делам русских беженцев не превратился в чисто бюрократическое учреждение, в сентябре 1921 г. при нем образовали совещательный комитет. Туда вошли представители международных и российских эмигрантских благотворительных организаций, бюджет которых не зависел от внешних финансовых вливаний.
Сначала совещательным комитетом российские эмигрантские организации интересовались мало, и в его состав вошли лишь имевшие своих представителей в Женеве: Совещание послов, Земгор и РОКК. С течением времени отношение к нему изменилось. К 1935 г. из 38 представленных в комитете организаций русских насчитывалось 1236.
Эмигрантские общественные организации из разных стран стремились стать членами совещательного комитета «в целях получения возможности с большим успехом отстаивать интересы русской эмиграции»37. Возникла угроза превращения комитета «в многочисленный парламент с вредным, порою, для скромной работы направлением, в особенности после допущения в него» организаций, преследующих больше политические, чем гуманитарные цели.
Чтобы комитет не потерял деловой характер, Гулькевич предложил образовать особую приемочную подкомиссию, которой давалось шесть месяцев на рассмотрение каждого из ходатайств кандидатов. Совещательный комитет рекомендовал отбирать центральные организации, цели коих не дублировали бы деятельность уже вошедших в комитет. Заседания комитета созывались один раз в три месяца38.
Совещательному комитету было предоставлено право выбирать трех своих представителей в один из центральных органов Лиги Наций. Как отмечал Маклаков, «во имя справедливости … выбирали одного русского Гулькевича с его заместителем Рубинштейном, одного армянина и одного иностранца»39.
Яков Львович Рубинштейн — адвокат, примыкал к правому крылу меньшевиков, председатель Харьковской городской думы. В эмиграции — член административного совета нансеновского комитета, заместитель Гулькевича в совещательном комитете по беженцам при Лиге Наций. Он являлся также представителем РЗГК в Юридической комиссии при Совещании послов (вместе с Оболенским). 10 октября 1935 г. Е.В.Саблин писал В.А.Маклакову: «Разрешите выразить глубочайшее удовлетворение по случаю избрания г. Рубинштейна в члены административного совета офиса Нансена. Это победа здравого смысла, которой следует радоваться»40.
На заседаниях представителей гуманитарных организаций при Верховном комиссаре 4 и 24 ноября 1921 г. было сделано сообщение о паспортах для беженцев41.
Российским организациям удалось получить согласие на участие в разработке документов юристов-эмигрантов. Большая роль отводилась Центральной юридической комиссии в Париже, первоначально утвержденной при Совещании послов, под председательством Б.Э.Нольде (в составе А.Н.Мандельштама, А.А.Пиленко, П.П.Гронского, Я.Л.Рубинштейна)42.
Барон Борис Эммануилович Нольде (1876—1948) — правовед, дипломат, историк, литературовед, мемуарист. Он окончил юридический факультет Петербургского университета, работал в МИД, был профессором международного права Политехнического института и Высших Бестужевских курсов, преподавал в Александровском лицее, в Петроградском университете и в Морской академии. Член Предпарламента. Кадет. Товарищ министра иностранных дел в первом составе Временного правительства. Летом 1919 г. эмигрировал через Финляндию в Париж. Нольде стал одним из организаторов Русского отделения при Сорбонне, деканом Русского юридического факультета при Институте славяноведения в Париже.
Он был соредактором журнала «Право и хозяйство» (1925), председателем Главного управления Российского Красного креста, Юридического общества в Париже, членом Центрального бюро Комитета съездов русских юристов за границей. Преподавал на Зарубежных высших военно-научных курсах в Париже. С 1947 г. был председателем Международного института права. Умер в Лозанне.
Александр Александрович Пиленко окончил юридический факультет Петербургского университета в 1896 г., был оставлен при нем, затем командирован на два года за границу. Он работал в Бюро литературной и промышленной собственности, с 1900 г. служил приват-доцентом Петербургского университета, преподавал международное право.
В 1911 г. Пиленко защитил докторскую диссертацию о систематике частного международного права. Постоянно сотрудничал в газете «Новое время». В эмиграции — член Исполнительного бюро Оргкомитета по созыву Зарубежного съезда (1926), член Торгово-промышленного союза.
Павел Павлович Гронский (1883—1937) — правовед, историк, прозаик. Он окончил юридический факультет Петербургского университета, был приват-доцентом того же университета, профессором административного права Политехнического института (Петроград), членом ЦК партии кадетов, депутатом IV Государственной думы.
В феврале 1917 г. Временный комитет Государственной думы назначил Гронского комиссаром телеграфа. Павел Павлович занимался подготовкой Учредительного собрания, был членом Предпарламента, одним из руководителей Национального центра. В 1919 г. он стал товарищем министра внутренних дел в правительстве Деникина. Выехал за границу в декабре 1919 г., жил в Париже.
В эмиграции он был причастен к организации Русской академической группы во Франции, преподавал на Высших курсах этой группы в Париже и Брюсселе, на юридическом факультете Русского отделения Парижского университета, в русской гимназии (Париж), в университете Ковно.
Член Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции, парижского Союза русских писателей и журналистов, один из организаторов и первый председатель Общества друзей русской книги. Умер в Медоне близ Парижа...
Совещательный комитет установил субсидиарный, т.е. факультативный, вспомогательный, дополняющий, характер паспорта. Это была облегчало конкретное решение вопросов в каждом отдельном случае, ибо положение беженцев в разных странах было различным. В результате получение паспортов должно было основываться на добровольном волеизъявлении беженцев, компенсировать отсутствие у них удостоверений личности, облегчить получение виз и трудоустройство. Однако юристы-эмигранты признавали, что эти паспорта «не помешают правительствам, которые пожелали бы стеснить беженцев, сделать это»43.
24—25 марта 1922 г. состоялось заседание Совета Лиги Наций, на котором был обсужден доклад Нансена о паспортах для российских беженцев и одобрен проект этого сертификата. Учитывая замечания и пожелания юристов-эмигрантов, Нансен подчеркивал, что документ выдаваться может тем, кто пожелает его иметь, визироваться будет таким же порядком, как и обычные паспорта, а в самом тексте проекта документа отмечалось, что его предъявителю должны быть оказаны «всякая помощь и покровительство», предоставлена возможность «свободно путешествовать и пребывать в других странах». Совет Лиги Наций постановил обратиться к правительствам с просьбой:
а) выдавать бесплатно предложенные Верховным комиссаром сертификаты;
б) разрешить визировать эти сертификаты, выданные другими государствами;
в) визирование проводить бесплатно44.
Правовое положение беженцев продолжало рассматриваться совещательным комитетом. 29—30 мая 1922 г. на повестке дня заседания комитета стояли три вопроса:
1) о правовом положении;
2) о реакции правительств на проекты сертификата, одобренного Советом Лиги Наций 24 марта 1922 г.;
3) о положении выходцев из России в Константинополе в случае прекращения военной оккупации Турции Англией и Францией.
Представители Юридической комиссии Лиги Наций подчеркивали, что «правовой вопрос русских беженцев не только вопрос юридический, но по преимуществу политический»45.
Посредническая функция Верховного комиссариата могла быть эффективной лишь в странах со стабильной политической системой, а отнюдь не в таких, как, например, Китай, где не работали законы, а силы правительства распространялись только на Пекин, или Турция, где существовали два правительства (в Константинополе и Анкаре). Кроме того отмечалось, что российские юристы из Парижа, Лондона, Берлина, Польши по-разному смотрели на проблему правового положения беженцев.
Тем не менее Юридической комиссии Лиги Наций при содействии юристов-эмигрантов из России удалось выработать «своего рода паспортный устав для эмигрантов»46.
Совещательный комитет предложил созвать межправительственную конференцию для урегулирования спорных вопросов, обсуждения проекта сертификата и предложения Земгора заменить в нем слово беженец на иное, например иностранец47.
3—5 июля 1922 г. в Женеве состоялась конференция представителей правительств, на которой был принят текст сертификата для беженцев, получивший позже название нансеновского паспорта, и разработаны правила его выдачи. Первоначальный проект документа, разработанный юристами-эмигрантами и одобренный Советом Лиги Наций 24 марта 1922 г., по настоянию Франции был изменен и, к сожалению, в худшую сторону. Если первый вариант исходил из необходимости предоставления русским беженцам прав, равных с правами других граждан, включая свободу передвижения и трудоустройства, то конференция заняла иную позицию.
Хотя и не отрицалось особое юридическое положение русских беженцев и признавалось необходимым снабдить их особыми документами (во избежание «отождествления с подданными РСФСР»), представители западных стран заботились в первую очередь о своих собственных интересах. Поэтому из первоначального варианта было исключено всё то, что сколько-нибудь связывало правительства стран, принявших беженцев, и налагало на них обязательства.
Принятый вариант не гарантировал беженцам возвращение в страну, выдавшую паспорт, а въезд в другое государство допускался только по специальному разрешению. По оценке представителей русских организаций, «юридическое качество выработанного сертификата оказалось много ниже первоначального проекта»48.
Теперь лицо, имеющее паспорт Лиги Наций, принадлежало к категории лиц «русского происхождения, не приобретших никакой другой национальности». По словам известного правоведа Нольде, эта формула с юридической точки зрения являлась неграмотной. Однако такого рода паспорт всё же обеспечивал не меньше прав, чем национальный русский паспорт49.
По соглашению 5 июля 1922 г. нансеновские паспорта признавались странами-реципиентами при условии, что беженец выполнял все требования, предъявлявшиеся к постоянным жителям страны, платил за паспорт, за его возобновление, имел бумаги, подтверждающие, что он эмигрант, а также документы, удостоверяющие его личность (паспорт, выданный царским или Временным правительством либо невозобновленный советский).
Нансеновский паспорт, заменявший эмигрантам национальные (а также международные) паспорта, терял силу, если эмигрант отправлялся на территорию советской России. Этот документ не мог быть выдан лицам, легально выехавшим из нее.
Ежегодно паспорт должен был возобновляться. Выдавался он не Лигой Наций, а правительствами стран-реципиентов.
Образец сертификата, принятого конференцией выглядел следующим образом.
Место выдачи сертификата № …………
Число ……19……УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ.
(Сертификат)Действителен до ……………
Удостоверение это не дает права возвращения в страну, которая его выдала, без специального на то указания, которое должно быть отмечено на настоящем удостоверении. Сертификат теряет всякую силу, если обладатель его вступит, в какой бы то ни было момент, на территорию России.
Фамилия…………………………
Имя………………………………
Дата рождения…………………
Фамилия отца……………………
Фамилия матери…………………
Профессия………………………
Прежнее местожительство в России……………
Настоящее местопребывание……………………Отличительные признаки:
Возраст……………………………………
Цвет волос…………………………………
Глаза………………………………………
Лицо………………………………………
Нос…………………………………………
Особые приметы…………………………Замечания
Место для фотографии, на которое накладывается печать.
Подпись владельцаНижеподписавшийся свидетельствует, что фотография и подпись, при сем имеющиеся, являются действительно подписью и фотографией владельца сего документа.
Печать
Подпись выдавшего документЭто удостоверение выдано на основании постановлений Конференции представителей правительств, созванной доктором Нансеном, Верховным комиссаром по делам русских беженцев, и состоявшейся в Женеве 3—5 июля 1922 года.
Составляться удостоверения должны были по крайней мере на двух языках: национальном языке страны, выдававшей их, и французском. Порядок выдачи предусматривался тот же, что и для международных паспортов, в соответствии с решениями Парижской конференции 21 октября 1920 г., причем неимущим документы давались бесплатно.
Вопросы практического применения паспортов были поставлены на первом съезде русских юристов за границей. 1 октября 1922 г. Б.Л.Гершун, открывая съезд, сказал: «Мы должны дать ответ на вопрос о нашем публично-правовом положении».
На съезде предполагалось выработать общую платформу по ряду вопросов:
1) каким образом идентифицировать российских беженцев: в качестве политических эмигрантов, имеющих право на убежище, или апатридов;
2) в каком порядке и кем должны выдаваться паспорта;
3) как могут регулироваться личные и имущественные права эмигрантов;
4) каков их личный статус;
5) следует ли применять к ним советское законодательство, или прежнее право, или право страны проживания.
Гершун подчеркнул, что ответы на эти вопросы имеют не только теоретический характер. Они должны повлиять на решения Лиги Наций и отдельных правительств Европы при разработке всех спорных вопросов.
Своей обязанностью российские юристы считали защиту правовых интересов русских эмигрантов. Отмечая в целом положительное значение паспортов, съезд высказал пожелание об изменении международного соглашения о паспортах для русских эмигрантов «в смысле права возвращения в страну, выдавшую паспорт»50.
Борис Львович Гершун (1870—1954) — присяжный поверенный Петербургского судебного округа. В октябре 1918 г. эмигрировал в Германию, где стал одним из инициаторов объединения российских адвокатов-эмигрантов в Союз русской присяжной адвокатуры в Берлине. В 1921—1933 гг. был его председателем. После прихода Гитлера к власти переехал в Париж, стал членом Совета объединения русских адвокатов во Франции, Федерации русских адвокатских организаций за рубежом.
В августе 1922 г. Генеральный секретарь Лиги Наций разослал правительствам стран мира письма с предложением высказать свое отношение к удостоверениям личности, принятым на Женевской конференции 5 июля 1922 г., и присоединиться к межправительственному соглашению. Практически все государства отозвались на эти письма.
Выяснилось, что для ряда стран присоединение к соглашению значило бы усложнение уже существующего режима проживания и передвижения россиян-эмигрантов. Так, бельгийское правительство в письме от 15 сентября 1922 г. информировало Генерального секретаря Лиги Наций, что «русские, проживающие в Бельгии с ведома властей страны, имеют на руках бельгийские удостоверения личности», т.е. пользуются всеми правами. При выезде из страны тем выходцам из России, у которых не было паспорта, выданного царскими властями или Временным правительством, полагались заграничные паспорта, позволяющие вернуться обратно.
Для лиц, окончательно покидающих бельгийскую территорию, выездная виза была упразднена. Для въезда в страну необходимо было подать прошение в бельгийское дипломатическое представительство или консульство и получить визу в национальный (кроме советского) паспорт.
Департамент иностранных дел Канады в своем ответе отмечал, что «департамент иммиграции и колонизации не считает нужным поддержать предложенное удостоверение личности», так как лицо, въехавшее с таким паспортом, нельзя было бы выслать «в страну постоянного проживания». Кроме того, подчеркивалось, что «канадское правительство не торопится с приемом иммигрантов, каким бы ни был род их занятий и какой бы национальности они ни были, за исключением тех случаев, когда речь заходит о специалистах по сельскому хозяйству».
Правительство же Румынии готово было принять удостоверения личности Лиги Наций с тем, чтобы беженцы, находящиеся в Румынии, могли «въехать по собственному выбору в ту страну, где они смогли бы обосноваться»51.
К ноябрю 1922 г. система удостоверений личности, предложенная Женевской конференцией 5 июля 1922 г., была одобрена 12 европейскими государствами52. 10 февраля 1923 г. газета «Руль» писала, что выработанный Лигой Наций сертификат для беженцев принят уже 22 государствами. К сентябрю 1923 г. соглашение 5 июля 1922 г. признали 30 государств (Австралия, Австрия, Албания, Англия, Южная Африка, Болгария, Боливия, Гватемала, Германия, Голландия, Греция, Дания, Испания, Италия, Латвия, Литва, Люксембург, Новая Зеландия, Норвегия, Польша, Португалия, Румыния, Сиам, Финляндия, Франция, Чехословакия, Чили, Швейцария, Югославия, Япония), а к началу 1930-х гг. — 51.
Большинство стран приняли соглашение без оговорок, некоторые — только основные принципы. Бельгия, Канада, Эстония не присоединились к нему, так как выдавали собственные документы для русских беженцев. Однако не было четко определено, на какие категории беженцев эти сертификаты будут распространяться, каков порядок их выдачи и т.п.
Так, в Латвии паспорта выдавались сроком на один год и только тем, кто бежал с территории, оставшейся в границах советской России. Остальные рассматривались как подданные государств-лимитрофов. В Германии, Чехословакии и ряде других стран право получения удостоверения предоставлялось только тем беженцам, которые прибыли в страну после фиксированной даты.
Поэтому нансеновские паспорта не устраняли трудностей для всех беженцев при переезде из страны в страну, при получении разрешений на работу, не давали прав на пособия по инвалидности, болезни, безработице. Они лишь частично решали правовую проблему. Социальное и правовое положение беженцев в большой степени оставалось зависимым от доброй воли правительств тех государств, которые их приютили.
На практике нансеновские паспорта лишь подчеркивали бездомность их обладателей. В.В.Набоков отмечал, что иметь нансеновский паспорт значило то же, что быть преступником, отпущенным под честное слово, или незаконнорожденным53.
В 1925 г. вновь встал вопрос о пересмотре паспорта Лиги Наций. Проблема была поднята в связи с изысканием финансовых источников для организации переселения российских беженцев в Южную Америку. Инициатива исходила от директора Международного бюро труда (МБТ) Альбера Тома, французского историка и политического деятеля социалистической ориентации, в 1920—1932 гг. председательствовавшего в Международной организации труда при Лиге Наций.
С 1 января 1925 г. трудоустройство беженцев было передано именно этому ведомству. Но Верховный комиссариат по делам русских беженцев по-прежнему занимался урегулированием правового статуса беженцев.
План Тома предусматривал использование громадных пространств Южной Америки и «спроса государств этой страны на сельскохозяйственную колонизацию для расселения русских беженцев, находящихся в избытке в Европе»54. При участии сотрудников Верховного комиссариата полковника Проктора (Проктера) и майора Т.Ф.Джонсона на американский континент была направлена особая миссия для исследования условий колонизации.
Результаты работы миссии были доложены Лиге Наций. Выявилась необходимость кредита для учреждения должностей двух агентов МБТ в Буэнос-Айресе и Рио-де-Жанейро. Предлагалось создать оборотный фонд в размере 100 тысяч фунтов стерлингов для покрытия расходов по перевозке переселенцев и обустройства их на месте.
Был поднят и вопрос об изменении условий выдачи сертификатов. Основное правило выдачи — проставление отметки «без права возвращения в страну, выдавшую сертификат» — оказывалось несовместимым с организацией переселения. Южноамериканские государства это правило отвергали.
Внесение поправок диктовалось и тем, что практика выдачи сертификатов не была унифицирована. В некоторых случаях с беженцев взимались совершенно непомерные сборы (до 52 золотых франков с документа).
Предполагалось также привлечь самих беженцев к участию в деле переселения, установив таксу в 10 золотых франков при выдаче и возобновлении сертификатов. Из этого сбора половина должна была поступать в оборотный фонд.
После долгого обсуждения этого плана в комиссиях Лиги Наций был выделен кредит на образование двух временных должностей агентов МБТ. Вопросы же о создании оборотного фонда и об изменении режима сертификатов передали для обсуждения на межправительственной конференции.
В связи с предстоящей конференцией в конце 1925 — начале 1926 г. Центральная юридическая комиссия в Париже, состоящая из эмигрантов, направила Джонсону, тогдашнему секретарю Верховного комиссара Лиги Наций, записку, содержащую 14 пунктов, которые должны были войти в предполагаемую будущую конвенцию, и замечания к циркулярному обращению, адресованному членам созываемой Верховным комиссариатом межправительственной конференции об улучшении действующей системы беженских удостоверений личности.
В этом документе отмечалось, что визовый режим в Европе с 1922 г. упростился и смягчился, и только апатриды из России с нансеновскими паспортами испытывают большие трудности. Поэтому Центральная юридическая комиссия предлагала программу мер, улучшающих правовое положение беженцев и облегчающих их передвижение, поиск работы и т.п. Действительно, записка легла в основу изменений, вносимых в сертификат на межправительственной конференции в Женеве, однако не все пожелания русских юристов были учтены.
10 мая 1926 г. 24 государства приняли участие в обсуждении упомянутых проблем. Как докладывали Нольде и Рубинштейн, правительства не склонны были принимать участие в образовании оборотного фонда и ассигновании средств для него.
12 мая 1926 г. конференция приняла решение о сборе 5 золотых франков в оборотный фонд, взимаемых как с сертификатов, так и с других документов. Устанавливался годичный срок действия сертификатов (вместо предлагавшегося пятилетнего).
Предложение о превращении сертификата в нормальный полноценный паспорт конференция отвергла. Таким образом, беженцы-апатриды оставались выделенными из общего числа граждан.
Конференция изменила прежнюю формулировку, позволявшую очертить круг лиц, имевших право на получение сертификата («русского происхождения, не принявший никакого другого подданства»). Первоначальное определение давало возможность в ряде стран (Германии, Польше и др.) ограничить круг лиц, имеющих право на нансеновский паспорт, и не выдавать документов выехавшим из России с советским паспортом, родившимся на территории, отошедшей от России, прибывшим после определенного срока и т.д.
Новая формулировка не делала различий между теми, кто утратил советское гражданство, и теми, кто отказался от покровительства советских представительств СССР за границей. Это позволяло всем эмигрантам получить документы. Теперь получить сертификат Лиги Наций могло «всякое лицо русского происхождения, которое не пользуется или перестало пользоваться покровительством СССР и которое не приобрело новой национальности»55.
Конференция ввела общий принцип: выездная виза должна сопровождаться выдачей визы на право обратного въезда в страну, выдавшую сертификат. Параграф 6 протокола конференции устанавливал, что сбор за выдачу сертификатов, вносимый в пользу выдающего удостоверения государства, не должен превышать сбора с национальных паспортов.
Неимущим беженцам предоставлялась возможность получения виз на въезд и выезд бесплатно. Однако не все пожелания Центральной юридической комиссии были учтены. Правительства «продолжали рассматривать беженцев как элемент опасный, от которого нужно защищаться»56.
Введение нансеновского сбора взволновало всю эмиграцию. Платные 5-франковые марки с изображением Нансена (нансеновские марки) наклеивались на беженские зеленые паспорта вместо гербов, символизирующих власть государства, после уплаты взноса и давали законную силу документу. Из этих средств формировался особый (оборотный) фонд, средства которого использовались прежде всего для облегчения переселения и устройства беженцев в заокеанских странах, на возвратные ссуды для колонизации и заселения Южной Америки.
Оплата в размере 5 золотых франков для подавляющей массы русских эмигрантов, добывавших себе пропитание тяжелым физическим трудом, была обременительна. Сбор взимался с каждого лица, достигшего 16 лет, при получении удостоверения личности. Неимущие от него освобождались, но степень состоятельности беженца юридически не определялась. Эмигранты возражали не против принципа привлечения их к участию в деле устройства их собственной судьбы, но против той формы, в которой эти сборы должны были производиться.
Сразу начала взимать 5-франковый сбор Швейцария, вскоре к ней присоединились Франция, Англия, Польша, Болгария, Греция и другие страны. Но ряд государств (Чехословакия, Югославия) отказались его вводить. Таким образом, ожидаемые ежегодные поступления составили не столь значительную, как предполагалось, сумму57.
Управление фондом находилось в руках особого органа в составе представителя Совета Лиги Наций и представителя Административного совета МБТ. Тогда же Нольде и Рубинштейн от имени Центральной юридической комиссии по изучению положения русских беженцев подали через Гулькевича Джонсону записку с пожеланиями участия русского представительства в расходовании средств фонда и облегчения получения беженцами въездных виз.
Центральная юридическая комиссия состояла из представителей Юридической комиссии Российского эмигрантского комитета, Бюро Совета съездов русских юристов за границей, Юридической комиссии при Совещании послов. По предложению Нансена в состав постоянной комиссии при Верховном комиссариате, контролирующей особый фонд, с совещательным голосом был избран Гулькевич.
Эмигрантские организации добивались участия в расходовании средств особого фонда. Х сессия Лиги Наций (сентябрь 1929 г.) постановила, «чтобы часть фонда, образуемого от продажи нансеновских марок, была использована для пополнения фондов, учрежденных для оказания помощи беженцам, заслуживающих вспомоществования»58.
Так, во Франции половина нансеновского сбора шла в Лигу Наций, а другая половина поступала в распоряжение Распределительного комитета в Париже, который входил в состав образованного в 1924 г. Эмигрантского комитета во главе с Маклаковым.
Эмигрантский комитет начал свою работу 16 декабря 1924 г. Его создание было обусловлено признанием французским правительством СССР, что повлекло за собой потерю значения бывших российских консульских учреждений и посольства. Члены комитета избирались двумя группами российских организаций: 6 человек от Комитета объединенных организаций, в котором были представлены 175 организаций, 3 — от Совета общественных организаций.
Эмигрантский комитет выполнял посреднические функции между полуофициальным Офисом по защите интересов российских беженцев (эмигрантского учреждения, ставшего преемником русского генерального консульства в Париже), французским правительством и русской колонией. Ввиду его значимости комитет распространял свою деятельность далеко за пределы Франции, в том числе был представлен в международных организациях.
Распределительный комитет состоял из председателя — В.Н.Коковцова — и двух членов — Н.Д.Авксентьева и Н.В.Савича.
Владимир Николаевич Коковцов (1853—1943) — ранее служил в Министрестве юстиции, затем был помощником начальника Главного тюремного управления МВД, с 1896 г. — товарищем министра финансов, с 1902 г. — государственным секретарем, в 1904—1905, 1906—1914 гг. — министром финансов, в 1911—1914 гг. — председателем Совета министров. В 1916 г. он возглавлял Комиссию по делам торговли и промышленности Государственного совета. В 1918 г. эмигрировал во Францию, где стал председателем правления Коммерческого банка.
Николай Дмитриевич Авксентьев (1878—1943) получил философское образование. Один из создателей и идеологов ПСР, член эсеровского ЦК. В 1917 г. был членом Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, министром внутренних дел второго коалиционного Временного правительства, председателем Предпарламента. В сентябре—ноябре 1918 г. — председатель Временного Всероссийского правительства, после колчаковского переворота в Омске 18 ноября 1918 г. был выслан в Китай, в 1919 г. переехал в Париж. В 1940 г. выехал в США.
Никанор Васильевич Савич (1869—1942) — депутат III, IV Государственной думы от Харьковской губернии, секретарь фракции октябристов, товарищ председателя комиссии государственной обороны, государственный контролер в правительстве Врангеля (1920).
Избирался Распределительный комитет один раз в три года Эмигрантским комитетом и утверждался МИД Франции. Средства, полученные от нансеновского сбора, комитет направлял в адрес русских благотворительных организаций во Франции59. Но из многих странах деньги целиком шли в Женеву.
Не все беженцы способны были оплатить нансеновский сбор. Поэтому предполагалось при содействии Верховного комиссариата расширить круг лиц, которых не касался бы 5-франковый сбор60.
Правовые проблемы не исчерпывались выдачей удостоверения личности и регулированием передвижений из страны в страну. Главным было упорядочение правового статуса беженцев. Но за первые шесть лет своего существования Верховный комиссариат по делам русских беженцев добился только введения нансеновского паспорта, а к вопросу о статусе беженца обратился лишь в конце 1920-х гг.
В связи с этим Центральная юридическая комиссия по изучению положения русских беженцев разослала анкеты со 110 вопросами для выяснения реального правового состояния эмигрантов. Ответы должны были прийти к 15 января 1927 г. На их основе предполагалось выработать общие, универсальные рекомендации61.
Для координации и урегулирования этих усилий с 1927 г. начала формироваться Межправительственная совещательная комиссия по делам беженцев при Верховном комиссариате в составе представителей 14 правительств и 8 экспертов (в том числе трех юристов-эмигрантов — Гулькевича, Рубинштейна, Нольде — с правом совещательного голоса) для рассмотрения правовых и организационных вопросов. Председателем Комиссии был назначен французский делегат Навайль. Его доклады ежегодно зачитывались на Ассамблеях Лиги Наций62.
Поскольку нансеновские паспорта не решали всех проблем с юридическим положением беженцев, очередная Ассамблея Лиги Наций на основании отчетов Верховного комиссара и МБТ на заседании 26 сентября 1927 г. приняла резолюцию о необходимости созыва международной конференции по вопросам дальнейшего регулирования статуса беженцев.
В соответствии с этой резолюцией 31 января 1928 г. Верховный комиссар разослал всем заинтересованным правительствам анкетный лист о правовом положении беженцев, ответы на который ожидались к 31 марта 1928 г.
Ответы были обсуждены специальной технической комиссией по изучению юридического положения российских и армянских беженцев под председательством Рубинштейна. Потом комиссия выработала ряд рекомендаций, которые в основном были учтены межправительственной конференцией, состоявшейся по постановлению VIII сессии Ассамблеи Лиги Наций с 28 по 30 июня 1928 г.
Конференция о правовом статусе беженцев прошла под эгидой МБТ. В ней приняли участие представители 15 заинтересованных стран, российский и армянский юристы-эксперты, а также помощник Верховного комиссара Джонсон и помощник директора МБТ Б.Г.Балтер.
30 июня 1928 г. было подписано межправительственное соглашение о юридическом статусе русских и армянских беженцев. Оно состояло из двух частей.
Первая часть касалась представительств Верховного комиссара в различных странах, которые должны были выполнять функции, лежащие обычно на консульствах. Таким образом, вводился совершенно новый институт, не имевший прецедентов в мировой практике. Во второй части оговаривались личные права эмигрантов63.
Германия, Австрия, Бельгия, Болгария, Франция, Литва приняли его полностью; представители Польши, Румынии, КСХС и Швейцарии не приняли его первую часть. Греция и Эстония согласились с документом частично и с большими ограничениями; Египет, Финляндия и Чехословакия подписать соглашение отказались.
Нансеновские офисы в странах-реципиентах должны были осуществлять следующие функции:
— удостоверять личность и звание беженцев, их семейное положение и гражданское состояние на основании актов, совершенных в России, или фактов, имевших там место (прибегая к помощи свидетелей);
— удостоверять подписи эмигрантов, копии и переводы их документов, составленных на русском языке, на иностранный язык;
— удостоверять перед местными властями репутацию, хорошее поведение беженца, прежнюю службу, профессиональную квалификацию, университетские и академические звания.
Таким образом, представители Верховного комиссара могли выдавать удостоверения, заменяющие утерянные или оставшиеся в России аттестаты и дипломы об окончании различных учебных заведений, о производственном стаже, принадлежности к сословию присяжных поверенных, к практикующим врачам, к ремесленникам того или иного цеха и т.п.
Они же давали компетентным властям рекомендации, связанные с выдачей виз, разрешений на жительство, допуска в школы, библиотеки и т.д.
Деятельность офисов не могла носить политического характера и не допускала вмешательства в функции местных властей. Вопрос о признании документов, выдаваемых представителями Верховного комиссара, официальными и о разграничении функций нансеновских офисов, местных органов власти, эмигрантских учреждений и советских представительств вызвал на конференции 28—30 июня 1928 г. определенные разногласия.
В результате дискуссий было решено предоставить государствам возможность самостоятельно определять приоритетность либо нансеновских офисов, либо местных органов власти, либо эмигрантских учреждений, либо советских представительств в решении беженских проблем.
Так, в Югославии за эмигрантской Делегацией по защите интересов русской эмиграции сохранялось право выдавать документы, касающиеся актов и событий, совершенных до октября 1917 г. Эти бумаги предназначались для использования в Югославии или в иных государствах, не признавших СССР. А делегат Верховного комиссара выдавал удостоверения и свидетельства для представления властям в СССР или в государствах, его признавших, а также касающиеся актов и фактов, имевших место в России после Октября 1917 г.
Эстония отказалась признать официальное положение за представителем Верховного комиссара и его документами. Чехословакия оставила за собой право взять назад свое согласие на применение первой части документа.
Германия, ограничив сферу деятельности представителя Верховного комиссара беженцами, потерявшими российское (советское) подданство до 1 января 1923 г., не сделав при подписании соглашения формальной оговорки, в ходе конференции заявляла, что функции представителя Верховного комиссара будут находиться в противоречии с германским законодательством о консулах. Польша мотивировала свой отказ от статьи 1 соглашения тем, что признание официального положения представителя Верховного комиссара было бы нарушением Рижского мирного договора 1921 г. Однако в основе подобных заявлений лежали не столько юридические, сколько политические причины.
Непросто обстояли дела и с личными правами эмигрантов. Их статус обычно регулировался нормами международного права, местным законодательством, в отдельных случаях применялись отечественные законы иностранцев, что для лиц, не имеющих гражданства, влекло осложнения.
Неопределенность и двусмысленность положения российских эмигрантов были связаны с непризнанием ими законов Советской России. При этом эмигранты понимали, что дореволюционное русское право после окончания гражданской войны стало неприменимо, «ибо право умирает вместе с государством»64.
Соглашение устанавливало, как правило, применение местного права, но некоторые статьи допускали отступление в пользу законов добольшевистского периода. Например, Франция считала возможным до признания Советского Союза (октябрь 1924 г.) применять в надлежащих случаях к эмигрантам старые русские законы. Законодательство в Германии делало исключение для русских эмигрантов, применяя к ним германские законы (обычно к иностранцам применялись законы страны, из которой они выехали) — согласно статье 4 Закона о германо-советских договорах от 14 января 1926 г.65
В целом в Соглашении 1928 г. прослеживалась тенденция к уравниванию в правах эмигрантов с подданными стран-реципиентов. Так, статья 6 рекомендовала не применять к апатридам во всей строгости ограничительных мер, относящихся к иностранным рабочим. Учитывалось, что эмигранты не могли возвратиться на родину.
Статья 7 предписывала недопустимость высылки российских беженцев без въездной визы другой страны. Статья 8 касалась уравнивания эмигрантов с подданными страны их пребывания в отношении взимания налогов. Статья 9 рекомендовала облегчить формальности, связанные с визированием иностранных паспортов и продолжением срока действия паспортов внутренних, а также устранять ограничения при передвижениях эмигрантов внутри страны пребывания. В паспорте беженца предлагалось заменить формулировку: «этот паспорт не имеет силы для возвращения», словами: «этот паспорт имеет силу для возвращения в страну, его выдавшую, в течение срока его действия».
Но при пересечении границы СССР терялся не только статус беженца, но и действие обратной визы. Выполнение данной статьи являлось важным для эмигранта, поскольку обеспечивало относительную свободу передвижений и гарантировало возможность возвращения в страну постоянного проживания, где была работа, квартира, семья.
Позиция, занятая на конференции представителями некоторых стран, привела к тому, что заключительный акт был, как и решения конференций 1922 и 1926 гг., рекомендательным, а отнюдь не обязательным. Поэтому Х сессия Лиги Наций 21 сентября 1929 г. приняла постановление, в котором содержалась просьба к правительствам «принять и применять межправительственные соглашения от 5 июля 1922 г., 31 мая 1924 г. (о нансеновских удостоверениях) и 30 июня 1928 г. (о юридическом статусе беженцев)» и было высказано «пожелание о всё большем распространении нансеновских марок»66.
Был обсужден доклад Комиссии, в котором предполагалась возможно скорейшая ликвидация деятельности Верховного комиссара. Максимальным назывался 10-летний срок. В связи с этим аппарат Верховного комиссара в виде эксперимента на один год решено было подчинить административной власти Генерального секретаря Лиги Наций, образовав временный отдел.
После смерти Нансена в 1930 г. Общее собрание Лиги Наций решило расформировать Беженскую секцию и 30 сентября приняло резолюцию об учреждении автономной организации (с 1 апреля 1931 г.). Международный офис по делам беженцев имени Ф.Нансена возглавил М.Губер, профессор Цюрихского университета, член Постоянной палаты международного суда в Гааге, председатель МККК.
Общее собрание Лиги Наций посчитало необходимым преобразовать «единоличное ведение беженцами в лице Верховного комиссара в управление коллегиальное»67.
Членами Международного офиса были избраны председатель Межправительственной совещательной комиссии по делам беженцев Навайль, три члена той же комиссии от Чехословакии, Греции, Германии, три члена от Совещательного комитета, по одному представителю от МККК, Лиги Красных крестов, Комитета международного союза помощи, директор МБТ Тома и Ж.Авеноль, генеральный секретарь Лиги Наций. Деятельность этой организации предполагалось закончить к 31 декабря 1939 г. Однако, как полагал Маклаков, Международный офис был создан только для благотворительной и гуманитарной помощи, а правовая помощь оставалась в ведении секретариата Лиги Наций без всякого ограничения срока.
Межправительственная совещательная комиссия по делам беженцев стала готовить вопрос о заключении участниками конференции 28—30 июня 1928 г. конвенции о юридическом положении русских и армянских беженцев, т.е документа, обязательного для подписавших его. 30 сентября ХII сессия Лиги Наций приняла резолюцию, которой «Административному совету Международного офиса Нансена сообща с межправительственной совещательной комиссией поручено изучить вопрос о целесообразности выработки конвенции, имеющей целью обеспечить покровительство беженцев по ликвидации Офиса»68.
В октябре 1931 г. Международный офис по делам беженцев им. Ф.Нансена разослал членам своего Административного совета, Совещательного комитета, частным организациям, делегатам на местах анкетный лист о положении эмигрантов в разных странах. Составление проекта конвенции было поручено Навайлю.
Конвенция о юридическом статусе русских и армянских беженцев была подписана представителями 12 государств 28 октября 1933 г.
Из 23 статей конвенции 15 касались вопросов юридического положения, остальные содержали постановления общего порядка (об условиях подписания, ратификации, денонсирования и т.д.).
Статья 2 подтверждала, что нансеновские паспорта выдаются на срок не менее года, а цена виз должна устанавливаться по самому низкому тарифу (для неимущих бесплатно). Что касается права на труд, то подчеркивалось, что законы по защите национального рынка труда не должны ограничивать беженцев, проживающих не менее двух лет в стране; женатых на подданных данной страны; имеющих детей — подданных страны; бывших участников первой мировой войны.
Конвенция вступала в силу лишь при условии ратификации ее определенным числом государств. Однако страны-реципиенты не торопились ни ратифицировать ее, ни привести в соответствие с нею свои законы. Несмотря на это, российские эмигранты высоко ценили принятие Конвенции 1933 г., хотя и были обеспокоены предстоящей реорганизацией международных беженских учреждений, предусмотренной § 15 конвенции.
Положение осложнялось тем, что с 1934 г. СССР стал членом Лиги Наций и Совета этой организации. Компромиссное решение должна была принять комиссия, состоящая из представителей Англии, Франции и Боливии. Было очевидно, что «помощь русским спасти можно, только связав ее с помощью другим беженцам»69.
По сведениям начальника управления по делам российских эмигрантов в Югославии В.Н.Штрандтмана, из названия реорганизованного учреждения должно было исчезнуть не только «упоминание имени Нансена, одиозного для большевиков, но и упоминание о защите русских беженцев, против чего большевики в Женеве постоянно» протестовали. Было ясно, что влияние российских эмигрантов на решение беженских вопросов значительно уменьшится.
С 1936 г. Международный офис по делам беженцев им. Ф. Нансена возглавлял норвежский юрист Микаэл Ханссон. Ему в соответствии с решением XVII ассамблеи Лиги Наций (октябрь 1936 г.) было поручено подготовить план ликвидации Офиса и разослать его правительствам стран мира — с целью обсуждения на очередной сессии в сентябре 1937 г.
Между тем к этому времени представители Международного офиса по делам беженцев в ряде стран уже свернули свою работу. Ликвидация этой международной беженской организации последовала в конце 1938 г. Вместо нее на конференции в Эвиане (март 1938 г., Франция) был создан Межправительственный комитет по делам беженцев с кардинально иной структурой и функциями. К сожалению, документов о деятельности Лиги Наций в деле решения беженских проблем во второй половине 1930-х гг. выявить пока не удалось.
Практическое решение беженских проблем лежало на правительствах стран-реципиентов.
Поскольку межправительственные соглашения, принятые при содействии Лиги Наций, не становились общим правилом для всех государств, реальное правовое положение россиян за рубежом в различных странах весьма разнилось. Более или менее благополучными в этом отношении были Франция, Швейцария, Чехословакия, Германия, Югославия. Беженцы в Румынии, Китае, Польше находились в худшем положении.
К сожалению, материалов, на основе которых можно было бы создать полную картину правового положения беженцев в отдельных странах, пока выявлено недостаточно. Источниками для исследования этой проблемы могли бы стать ответы на запросы и анкеты, присылавшиеся представителями Верховного комиссара по делам русских беженцев, русскими общественными организациями в адрес Лиги Наций, Центральной юридической комиссии по изучению положения русских беженцев. Однако лишь немногими из этих документов можно сегодня воспользоваться.
Обширная информация о положении российских беженцев в Финляндии содержится в ответах на вопросы о юридическом положении русских беженцев Б.Н.Гревеница, председателя Беженского комитета в Финляндии, а также в ответах Гулькевича на подобную анкету о ситуации в Швейцарии70. Некоторые сведения находим в Бюллетенях Земгора.
Поэтому проиллюстрировать сложившуюся практику решения российского беженского вопроса в отдельных странах и воплощения решений межправительственных соглашений и Лиги Наций можно лишь фрагментарно.
Во Франции каждый россиянин, легально въехавший в страну, пользовался равными с другими иностранцами правами, беспрепятственно получал свидетельство о личности, если желал остановиться во Франции более двух месяцев.
Этот документ давал право на повсеместное жительство, на поступление на работу, на пользование французскими лечебными учреждениями. Каждый беженец старше 15 лет мог получить от французских властей нансеновский паспорт, установленный Лигой Наций для русских беженцев.
Лица, въехавшие в страну с советским паспортом, но не возобновлявшие его в течение пяти лет, могли также ходатайствовать о выдаче нансеновского паспорта в МВД Франции. Право на жительство нужно было получать в префектуре.
Н.Кодрянская в своей книге об А.Ремизове приводит такой эпизод. Ремизову нужно было пойти в полицейскую префектуру (он жил в Париже на улице Буало, № 7) и подать прошение о возобновлении идентификационного свидетельства. В то время в префектуре приходилось выстаивать в очереди часами, иногда по два дня. Когда Алексей Михайлович собрался пойти, было очень холодно, и он оделся не совсем обычно: поверх пальто закутался в длинную красную женскую шаль, перевязав ее на груди крест-накрест. На голову надел еще вывезенную из России странной формы высокую суконную шапку, опушенную мехом.
Сгорбленный, маленький, в очках с лохматыми, торчащими вверх бровями, в невероятно больших калошах, зашагал он в префектуру. В руках нес прошение, расписанное им самим и разукрашенное разными заставками и закорючками: без сомнения, самый удивительный документ, когда-либо подаваемый в парижские органы власти. При виде такого необычайного посетителя ряды очереди разомкнулись, и Ремизов без задержки прошел в здание. Чиновники, конечно, тоже сразу обратили внимание на него и на его прошение, один подозвал его вне очереди.
Ремизов потом, посмеиваясь, рассказывал: «Чиновник оказался большим любителем каллиграфии и пришел в восторг от моего прошения». Оно обошло всю префектуру и его автор получил свое удостоверение без проволочки71.
28 апреля 1925 г. Министерство юстиции разослало циркуляр прокурорам судебных палат по вопросу о юридическом статусе русских во Франции. По заключению Министерства внутренних дел следовало различать беженцев и граждан СССР.
После 28 октября 1924 г. (признание СССР Францией) к русским эмигрантам должно применяться французское право. Циркуляр предоставлял судам определять юридическое значение актов и законов, принятых до этой даты.
С 1 февраля 1930 г. в законную силу вступало межправительственное соглашение 1928 г. (за исключением 1-й статьи). Статья 1 была заменена специальным договором о функционировании служб Верховного комиссариата. Он вводился с оговоркой, что назначение представителя Верховного комиссара ни в коей мере не должно отразиться на компетенции уже существующего офиса.
После 1934 г. за сертификат надо было платить 15 золотых франков. Право на жительство ежегодно возобновлялось в префектуре, причем на эту процедуру эмигранты тратили немало времени.
Германия признавала законы советского правительства. После 16 апреля 1922 г. (дата заключения Рапалльского договора) германскому правительству всё труднее было считаться с паспортами, выданными российским гражданам иной властью, кроме официально признанной. Однако Германия была против насильственного обращения российских беженцев в советских граждан, равно как и против их насильственной высылки в Россию.
После постановления ВЦИК и СНК от 15 декабря 1921 г. о лишении прав гражданства отдельных категорий российских беженцев германское МИД циркуляром от 6 июля 1922 г. официально разъяснило, что от русских политических беженцев нельзя требовать национальных (т.е. советских) паспортов. С этого момента каждый эмигрант имел право получить от германской полиции краткосрочное удостоверение личности, «желтый» паспорт для внутреннего пользования.
До 1922 г. для проживания в Германии достаточно было получить документы на жительство. Для выезда за пределы страны Организацией по защите интересов русских беженцев, выросшей из российского дипломатического представительства в Берлине, выдавались «белые» паспорта. После 1922 г. для пользования внутри страны нужно было «свидетельство о личности», а для пересечения границы еще и «белый» паспорт. По немецкому удостоверению личности происходил выезд из Германии, по русскому «белому» паспорту с соответствующими визами — въезд в другую страну.
В циркулярах МВД от 20 июня и 6 июля 1923 г. русские беженцы были признаны лицами, лишенными советским правительством гражданских прав по политическим мотивам72.
Нансеновские паспорта стали выдаваться русским беженцам в Германии с октября 1923 г. Право на их получение имели лица, бежавшие из России вследствие ее политического или хозяйственного состояния до 6 мая 1921 г. (дата торгового договора Германии с советской Россией) и не желающие вернуться на родину по тем же причинам.
С 1924 г. германский паспортный закон позволял получать нансеновские паспорта более широкому кругу лиц — всем, кто прибыл в страну до 1 июня 1922 г. (окончательный срок принятия советского гражданства в соответствии с декретом ВЦИК и СНК 15 декабря 1921 г.). Приехавшим позже 1 июня 1922 г. паспорт Лиги Наций выдавался только при условии безвозвратного выезда из Германии. Лица, прибывшие в Германию после 1 июня 1922 г., признавались политическими эмигрантами, не подлежали выдаче, но бесподданными не могли считаться, поэтому получали «желтые» удостоверения личности.
На «белых» паспортах, выдаваемых русской организацией по защите интересов эмигрантов, консулы других стран отказывались ставить визы. Преимущество нансеновских паспортов состояло в том, что они действовали в течение года, а не краткосрочно, затем возобновлялись и были пригодны для всех стран, признавших межправительственное соглашение 1922 г. Однако наличие паспорта для иностранца в Германии не являлось достаточным основанием для права жительства в стране.
Такое право определялось визой «на въезд в Германию», которую беженец мог получить крайне редко. Обычно давалась 2—3-месячная виза на въезд и выезд, чаще всего с упоминанием в ней определенного курорта. Бесперспективным вариантом являлась «запертая виза» с оговоркой о непродлении ее без разрешения выдавшего ее консульства.
Бессрочное право проживания в Германии имели очень немногие беженцы.
Особые ограничения существовали для въезда в Баварию. Для проживания в Берлине требовалось специальное разрешение, касавшееся всех, кто не жил в городе до 1914 г. Правда, начиная с 1923 г. достаточно было доказать деловую связь с берлинскими организациями (пусть даже русскими учреждениями).
Краткосрочное право на жительство по новому паспортному закону 1924 г. облагалось налогом, составляющим несколько десятков марок, бессрочное стоило 200 марок. Но уже через месяц ставки были изменены, и за право жительства стали взимать 20 марок в год, за паспорт — 10 марок в год с каждого члена семьи.
В Австрии выдача паспортов Лиги Наций производилась с января 1923 г. — сроком на один год. Представитель Делегации по защите интересов русских в Австрии К.П.Шабельский 5 февраля 1923 г. писал из Вены Б.Л.Покровскому, секретарю берлинского Комитета съезда русских юристов за границей: «Эти документы внешне вполне приличные, хотя немного напоминающие наши старые закладные листы, выдаются на срок от трех месяцев до одного года. Если они выдаются на предмет [временного] выезда, то сразу же ставится обратная виза. Исключения бывают лишь при наличии совершенно исключительных обстоятельств, заставляющих австрийские власти относиться недоброжелательно к возвращению данного лица на территорию республики. Насколько мне известно, до сих пор еще не было случая отказа в обратной визе.
Впрочем, нужно быть справедливым и признать, что русские беженцы в Австрии ведут себя вполне благопристойно и лояльно. Для получения нового вида на жительство представляется:
1) какой-либо старый вид на жительство;
2) рекомендация от нашей организации»73.
Обычно достаточно было предъявить полицейскую прописку, чтобы сразу же получить визу на право возвращения из неоднократных поездок за границу.
Выдача нансеновских паспортов производилась органами полиции (в Вене) и главами округов (в провинции). В Вене необходимо было предъявить рекомендации от представителя Верховного комиссара по делам русских беженцев.
Вначале (в январе, феврале 1923 г.) полиция довольствовалась рекомендациями, исходившими от беженского представительства. Но по настоянию представителя Верховного комиссара в Вене Реймонда была установлена выдача паспортов по его рекомендациям. Все желавшие получить новые удостоверения личности должны были предварительно зарегистрироваться в Бюро Верховного комиссара в Вене, даже при наличии рекомендаций от русских организаций. Это объяснялось тем, что функции защиты интересов русских беженцев, лежавшие ранее на испанском посольстве, которое защищало интересы россиян, не признавших советскую власть, были переданы представительству Верховного комиссариата Лиги Наций по делам русских беженцев в Австрии.
Правительство Греции после присоединения к соглашению 1922 г. перестало признавать паспорта бывшего русского консульства и в префектуре стало выдавать паспорта Лиги Наций. Первоначально выдача их являлась бесплатной, затем стали взимать 11, еще позже 40 драхм с паспорта. Эти документы выдавались только в случае выезда беженца из страны, при этом были действительны лишь в течение двух недель.
Как отмечалось, не все страны пошли на введение нансеновских паспортов.
Чехословацкое правительство сначала согласилось на сертификат для российских беженцев, однако уже в 1923 г. заявило, что будет признавать документы Лиги Наций, выданные другими государствами, но в Чехословакии станет выдавать свои паспорта, так как они дают беженцам больше прав (например, право на возвращение в страну). В циркуляре МВД от 11 декабря 1929 г. оговаривалось, что принципы международных соглашений будут применяться только к тем лицам, которые имели российское или турецкое (для армян) подданство и утратили его до 1 января 1923 г., не приобретя нового74.
В.Ф.Булгаков, директор Русского культурно-исторического музея в ЧСР, последний секретарь Л.Н.Толстого, прибывший в страну в апреле 1923 г., уже не смог получить нансеновский паспорт вместо советского и формально оставался советским гражданином.
До межправительственного соглашения 1926 г., по-новому сформулировавшего определение термина беженец, русские апатриды в ЧСР получали удостоверение, так называемый пруказ, а при выезде из страны (как и граждане ЧСР) — цестовни пас.
В январе 1930 г. МИД ЧСР распространил циркуляр о замене пруказов нансеновскими паспортами, на которые наклеивались нансеновские марки в 5 швейцарских франков. От уплаты 5-франкового налога освобождались учащиеся, неимущие, инвалиды.
Если для российских эмигрантов, обосновавшихся в других странах, нансеновский паспорт облегчал их правовое положение, то для русских в Чехословакии обмен документов был невыгоден. Нансеновский сертификат по своему правовому достоинству оказался ниже документов, которыми пользовались российские эмигранты в ЧСР до этого. Выезжая за пределы ЧСР с цестовним пасом, беженцы, как и граждане республики, пользовались покровительством чехословацких представителей, находившихся в стране пребывания, в то время как обладание нансеновским документом давало им право обращаться лишь к специальному уполномоченному представителю Верховного комиссара по делам русских беженцев. Такие представители были не во всех странах.
Кроме того, нансеновский паспорт не облегчал эмигрантам получение виз при пересечении границ и обретение вида на жительство в той или иной стране. В связи с этим правление Совещания русских эмигрантских организаций в ЧСР даже обращалось в МИД ЧСР с прошениями не лишать российских эмигрантов чехословацких документов. Просьба была удовлетворена.
Чрезвычайно сложным было правовое положение беженцев в Польше. Советско-польскую границу в первой половине 1920-х гг. пересекали нелегально по 30—50 человек ежемесячно. Одни искали родственников, другие бежали неизвестно куда, несмотря на предупреждения советской прессы о тяжелом положении беженцев в Польше.
Весной 1922 г. последовало запрещение польских властей проживать русским в 150-верстной полосе. Власти Польши регулярно высылали беженцев-россиян из страны.
Ни один из действующих польских законов не регулировал юридическое положение русских беженцев и не оговаривал возможность пользоваться правом политического убежища.
Польша применяла общие начала международного права о праве на убежище политических эмигрантов, т.е. тех, кто смог доказать, что они подвергались в России политическим преследованиям и возврат в страну им грозит смертью или тюремным заключением. Лица, пользовавшиеся правом убежища, могли оставаться в Польше бессрочно.
В Польше находилось много неполитических эмигрантов, которых можно было назвать беженцами в полном смысле слова. Статья 1 польского закона от 13 августа 1926 г. «Об иностранцах» к числу таковых относила «каждого, кто не имеет польского гражданства». Они получали право лишь временно пребывать на территории Польши.
Но на практике положение обеих категорий россиян было одинаково. Местные власти считали их пребывание на территории страны временным. Это лишало и беженцев, и политических эмигрантов, в случае их выселения за пределы государства, права подать жалобу в МВД (в отличие от иностранца, постоянно проживающего в Польше).
Более того, поскольку все права предоставлялись иностранцам в Польше только на условиях взаимности, то буквальное применение этого правила лишало бы русских беженцев-апатридов всех прав. Однако следует отдать должное польским властям, которые на деле практически это положение не использовали.
Согласно распоряжению МВД беженцы из России и с Украины, прибывшие нелегально в Польшу после 12 октября 1920 г., коим не было предоставлено право политического убежища, должны были к 1 марта 1923 г. покинуть ее пределы. Российские эмигрантские общественные организации в связи с этим добивались, чтобы были признаны выдаваемые ими удостоверения, дающие основания предоставлять беженцам право убежища75.
Председатель Земгора в Париже Г.Е.Львов в связи с подготовкой законопроекта о правовом положении иностранцев в Польше в конце 1922 — начале 1923 г. высказал польскому послу ряд пожеланий. Они заключались в том, чтобы учитывались положения польской конституции, в соответствии с которыми иностранцы пользовались одинаковыми правами с польскими гражданами, чтобы более широко применялись общие принципы гуманности и провозглашенное право убежища для политических эмигрантов, чтобы было уничтожено деление эмигрантов на прибывших до и после 12 октября 1920 г., «как не имеющее обоснования в практике: и те и другие покинули и покидают Советскую Россию по подобным побуждениям»76.
Между тем польский проект предусматривал деление российских эмигрантов на три группы. К первой относились жившие в Польше еще до первой мировой войны. Им предполагалось выдавать паспорта с правом возобновления через год и не вводить для них ограничений в праве передвижения.
Ко второй группе относились лица, прибывшие в Польшу до 12 октября 1920 г., которые получали бы особые паспорта, так называемые карты побыта, возобновляемые также через год и, возможно, без ограничения в праве передвижения.
Третью группу могли бы составить беженцы, прибывшие нелегально из Советской республики после 12 октября 1920 г. Они должны были бы доказать свое право на убежище по политическим мотивам и подвергаться известным ограничениям.
Польские чины оправдывали такое деление на группы формальными мотивами, т.е. заключением перемирия, после которого восточные границы Польши были объявлены закрытыми. Подчеркивалось, что нелегальное пересечение границы недопустимо даже по экономическим причинам77.
Основные положения данного законопроекта были воплощены в жизнь. Нансеновские паспорта до ноября 1929 г. выдавались российским беженцам только в случае выезда за границу. После выхода циркуляра № 254 МВД Польши от 16 ноября 1929 г. «лица, не имеющие определенного государственного подданства», могли получать нансеновские паспорта сроком не менее чем на 2 года. Эти документы давали право проживания в Польше. За них взимался гербовый сбор в размере 3 злотых78.
Совершенно бесправны были россияне-военнопленные в польских лагерях. Невыносимо тяжелые условия содержания в бараках, зачастую совершенно непригодных для жилья, недостаток обмундирования (отсутствие обуви, нижнего белья и пр.), издевательства администрации лагерей, принуждение к тяжелым работам, непомерно длительный рабочий день (до 18 часов), практически неоплачиваемый, дисциплинарные взыскания, отличающиеся варварской жестокостью, избиения — всё это способствовало колоссальному росту смертности военнопленных.
Положение беженцев-россиян в странах-лимитрофах было не из лучших. Эмигрантских организаций, защищавших права беженцев там было мало, возможности трудоустройства ограничены.
В Финляндии, особенно в первое время после получения самостоятельности, передвижения по стране вне «черты оседлости» были ограничены. Первоначально было запрещено даже разговаривать в официальных учреждениях по-русски. Однако к началу 1920-х гг. за русскими были признаны права на культурное самоопределение, открылись русские школы.
Гревениц, председатель Беженского комитета в Финляндии, оставил информацию о юридическом положении беженцев в Финляндии, сложившемся к 1938 г.
После признания самостоятельности Финляндии Россией (6 декабря 1917 г.) и учреждения советских консульств в Гельсингфорсе и Выборге (после мирного договора 14 декабря 1920 г.) 17 февраля 1922 г. в финских и шведских газетах были опубликованы объявления полпредства РСФСР о необходимости регистрации лиц, желавших принять советское гражданство, до 1 июня 1922 г. Все зарегистрировавшиеся беженцы получали советские паспорта. Беженцы, прибывшие нелегальным путем, в течение 5 лет считались советскими гражданами, а затем могли получить нансеновский паспорт.
Для продолжительного пребывания в Финляндии беженцам необходимо было иметь вид на жительство, который выдавался первоначально на срок не более года, а затем на три года (иностранцу, который пользуется в стране правом приюта, — бесплатно, прочим — за 50 финских марок). В виде на жительство делалась запись или о разрешении на работу, или об отмене такого разрешения.
Иностранцами, пользующимися правом приюта, не считались выходцы из России, прибывающие в Финляндию с Запада с нансеновскими паспортами, а также проживавшие в Финляндии до ее отделения от России.
Право на получение нансеновского паспорта имели только иностранцы, получившие от губернской власти вид на жительство, в коем они значились «русскими по происхождению, не принявшими другой национальности» и уезжающими за границу. На сертификате имелась отметка, что он недействителен для возвращения в Финляндию, если не поставлена специальная обратная виза. Последняя обыкновенно выдавалась на срок не свыше 3 месяцев.
По соглашению с советской властью лицам, прибывавшим в Финляндию с советским паспортом, нансеновский сертификат выдавался только по истечении 5 лет. Нансеновский 5-франковый сбор взыскивался только при выдаче сертификатов. От уплаты сбора освобождались только лица, покидавшие Финляндию при содействии каких-либо организаций. Весь сбор целиком поступал в распоряжение офиса Нансена в Женеве. Местные русские беженские организации никаких средств для своей благотворительной деятельности из него не получали. Наравне со всеми прочими иностранцами русские беженцы пользовались полной свободой передвижения в стране и выбора места жительства.
Иностранец, желавший получить финляндское гражданство, должен был прожить в стране 5 лет. Грамота на гражданство облагалась сбором в размере от 500 финских марок. Рождавшиеся в Финляндии дети беженцев, а также дети от браков беженцев с финскими гражданами считались «русскими по происхождению, не принявшими другой национальности».
Женевское соглашение от 30 июня 1928 г. Финляндия не подписывала, а конвенцию 28 октября 1933 г. не ратифицировала. Поэтому имевшийся в Финляндии представитель офиса Нансена не выдавал актов, предусмотренных статьей 1 конвенции 30 июня 1928 г.
О положении выходцев из России в Швейцарии, как отмечалось, свидетельствуют ответы Гулькевича на анкету, предназначенную для Лиги Наций. Поскольку данная страна не признавала советское правительство, старое российское консульство в Женеве продолжало существовать. В редких случаях оно выполняло нотариальные функции, однако официальной поддержки государственных властей не имело, поэтому представлять беженские интересы не могло.
Внутренним документом для беженцев из России на территории Швейцарии являлся перми — вид на жительство. Его получали в обмен на документы, на которых была поставлена въездная виза в страну, либо взамен старых паспортов (или удостоверений, заменивших позже старые паспорта), вначале сроком на полгода, затем — на год.
Для выезда из Швейцарии выдавались нансеновские паспорта, обмениваемые на перми при возвращении. Получение или возобновление перми и нансеновского паспорта было связано с уплатой федерального сбора в размере 5 швейцарских франков. От подобного сбора освобождались лишь беженцы, жившие на пособия от федеральной казны.
При выдаче въездных виз швейцарское правительство учитывало материальную обеспеченность просителя, а также политические мотивы. Швейцарские консульства уклонялись от допуска в страну лиц с советскими документами. Выдача выездной визы не требовалась, но уезжающие из Швейцарии обычно брали обратную визу, которая оплачивалась особо.
Советские декреты Швейцария не признавала. Однако после выхода декрета ВЦИК и СНК РСФСР от 15 декабря о лишении прав гражданства некоторых категорий беженцев все беженцы признавались апатридами, так как не могли возвратиться на родину вследствие отказа советской власти урегулировать вопрос о репатриации общими нормами, гарантировавшими гражданские права беженцев. Всем желающим выдавались нансеновские удостоверения (в том числе выехавшим из России по советским паспортам, но перешедшим затем на положение беженцев).
Среди стран, не установивших дипломатические отношения с СССР и признававших документы, выдаваемые бывшими русскими консульствами, была и Югославия (Королевство сербов, хорватов и словенцев). Отношение правительства этого государства к миссии Лиги Наций было неоднозначным.
Член Комитета съездов русских юристов В.Исаченко в своем письме, отправленном 30 декабря 1922 г. из Белграда в берлинское отделение Комитета сообщал сведения о паспортах и визах для русских эмигрантов. В письме говорилось, что «законов, правил или надлежаще опубликованных распоряжений по сему предмету не имеется, и всё сводится к изменчивой практике или, вернее, мягко выражаясь, усмотрению лиц, в данный момент стоящих во главе Политического отделения МИД, ведающего делами русских. В последнее время положение сравнительно благоприятное».
Исаченко отмечал, что правительство признает паспорта только антибольшевистских учреждений, т.е. выданные царским, Временным, белогвардейскими правительствами и выдаваемые сохранившимися русскими консулами в Белграде и Загребе. С советскими паспортами в КСХС не пускали.
Для выезда из КСХС в государства, установившие отношения с советской властью (Германия, Польша), выдавали паспортные книжки, установленные для сербов, с отметкой, что предъявитель — русский (документ выдавался на шесть месяцев).
Визы на въезд в КСХС выдавало МИД страны. К началу 1920-х гг. первоначальная практика, когда чиновники издевались над русскими, даже вполне обеспеченными, ходатайствовавшими о визах для своих детей или родственников, совершенно прекратилась. Транзитные визы при наличии визы страны назначения и обратные визы выдавались достаточно легко окружной полицейской властью.
В КСХС русские эмигранты были прикреплены к тому месту жительства, где они получили право проживания или расселились после эвакуации.
Всякое передвижение по территории Королевства, как правило, требовало разрешения полицейской власти. В больших городах достаточно было уплатить соответствующую сумму гербового сбора (6 динаров), но в маленьких городах и особенно удаленных селах возникали большие затруднения: беженец получал разрешение доехать до местопребывания губернатора и лишь там добивался позволения на дальнейшее передвижение.
В Болгарии Положение о юридическом статусе русских и армянских беженцев было принято правительством 18 сентября 1928 г. Однако оно не внесло существенных изменений в условия жизни беженцев.
Представителем Верховного комиссара в этой стране состоял Серафимов, уже много лет представлявший Беженский отдел Лиги Наций и совместно с Комитетом по делам русских беженцев в Болгарии осуществлявший защиту интересов эмигрантов.
Все акты, засвидетельствованные в России духовными властями, местными властями всегда признавались законными ввиду полного сходства законов России и Болгарии. В отношении права на труд циркуляром Министерства труда от 10 июня 1926 г. за № 7634 российские беженцы приравнивались к болгарским подданным. Право судебной защиты предоставлялось эмигрантам в том же объеме, что и коренному населению. То же касалось и налогового обложения.
Передвижение в пределах Болгарии никаких препятствий со стороны административных властей никогда не встречало. Паспорта для беженцев выдавались сроком на один год, и возвратные визы ставились без предварительного разрешения МИД — на основании циркуляра МИД от 18 апреля 1927 г. за № 1770.
В решении беженского вопроса практически не участвовала Турция. Верховный комиссариат Лиги Наций настаивал на принятии сертификата, им разработанного, и возражал против предложения выдавать русским беженцам permis de sejour за подписью турецкого правительства и представителя Верховного комиссара.
Турецкое правительство предполагало выдавать такие документы на шесть месяцев, если Нансен обязуется эвакуировать в течение этого срока российских беженцев из Константинополя. Однако вопрос оставался открытым вплоть до 1924 г., когда постановлением политическим беженцам из России было предоставлено право политического убежища. На основании этого постановления эмигранты получали удостоверения на право проживания в Турции, а в случае выезда из страны — обычный турецкий заграничный паспорт с отметкой в тексте, что держатель этого паспорта является русским политическим беженцем. Какие-либо ограничения в правах для таких беженцев не устанавливались.
Таким образом, цельной международной концепции, отработанного и продуманного механизма реализации прав эмигрантов-апатридов, а также получения нансеновских паспортов не существовало. Страны-реципиенты относились к беженцам как обузе и стремились соблюсти собственные интересы. Наилучшим выходом для эмигранта оставалась одна перспектива — натурализация. Так, во Франции с 1926 по 1936 гг. число натурализовавшихся русских возросло более чем в два раза — с 8 % почти до 18 %79.
Наибольший процент натурализовавшихся в 1920—1930-х гг. выходцев из России был в Англии (из примерно 15 тыс. беженцев натурализовались 9428)80.
Верховное главнокомандование Русской армии прекрасно понимало остроту вопроса об определении подданства российских военнослужащих, которые составляли примерно четверть числа эмигрировавших, и вместе с тем боялось распыления армии. В директивном документе говорилось, что «ввиду перехода многих чинов Русской армии в иностранное подданство вопрос этот ... требует принятия чрезвычайных мер» и что «единственно логичный и согласованный с законом выход из создавшегося положения — недопустимость принятия иностранного подданства до момента возникновения законного правительства и получения от него соответствующего разрешения. Всякое иное решение вопроса будет незаконным и влекущим за собой уголовную ответственность перед будущим правительством России».
Однако Верховное главнокомандование вынуждено было пойти на уступки и предоставить «окончательное разрешение возбуждаемых военными чинами ходатайств о переходе в иностранное подданство» власти главнокомандующего81. В результате рассеивания чинов Русской армии вопрос о натурализации, однако, решался бывшими военными самостоятельно, в соответствии с законодательствами стран-реципиентов.
Таким образом, модель политики, призванной обеспечить защиту прав беженцев, начала свое становление с решения российского вопроса. Эта деятельность, во главе которой стояла Лига Наций, привела к принятию целого ряда международных соглашений.
Решения, принятые на межправительственном уровне при содействии Лиги Наций, положили начало формированию юридического статуса беженцев в международном праве. Лига Наций, однако, не ставила перед собой цель детально регламентировать правовое положение беженцев.
Женевские соглашения становились ситуативными ответами на особенно острые вопросы. Каждое новое из них дополняло (или исправляло) предыдущее. Лига Наций проделала большую работу для облегчения положения выходцев из России, оказавшихся за границей без покровительства родной страны.
Несмотря на рекомендательный характер соглашений о беженцах 1922, 1924, 1926 и 1928 гг., государства, подписавшие эти документы, считали себя обязанными издавать административные распоряжения об их применении, а Верховный комиссар по делам беженцев и директор МБТ способствовали этому процессу.
Принятие Конвенции оттягивалось по ряду причин. Обязательные решения требовали от государств приведения в соответствие с ними национального законодательства, а это процесс болезненный и длительный. Кроме того, к концу 1920-х гг. стало ясно, что проблему российских беженцев нельзя решить репатриацией или ассимиляцией, и правовое урегулирование беженского вопроса неизбежно.
Конвенция 1933 г. попыталась учесть нормы, выработанные практикой, обычаями, законодательством отдельных государств, найти равнодействующую между требованиями беженцев, интересами правительств разных стран и гуманитарными принципами складывающегося международного права.
Вторая мировая война, вызвавшая очередные беженские волны, внесла коррективы в правовое положение беженцев. Возникла необходимость в новых документах и учреждениях. 20 августа 1946 г. была создана Международная организация по делам беженцев (МОБ). Еще в период ее существования в 1949 г. было образовано Управление Верховного комиссара Организации Объединенных Наций (ООН) по делам беженцев (УВКБ), которое стало субъектом международного права и действует до сих пор.
Конвенция 1951 г. и Протокол 1967 г., касающиеся статуса беженцев, объявили о преемственности в их международной защите. Лицо, которое считалось беженцем по соглашениям 12 мая 1926 г. или 30 июня 1928 г. или в силу Конвенции 28 октября 1933 г., автоматически считается беженцем и по Конвенции 1951 г.82
1 См.: Максудов С. Потери населения СССР. Benson, 1989; Квакин А.В. Российская интеллигенция и «первая волна» эмиграции: Учебно-методическое пособие для преподавателей истории. Тверь, 1994. Ч. 1. С. 21—22; Русская эмиграция в Югославии. М., 1996. С. 37—40; Кабузан Н. Русские в мире. СПб., 1996; Денисенко М.Б. Демографический кризис 1914—1922 гг. / Вестник Московского университета. Серия 18 (Социология и политология). 1997. № 2; Население России в ХХ веке. Исторические очерки. Т. 1. С. 134—142. М., 2000.
2 Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. М., 1987. С. 23.
3 См.: Рудницкий А.Ю. Другая жизнь и берег дальний... Русские в австралийской истории. М., 1991; Соничева Н.Е. На чужом берегу (к истории русской эмиграции в послеоктябрьский период). М.: Знание, 1991; Русское зарубежье в Латинской Америке. М., 1993; Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 1920-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения). М., 1994; Der Grosse Exodus: Die russische Emigration und ihre Zentren. 1917 bis 1941 / Hrsg. von K. Schlцgel. Mьnchen, 1994; Серапионова Е.П. Российская эмиграция в Чехословацкой республике. 20—30-е годы. М., 1995; Кудрякова Е.Б. Российская эмиграция в Великобритании в период между двумя войнами. М., 1995; Русская эмиграция в Югославии. М., 1996; Русская эмиграция в Европе, 20-е—30-е годы ХХ века. М., 1996; Аурилене Е.Е. Российская эмиграция в Маньчжурии в 30—40-е годы ХХ века. На примере деятельности бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Владивосток, 1996; Курата Ю. Русские эмигранты в Японии (20—30-е годы ХХ века). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1996; Тетеревлева Т.П. Северная российская эмиграция: генезис и адаптационные процессы. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Архангельск, 1997; Мелихов Г.В. Российская эмиграция в Китае (1917—1924 гг.). М., 1997; Бойко Ю.В. Переписи населения Франции как источник по истории социальной адаптации российских эмигрантов // Источники по истории адаптации российских эмигрантов в ХIХ—ХХ вв.: Сборник статей. М., 1997; Три столицы изгнания. Константинополь. Берлин. Париж. М., 1999; Национальные диаспоры в России и за рубежом в ХIХ—ХХ вв.: Сборник статей. М., 2001.
4 См.: Протоколы съезда русских юристов за границей 1—4 октября 1922 г. в Берлине (по стенограмме). Берлин, б. г.
5 Таубер Л.Я. Лига наций и юридический статут русских беженцев. Белград, 1933.
6 См.: Потапов В.И. Беженцы и международное право. М., 1986; Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции. 1919—1939. М., 1994; Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения): Учебное пособие. М., 1994; Серапионова Е.П. Российская эмиграция в Чехословацкой республике (20—30-е годы). М., 1995; Тарле Г.Я. Эмиграционное законодательство России до и после 1917 года. (Анализ источников) // Источники по истории адаптации российских эмигрантов в ХIХ—ХХ вв.: Сборник статей. М., 1997; Гудвин-Гилл Г.С. Статус беженца в международном праве. М.; Будапешт, 1997; Клинова Е.В. Правовое положение беженцев в странах Европейского союза. М., 2000.
7 См.: Иванов Л.Н. Лига наций. М., 1929; Webster C.K., Herbert S. The League of Nations in Theory and Practice. London, 1933; Кольский А. Лига наций. (Ее организация и деятельность). М., 1934; Афанасьева О. Краткий очерк истории Лиги наций. М., 1945; Barros J. The United Nations. Past, Present and Future. New York, 1972; Илюхина Р.М. Лига наций. 1919—1934. М., 1982; Ходнев А.С. Международная организация в ожидании приговора? Лига Наций в мировой политике. 1919—1946: Очерки истории. Ярославль, 1995; Бекназар-Юзбашев Т. Права человека и международное право. М., 1996.
8 См.: Чему свидетели мы были… Переписка бывших царских дипломатов 1934—1940 годов: Сборник документов в двух книгах. М., 1998.
9 В соответствии с принципом взаимности государства предоставляют друг другу на своей территории аналогичные права и несут аналогичные обязанности. В международном частном праве этот принцип проявляется в предоставлении государством иностранным юридическим и физическим лицам определенных возможностей и привилегий на своей территории — при условии, что его юридические и физические лица получают такие же права и привилегии на территории соответствующих государств (Большой юридический словарь; далее — БЮС. М., 1997. С. 82).
Национальный режим — принцип, применяемый в международных договорах, в силу которых юридическим и физическим лицам одного договаривающегося государства предоставляются на территории другого государства такие же права, льготы и привилегии, какие предоставляются его собственным юридическим и физическим лицам (БЮС. С. 402).
10 15 декабря 1921 г. вышло постановление ВЦИК и СНК РСФСР, которое лишало прав российского гражданства определенные категории лиц. К ним относились:
I. а) покинувшие Россию до октября 1917 г. и не получившие от советских представительств заграничных паспортов до 1 июня 1922 г.;
б) выехавшие из России после 7 ноября 1917 г. без разрешения советской власти;
в) добровольно служившие в армиях, сражавшихся против советской власти или участвовавшие в какой бы то ни было форме в контрреволюционных организациях;
г) имевшие право оптации российского гражданства и не воспользовавшиеся этим правом к моменту истечения срока таковой;
д) лица не подходящие под пункт «а», находящиеся за границей и не зарегистрировавшиеся в указанный срок.
II. Желающие могли подавать заявления на имя ВЦИК о восстановлении своих прав через ближайшие представительства РСФСР. Однако представительные учреждения советского государства до середины 1920-х в большинстве стран отсутствовали.
11 Лицо без гражданства (апатрид) — лицо, не являющееся гражданином страны, в которой оно проживает, и не обладающее соответствующими доказательствами, которые могли бы установить принадлежность его к гражданству какого-либо иностранного государства. Безгражданство возникает, когда лицо утрачивает свое гражданство и не приобретает нового (БЮС. С. 342).
12 См.: Таубер Л.Я. Указ. соч. С. 16; Русские во Франции: Справочник / Ред. В.Ф. Зеелер. Париж, 1937. С. 10; Йованович М. Россия в изгнании. Границы, масштабы и основные проблемы исследования // Русская эмиграция в Югославии. М., 1996. С. 44.
13 Конвенция и Протокол, касающиеся статуса беженцев. Женева: УВКБ ООН, 1996.
14 Там же. С. 16. См. также: Тункин Г.И. Международное право. М., 1994. С. 311—312.
15 Государственный архив Российской Федерации (далее: ГА РФ). Ф. 6094. Оп.1. Д. 3. Л. 1—2.
16 Там же.
17 Савич Н.В. Воспоминания. СПб., 1993. С. 432.
18 Там же. С. 432, 427. См. также: Чему свидетели мы были… Кн. 2. С. 408—409.
19 См.: Раев М. Указ. соч. С. 50—51.
20 Русские в Праге. 1918—1928 гг. Прага, 1928. С. 15.
21 См.: Русский альманах: Справочник. Париж, 1930. С. 54; ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 1126. Л. 3, 25.
22 ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 1126. Л. 10. См. док. № 1.
23 Там же. Д. 56. Л. 5—7.
24 См.: Бюньон Ф. Международный Комитет Красного Креста и Советский Союз (1917—1991). М., 2000. С. 14, 21—22.
25 ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 1126. Л. 17—19.
26 Там же. Л. 149—191.
27 Бюллетень № 7-8 Российского земско-городского комитета помощи российским гражданам за границей (далее — Бюллетень РЗГК). 15 октября 1921 г. С. 18.
28 См.: Гессен И.В. Годы изгнания. Жизненный отчет. Париж, 1979. С. 15. См. также: Чему свидетели мы были… Кн. 1. С. 344; Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия. Париж, 1971. С. 18.
29 Там же. С. 69.
30 ГА РФ. Ф. 6094. Оп. 1. Д. 127б. Л. 27 об.; Д. 7. Л. 24.
31 Там же. Ф. 6006. Оп. 1. Д. 8. Л. 110; Ф. 5913. Оп. 1. Д. 56. Л. 10.
32 Там же. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 1126. Л. 29—30.
33 Там же. Л. 191.
34 Там же. Л. 192.
35 Там же. Л. 5.
36 См.: Чему свидетели мы были… Кн. 1. С. 343.
37 ГА РФ. Ф. 6094. Оп. 1. Д. 13. Л. 11, 11 об., 16 об., 20—25, 37, 40 и др.
38 Там же. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 1126. Л. 110.
39 Чему свидетели мы были… Кн. 1. С. 343—344.
40 Там же. С. 336.
41 ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 1126. Л. 52—53.
42 См.: Таубер Л.Я. Указ. соч. С. 4.
43 ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 1126. Л. 6.
44 Бюллетень РЗГК. № 9—10. 1922. 15 дек. С. 30.
45 Руль. Берлин. 1923. 11 сент.
46 ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 1126. Л. 119—121.
47 Там же.
48 Там же. Д. 56. Л. 147.
49 См.: Протоколы съезда русских юристов за границей. С. 30—31.
50 Бюллетень РЗГК. № 9-10. 1922. 15 дек. С. 35—36.
51 ГА РФ. Ф. 5908. Оп. 1. Д. 1. Л. 70—72.
52 Там же. Л. 57 об.
53 См.: Набоков В.В. Другие берега. Нью-Йорк, 1954. С. 236.
54 ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 28. Л. 2.
55 ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 28. Л. 4.
56 Там же.
57 См.: Таубер Л.Я. Указ. соч. С. 55; ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 28. Л. 5.
58 ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 28. Л. 5.
59 См: Русские во Франции. С. 3.
60 ГА РФ. Ф. 6094. Оп. 1. Д 11. Л. 44—45.
61 Там же. Л. 57—60; Ф. 5908. Оп.1. Д. 7. Л. 32—36.
62 См.: Таубер Л.Я. Указ. соч. С. 28.
63 См. там же. Приложение 1. С. 29—30; Последние новости. Париж. 10 июля 1928.
64 ГА РФ. Ф. 5908. Оп. 1. Д. 20. Л. 1.
65 См.: Таубер Л.Я. Указ. соч. С. 29—30.
66 Бюллетень РЗГК. № 55. С. 14.
67 Русская эмиграция: Альманах. 1920—1931 гг. Вып. 2. Белград, 1931. С. 14.
68 ГА РФ. Ф. 6094. Оп. 1. Д. 11. Л. 166.
69 Чему свидетели мы были… Кн. 2. С. 51.
70 См.: Чему свидетели мы были… Кн. 2. С. 5—14; ГА РФ. Ф. 6006. Оп. 1. Д. 37.
71 См.: Кодрянская Н.В. Алексей Ремизов. Париж, 1959. С. 15—16.
72 ГА РФ. Ф. 6006. Оп. 1. Д. 37. Л. 2, 14; Ф. 5908. Оп. 1. Д. 7. Л. 69; Д. 1. Л. 20.
73 Там же. Ф. 5908. Оп. 1. Д. 1. Л. 172.
74 См.: Таубер Л.Я. Указ. соч. С. 20; Серапионова Е.П. Российская эмиграция в Чехословацкой республике (20—30-е годы). М., 1995. С. 44.
75 ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 467. Л. 3.
76 Там же. Л. 5.
77 Там же. Л. 6.
78 См.: Бюллетень РЗГК. № 56. С. 19.
79 См.: Бойко Ю.В. Переписи населения Франции как источник по истории социальной адаптации российских эмигрантов // Источники по истории адаптации российских эмигрантов в XIX—XX вв. С. 141.
80 Кудрякова Е. Русская эмиграция в Великобритании. М., 1995. С. 8.
81 Цит. по: Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе. С. 55—56.
82 См.: Руководство по процедурам и критериям определения статуса беженцев (согласно Конвенции 1951 года и Протоколу 1967 года, касающихся статуса беженцев). Женева, 1992. С. 10.