исследовательская работа в школе

Юлия ТИТОВА

Общественный выбор:
расчет или убеждения?

Введение

Жизнь человека, не знающего истории своей семьи, вряд ли можно считать полноценной. Еще великий русский историк В.О.Ключевский писал: «Изучая дедов, узнаем внуков, то есть узнаем себя». Именно стремление к самопознанию и заставило меня обратиться к своим «истокам».
Способствовал этому и интерес к родным местам. Ведь то, что окружает меня сегодня: леса, реки, села, многие здания — всё это непосредственно связано и с моими предкам, так как большинство из них родились и провели свою жизнь в городе Собинке и близлежащих деревнях.
Конечно, произошли и существенные изменения, но тем занимательнее было узнавать в дне сегодняшнем сохранившиеся черты семейного быта, продолжающиеся традиции. Что среди них — наше, родовое, а что — общее, свойственное времени?
Вот, например, известно, что в XIX в. были широко распространены имена «царские». В нашей семье вроде бы так же, но по-своему. Среди обилия «Александров» и «Павлов» — ни одного Николая. Случайность это или были тому веские основания? Я не знаю пока ответа на этот вопрос. Не знаю даже, есть ли он вообще, но узнать постараюсь. Пусть не сразу, но что-нибудь да прояснится.
Кроме того, оказалось, что, выясняя те или иные факты, практически всегда обнаруживаешь массу интересного где-то «сбоку», так что начинаешь задумываться: правильно ли выбрал тему?
И еще. Какое это удовольствие, — не просто слушать многочисленные рассказы моих бабушек и дедушки, но разговаривать с ними о прошлом, быть для них полноценным собеседником, для которого произносимые имена не пустой звук, но старые знакомые. Можно задавать вопросы, не сбивающие рассказчика и пробуждающие в нем новые воспоминания, можно даже иногда ловить старших на ошибках, обнаруживать неточности, получать новые разъяснения. Это уже не монолог, а диалог, в ходе которого во многом исчезает разница в возрасте, происходит сближение времен и поколений.
Впервые я начала изучать историю моего рода два с половиной года назад, но тогда это ограничивалось составлением восходящего родословного древа лишь по папиной линии и сбором общей информации.
Год назад работа была продолжена: собран материал по линии матери. Делала я это уже по-другому, сразу систематизируя полученные сведения. Возникла необходимость переработать и то, что накопилось ранее.
На данный момент всё мое родословие составлено до 6 колена, описано 18 родов, выявлено 20 прямых и 127 косвенных родственников по отцовской и 97 по материнской линии. Основной материал, которым я располагаю, охватывает период XX в. Сведения из века XIX пока крайне скудны, хотя удалось (чем горжусь) добраться до архивных данных о представителях шестого колена.
Теперь в моем распоряжении маленький, зато правильно организованный семейный архив. Неоценимую помощь в этом деле мне оказал мой дед — Титов Александр Павлович. Он ушел из жизни в 1997 г., и теперь я с ужасом понимаю, сколько важных вопросов могла бы я ему задать, будь он еще с нами или окажись я раньше более любопытной, менее ленивой и несколько опытней.
Дедушка оставил после себя около трех десятков папок различного материала, включая вырезки из газет, фотодокументы, сведения о его родных местах — селе Ворша и городе Собинка, об их жителях, данные по поиску однополчан и фронтовых друзей, черновые блокноты (в течение многих лет он работал журналистом). Всё это является неоценимым материалом и, безусловно, очень дорого мне — как память и как поле деятельности.

XX век принес России много коренных изменений. Я не слишком хорошо знакома с семейными хрониками прошлого столетия, но этого, кажется, достаточно, чтобы понять: раньше семейная жизнь никогда не была столь тесно связанной с жизнью общественной, как это стало при советской власти.
Первая мировая война, революция 1917 г., коллективизация, индустриализация, Великая Отечественная война — все эти события врывались в доселе тихий мир семьи, меняли его до неузнаваемости, часто калеча судьбы людей и разрушая родственные связи.
Материалы из семейного архива предоставляют возможность наиболее ярко проследить именно общественную жизнь моих родственников, которая с достаточной полнотой освещается документально. История XX в. крайне политизирована, и общественную деятельность часто невозможно отделить от деятельности профессиональной и личной жизни. Статус человека определялся его положением в общественных организациях (партия, комсомол, профсоюзы и т.п.) и затем часто сам определял и карьеру, и материальное положение и, в какой-то мере, семейные отношения.
Показательны в этом плане судьбы моих родных. В первую очередь это — сестра моей бабушки и мой дед. Связав свою судьбу с «общественной работой», они сделали это, как мне кажется, по разным соображениям и преследовали в дальнейшем разные же цели. Несмотря на это, их биографии во многом сходны и явно типичны, что позволяет наблюдать различные стороны отношения к партии среди представителей одного и того же поколения, в одном и том же регионе и в одно и то же время.
Во многом способствует тому и хорошая сохранность источников.
Парадоксально, но новейшие документы, касающиеся общественной работы моих родителей, сохранились плохо, тогда как двоюродная бабушка по маминой линии и дедушка по папиной свято хранили всё, связанное с этой стороной их жизни. Думается, что следующее поколение относилось к своим достижениям такого рода менее серьезно, если, разумеется, не извлекало из них существенных выгод.
В данной работе мне хотелось бы:

1. Проследить причины, побудившие различных людей к вступлению в комсомол, а затем и в коммунистическую партию, понять, как соотнеслись в каждом конкретном случае факторы порыва, сознательного убеждения, общих современных стереотипов или трезвого расчета.
2. Определить источники данного общественного выбора, рассмотрев, в первую очередь, место семьи и школы в данном процессе.
3. Уяснить (хотя бы для себя) взаимосвязь между положением в общественной организации и карьерой, включая материальную обеспеченность моих персонажей.
4. Составить представление о бытовой стороне жизни людей еще недавней, но уже далекой эпохи. При этом, — таков уж характер моих источников, — я буду касаться в основном членов коммунистической партии, их досуга, нравов и вкусов.
5. Постараться увидеть мой родной город — Собинку — в ту пору, когда меня еще не было на свете. Такая работа будет осуществляться с использованием фотодокументов, записей устных воспоминаний и вещественных источников.

Ученики и учителя работают вместе

Достижение поставленных целей вряд ли возможно без некоторой общей подготовки. Поэтому в составлении родословного древа и систематизации собранного материала мне помогли методика, изложенная в книге Савелова «Лекции по русской генеалогии...», пособие Н.Д.Можарова «Как составлять свою родословную», родословные моих земляков С.И.Танеева и Н.Т.Столетова, а также тезисы работ, представленных на конференции «Отечество».
Общие сведения по истории партии были получены из книги «Политические партии». Также мною использовались учебники советского времени, где роль КПСС и ВЛКСМ в жизни общества преувеличивалась, современные книги, содержащие ее переоценку, пособия по истории СССР и художественно-краеведческая работа П.Лосева о городе Собинка — «Золотая чаша».
Источники, использованные в данной работе, относятся к различным типам и видам и могут быть классифицированы следующим образом.

1. Публикации местной печати. Включают статьи и заметки о Борисовой Антонине Васильевне и Титове Александре Павловиче. Они содержат важную, хотя и не всегда полную, информацию о политических взглядах моих героев, их отношении к религии, биографических моментах.
2. Официальные документы — паспорта, трудовые книжки и пр. — дают возможность наметить общую биографическую канву, позволяют уточнить некоторые даты. Особенно интересны разделы трудовых книжек, посвященные поощрениям и взысканиям. Рассмотренные критически, они становятся важными свидетельствами времени.
3. Анкеты. Этот вид источника близок к официальным документам и присутствует только в отношении Титова А.П. Характер ответов на вопросы, со временем претерпевающий изменения, может стать базой для исследования биографии и личности в ее развитии.
4. Личные архивы. К ним я отношу материалы неофициального характера: дневники, переписку, хозяйственные записи, письменные воспоминания. Они важны, поскольку в наибольшей степени отражают своеобразие той или иной личности, личное же (субъективное) отношение к событиям.
5. Устные воспоминания. Некоторые из них записаны мной на аудиокассеты и расшифрованы, некоторые записывались на бумагу по ходу рассказа и по горячим следам. Есть и такие, которые восстанавливались по памяти много позже. Часто они принадлежат третьим лицам. Такое положение определяет разную степень их ценности.
6. Вещественные источники. В их число входят сохранившиеся строения, утварь, личные вещи, которые позволяют узнать о материальном положении хозяев, их личных вкусах, моде тех времен. К этому же типу можно отнести и фотоматериалы, поскольку они отражают те же предметы.

Глава I. Бабушка

Первую часть моей работы я хочу посвятить биографии моей двоюродной бабушки — Борисовой Антонины Васильевны. В силу различных обстоятельств у нее не сложились отношения с младшей невесткой.
Старший сын живет на Дальнем Востоке, так что моя семья оказалась ей близка, и с нами она поддерживает очень теплые отношения. Именно рассказы Антонины Васильевны, с детства казавшиеся мне необычайно занимательными, во многом и побудили меня заняться семейной историей.
Бабушка Тоня — родная сестра моей бабушки, Захаренковой Лидии Васильевны, «посетила сей мир» 29 мая 1917 г. в Собинке, в «минуты роковые» — «между Николаем II и Лениным». Еще недавно таких называли «ровесниками Октября». Жизнь делала из нее «советского человека», в то время как семья принадлежала к «дореволюционному миру». Мы часто с некоторым придыханием говорим о «переломных эпохах», забывая, что им соответствуют и переломанные судьбы.
В семье Антонина жила в соответствии с обычаями и традициями эпохи старой. С ее родителей, думается, и надо начинать наш рассказ.
Отец — Борисов Василий Константинович — родился в1886 году в деревне Коврово и был в семье старшим сыном. С 8 лет он нанимался работать подпаском. Из рассказов Антонины Васильевны я узнала о том значении, которое имели работа пастуха и человек, ее исполняющий. Знакомство с литературой подтвердило эту информацию. Хороший пастух пользовался в то время всеобщим уважением, так как от правильного выпаса зависели и надои коров, и привес у телят.
Всё время, в течение которого Василий Константинович пас стадо, он находился «на постое» в одном из домов. Каждая семья кормила его по очереди, порядок определялся самими жителями, причем завтракали и ужинали пастух с подпаском вместе со всей семьей, а обед им приносили на выгон.
Днем прадед пас коров, а вечерами уходил «в ночное» с лошадьми. Об этом времени он сохранил множество романтических воспоминаний, о характере которых легко может судить всякий, прочитавший рассказ И.С.Тургенева «Бежин луг». Детскими впечатлениями он охотно делился уже со своими дочерьми, а через них кое-какие отголоски донеслись и до меня. Не исключено, что некоторой романтичностью характера Антонина Васильевна обязана именно этим рассказам.
В течение 4 лет Василий Константинович пас в селе Ваганово, где и познакомился со своей будущей женой — Марфой Александровной Ивановой, которая была на три года старше своего избранника. Впрочем, дату ее рождения — 1883 г. — можно узнать лишь из пенсионного свидетельства, выданного в Собинке в 1960 г.
Пенсия — 300 рублей — была назначена по старости в 1956 г. Трудно сказать, была ли это первая пенсия, начисленная прабабушке: ведь она могла получать такое пособие и раньше, а в 1956 г. его просто пересчитали. Как бы то ни было, в это время Марфе Александровне должно было быть 73 года: возраст для женщины-пенсионерки весьма почтенный.
Не следует также забывать, что у жителей села (Собинка получила статус города только в 1939 г.) до середины 50-х гг. вообще не было никаких документов, дореволюционные метрические записи велись при церквях и часто утрачивались, так что добавить себе несколько лет могла практически любая женщина. (Мужчине сделать такое было сложнее, так как для военнообязанных система учета возраста всё же имелась).
Прабабушка Марфа работала в Собинке на текстильной фабрике Лосевых, хотя документов, подтверждающих это, не сохранились. Домой в деревню она возвращалась лишь по выходным, а всю неделю жила в семье брата.
Василий Константинович был видным парнем, имел уважаемую профессию, считался тем временам грамотным, так как закончил четыре класса церковно-приходской школы. Марфа Александровна не выделялась красотой, не имела богатого приданого, неважно справлялась с домашним хозяйством (боялась резать скотину и только позже научилась доить корову), не получила никакого образования. Впоследствии, сходив на рынок, она просила мужа посчитать, правильно ли ей сдали сдачу. Таким образом, их брак вполне можно было назвать неравным, но, несмотря на это, в обеих семьях выбор жениха и невесты приняли как должное. Правда, Прасковья Сергеевна (мать Марфы Александровны) не поддерживала тесных связей с молодой семьей. Произошло это, по-моему, из-за ее природной необщительности.
Марфа Александровна и Василий Константинович обвенчались в 1915 г. в Успенской церкви села Кнышеево (к сожалению, метрические книги за этот период не сохранились).
Новобрачные сразу же после свадьбы переехали в Собиннку, так как новую работу для Марфы Александровны найти было очень трудно. Василий Константинович начал работать на той же фабрике, что и жена, возчиком (документы, свидетельствующие об этом, не сохранились, поэтому о его работе я узнала из рассказов Антонины Васильевны).
Они получили угловую каморку около 40 куб метров в надстроенном третьем этаже так называемых коридоров. Это были общежития для рабочих, построенные фабрикантом Лосевым. Всего таких зданий в Собинке восемь. Они несколько раз перестраивались и достраивались. Условия жизни там были, на современный взгляд, просто ужасными: в одной маленькой комнатке ютились иногда несколько семей. Еду готовили на общей кухне, где воровство было явлением нередким. О жизни в «коридорах» подробнее можно прочесть в книге П.Лосева «Золотая чаша». На данный момент эти помещения используются под магазины, государственные учреждения, во многих еще продолжают жить люди.
Вместе с молодыми жили: сестра Василия Константиновича — Татьяна — и его двоюродные сестры. В каморке существовал своеобразный 2-й этаж — нары, где спали дети. Там же стояли кадушка с опарой для теста и сундук, где хранились сладости и особо ценные вещи, например «выходное» платье. Обстановка была примерно следующей: 2 кровати, лавки, стол, стулья, горка. К потолку была подвешена зыбка, в которой качали младенцев. В горке на самом видном месте стоял сервиз, данный Марфе Александровне в приданое. Прасковья Сергеевна увезла его потом в Ваганово и, по свидетельству Василия Константиновича, переданному мне Антониной Васильевной, одним этим сервизом сосватала всех своих дочерей.
Такие черты бабушкиного характера — предприимчивость и изворотливость — Антонина Васильевна не унаследовала: имевший на нее сильное влияние Василий Константинович подобные качества осуждал.
На протяжении нескольких лет семья жила довольно бедно. Подсобное хозяйство не удовлетворяло нужд семьи полностью, поэтому маленькой девочке бабушкино хозяйство в Ваганове казалось зажиточным: там питались досыта. На самом деле хозяйство было средним: корова, лошадь, свиньи, куры, овцы, небольшой дом на 6 человек. Положение семьи, как ни парадоксально, улучшилось в связи с трагическим событием — Василий Константинович ушиб ногу и из-за плохого медицинского обслуживания ее пришлось ампутировать. Он не мог больше работать возчиком и устроился сторожем. Свободного времени у него стало больше: в семье появилась корова, увеличилась площадь огорода, сам хозяин начал сапожничать. Он взял на себя заботу о подсобном хозяйстве, а старшие дети помогали. Деньги же в основном зарабатывала Марфа Александровна.
В обязанности детей также входило нянчить младших и относить блюда с едой и хлебные формы на общую кухню. Там работала кухарка — тетя Полина Усатова, которая готовила блюда специально к тому времени, когда рабочие придут со смены. Часто случалось так, что горшки путали или воровали, поэтому Василий Константинович метил их, выпиливая номер своей каморки — № 117.
Отношение к религии у Марфы Александровны и Василия Константиновича было своеобразным. В красном углу их комнатки висели иконы, одна из которых — Святой Спас — сохранилась до сих пор. Всех рождавшихся детей крестили, причем последнего — сына — Николая, родившегося в 1930 г., — уже тайно, не в церкви, которая уже была закрыта, а в доме священника.
Со стороны матери это была скорее дань традиции: гонения на верующих и закрытие церквей она не восприняла болезненно.
Что касается Василия Константиновича, то он, по словам Антонины Васильевны, утратил не веру в Бога, но доверие «к попам». В молодости он прислуживал в семье священника и видел, как в пост тот ел мясное, как на Пасху, после освящения каждой избы выпивал по рюмочке, в результате чего, пройдя по всей деревне, не мог стоять на ногах, и Василию Константиновичу приходилось относить его домой.
Впрочем, прадед очень жалел о том, что церковь в Собинке закрыли и сбросили колокол, так как считал воскресные посещения храма всей семьей полезными.
В тридцатые годы по неизвестным для детей причинам иконы сняли и положили в сундук. Возможно, это произошло из-за страха перед воинствующими атеистами. Однако, по другим — независимым — свидетельствам иконы продолжали висеть в других каморках, не вызывая особых нареканий.
Можно предположить, что повод к удалению образов был более прозаичным: ремонт, о котором Антонина Васильевна часто с гордостью вспоминала, — их просто забыли повесить обратно.
К событиям 1917 г. в семье Борисовых относились равнодушно, так как особых перемен не почувствовали. Газета выписывалась только одна — районная «Вперед»: она была дешевле всех других (один из номеров того времени сохранился). Василий Константинович политикой никогда не интересовался, редко выходил к другим мужикам, которые, собравшись вместе, обсуждали события в стране. Друзей у него не было. По природе своей скрытный и молчаливый, мнения своего он никому не высказывал.
Марфа Александровна была абсолютно неграмотна: не умела ни читать, ни писать, ни считать, но очень любила слушать лекции о религии и о политике, которые проводились в «коридорах». Смысла их она, скорее всего, не понимала, так как никогда не пересказывала их содержание дома.
Из всего этого можно сделать вывод о том, что семья, в которой выросла Антонина Васильевна, от общественной жизни сторонилась.
В этом сказывалось и влияние деревенских родителей: бабушек Василисы Дмитриевны и Прасковьи Сергеевны, которых она навещала лишь изредка. Когда Марфа Александровна посылала дочь в Ваганово, то давала ей немного сахара или лепешек для старого деда Александра (свекра Прасковьи Сергеевны, который жил с ней) и говорила: «Не показывай это бабушке Прасковье, а сразу же отдай деду». Вероятно, старика даже не кормили как следует, хотя дожил он до 107 лет, выполняя посильную работу: подметал двор, рубил сучки.
Больше воспоминаний сохранилось у Антонины Васильевны о бабушке Василисе Дмитриевне (мать Василия Константиновича). Новую власть та не приняла, так как видела общее ухудшение жизни, выразившееся в деревнях в увеличении числа нищих. Этим Василиса Дмитриевна обязательно что-нибудь подавала. Не нравились ей и непомерные налоги. Она часто говорила: «Есть у меня в углу кринка масла, а взять из нее даже ложку не могу. Налог не заплатишь — корову отнимут». Была прапрабабушка очень религиозна, а с приходом новой власти в Коврово снесли часовню. Еще один ее сын — Никанор — воевал в Красной армии и вернулся с гражданской больным и искалеченным. Вскоре он умер.
Возможно, если бы Антонина Васильевна чаще гостила у этой бабушки, ее мировоззрение стало бы другим, но многое из того, что объясняла девочке Василиса Дмитриевна, быстро стерлось памяти: гораздо большее влияние оказывали школа и «коридоры».
Дети здесь большую часть времени были предоставлены сами себе, поэтому они проводили время в играх: в «корону» (аналог современных «классиков»), в фантики, в бусы. (Последняя игра была несложной: чтобы выиграть, надо было угадать, в какой руке спрятана бусина.)
Кукол делали сами: покупали фарфоровую головку, а к ней пришивали тело. Дети любили слушать разговоры взрослых, которые собирались в красном уголке и часто в резких (порой — нецензурных) выражениях критиковали «верхи». Антонина Васильевна не понимала, за что критикуют власть, так как старой жизни она не помнила, а родители рассказывала о том времени только в черных красках: о том, как тяжело работали, бедно жили. Зато Антонина Васильевна уже с ранних лет поняла опасность таких собраний: все знали, что некая тетя Наташа, которую все боялись, передает «куда надо» крамольные разговоры.
Из-за доносчицы пострадали соседи — Павел Порошин и Геннадий Рыжов. Антонина Васильевна, как и ее отец, научилась отмалчиваться.
В красном уголке «коридоров» существовало множество кружков: драматический, кройки и шитья, вышивания, рисования, физкультуры. Антонина Васильевна посещала вышивальную и физкультурную студии — сохранилась вышитая ею салфетка. На занятиях тоже иногда говорили политике, но здесь о властях отзывались одобрительно.
Физкультурная студия регулярно и с успехом устраивала представления. Команда каждого коридора выступала в одноцветных майках, которые выдавались бесплатно. Фабрика оплачивала работу инструкторов. Выступления физкультурных студий были непременным атрибутом парадов на 1 мая и 7 ноября: участие было очень престижным.
Антонина Васильевна очень любила гимнастическое упражнение «пирамида», каталась на лыжах и коньках. По сохранившимся фотографиям можно описать форму спортсменов: в связи с небольшим семейным бюджетом обычный спортивный костюм состоял из кофточки на молнии спереди, брюк, немного расширенных книзу, и вязаной шапочки. Дополнялся он номером на тесемках.
Кружковая работа повышала социальный статус ее участников. Это были в основном комсомольцы, которые воспринимали ее как почетную обязанность. Спортивная жизнь тогдашней Собинки была очень оживленной: проводились шахматные турниры, сеансы одновременной игры, лыжные и конькобежные соревнования, разыгрывался кубок по футболу.
Праздники в «коридорах» отмечали все вместе: было общее застолье, играл баянист, пели песни. Сохранилась фотография такого мероприятия. На ней видно, что взрослые праздновали вместе с детьми, получая огромное удовольствие: все лица буквально светятся радостью. Душой компании был, несомненно, гармонист (баянист). Гармонь, а тем более баян в то время стоили недешево, поэтому были только у избранных.
Музыканты пользовались успехом у девушек, принимавших их ухаживания за честь. Они являлись желанным гостями за любым столом, знали множество песен и не уставали даже на самых долгих праздниках. Кроме того, им нельзя было быстро пьянеть.
По свидетельству Антонины Васильевны, долгое время водкой торговали не в Собинке, а в Кузьмине. Стоила она очень дорого. Участники существовавших тогда агитбригад пели такую частушку:

Если водка стоила 7 рублей, то ткачиха (очень уважаемая профессия на фабрике) зарабатывала около 70. Расход велик, и пьяниц в Собинке не было.
Антонина Васильевна получила высокое — по тем временам — образование: 8 классов средней школы. Училась она хорошо и охотно. Этому во многом способствовала ее любовь к чтению. Помимо общеобразовательных предметов: математики, физики, русского язык и литературы, зоологии и пр., она изучала также столярное и переплетное ремесла. Последнее ей особенно запомнилось: из кабинета можно было брать книги для чтения. Обычно это были произведения классиков русской литературы — Пушкина, Гоголя, Толстого. Имелись и политические издания.
Политизировано было и школьное образование. Даже на математике могли говорить о классовой борьбе и кооперации. История как учебный предмет не преподавалась.
У Антонины Васильевны сохранилось школьная фотография. Дата не указана, но можно предположить, что это период между 1928 и 1932 г. Отличительными деталями классных комнат той эпохи являлись знамя как атрибут любого советского учреждения, а также различные плакаты (виден лист, пропагандирующий зарождающееся общество «Красного креста и полумесяца».
В связи с развертывающимися пятилетками и индустриализацией были популярны транспаранты с призывами «беречь каждую минуту на производстве». Примечательно, что висели они в школе: из детей старались вырастить тружеников и строителей нового общества.
В 1932 г. произошло событие, помешавшее Антонине Васильевне продолжить учебу. Ее старший брат Михаил уехал учиться в Московский текстильный техникум. Надо было помогать по семье. Учителя не хотели отпускать успешную воспитанницу, и лишь сам Василий Константинович, объяснив педагогам тяжелое материальное положение семьи инвалида, смог взять документы и устроить дочь в ФЗУ (фабрично-заводское училище).
Общеобразовательные предметы там не преподавались. Главным была «общая технология производства», где знакомились со всем процессом производства текстиля, начиная от выращивания хлопка и до свойств продукции, производимой из ткани. Изучали и «спецдело» — навыки будущей профессии.
Большое внимание уделялось «политграмоте», которая преподавалась, по словам Антонины Васильевны, еще строже, чем остальные предметы. Уже на вторую неделю учебы в ФЗУ и как раз на «политграмоте» всем велели «писать заявление в комсомол».
Бабушка написала. На общем комсомольском собрании фабрики ее вызвали на сцену, задали две вопроса об учебе и единогласно приняли, выдав комсомольский билет — документ. По нему можно судить, что она являлась членом ВЛКСМ с 1932 по 1241 гг. У пятнадцатилетней девочки ее новое положение вызывало массу положительных эмоций. В семье же это восприняли по-разному.Василий Константинович со свойственным ему равнодушием произнес: «Надо, так надо», а Марфа Александровна огорчилась, так как теперь вместо того, чтобы помогать по дому, дочь будет вынуждена ходить на комсомольские собрания, выполнять поручения.
Для Антонины Васильевны всё это было в радость, хотя она сама признает, что на собраниях могла что-то прослушать, что-то не понять, так как они были скучными и однотипными. Там в основном говорили про работу: критиковали материал, людей, не выполняющих план, хвалили передовиков. О собраниях часто забывали. Действительно нравились Антонине Васильевне комсомольские поручения. Они не были в тягость, но воспринимались как норма и даже удовольствие. Комсомольцы бесплатно разгружали хлопок, активно работали в кружках, ходили по окрестным деревням и агитировали молодежь идти на фабрику. Они также учили неграмотных взрослых: подписываться и считать, присматривали за детьми тех, кто находился на этих занятиях, и, конечно, выполняли трудовые поручения: восстанавливали железную дорогу от торфоразработок до фабрики, заготавливали торф, выкорчевывали пни в парке, тушили пожары.
Всё это делалось, по ее воспоминаниям, весело и дружно. После двух лет учебы в ФЗУ она стала (1934) работать на фабрике, о чем можно узнать из трудовой книжки. Помимо этого Антонина Васильевна еще и училась в школе рабочей молодежи (1935—1936).
Обязанности бабушки заключались в том, чтобы следить, как из ленты хлопка машина делает толстую нить. Работница должна была управлять этим процессом: заправлять машину ровницей, снимать уже намотанные катушки с нитками. Антонина Васильевна старалась: приходила еще до гудка (в 5 часов), чтобы проверить всё ли в порядке с машиной, приготовить ровницу, пустые катушки. В 1936 г. за успехи в работе ее перевели на должность помощника инструктора, а затем и инструктора, который обучал азам профессии уже взрослых людей.
В Собинке в ту пору царила особая атмосфера, в которой молодому человеку нельзя было оставаться пассивным. В 1934 г. Антонину Васильевну приняли в профсоюз. Теперь она была обязана платить взносы — определенный процент с зарплаты (1%). Но членам профсоюза оплачивался больничный лист и позднее предоставлялись путевки в дома отдыха и санатории (в 30-х гг. она этим не воспользовалась). Члены профсоюза брали на себя социалистические обязательства: выполнять и перевыполнять план на столько-то процентов. На фабрике существовал профком, председателя которого выбирали на общем собрании путем тайного голосования. Он же назначал остальных членов профкома, выполнявших различные функции, например казначейскую.
Ко всему прочему, как свидетельствует документ, Антонина Васильевна сдавала нормы ПВХО (противовоздушной и химической обороны).
В 1935 г. развернулось стахановское движение. На фабрике рабочие, которые успешно выполняли план на своих машинах, переходили на чужие и помогали. Также существовала помощь отстающим. Отработав свою смену, Антонина Васильевна опять шла на фабрику, так как у нее была группа из 6—7 человек, не выполнявших план. Она давала советы, а иногда и сама за них что-то делала. Бабушка помнит, что когда вся группа стала выполнять план, ей заплатили 47 рублей. На эти деньги она приобрела новое пальто.
Но не всё было так просто. Чтобы выполнить и перевыполнить план прибегали к разным уловкам: уменьшали натяжение нити (от этого она меньше рвалась, но качество намотки ухудшалось). На ровничных машинах были установлены специальные счетчики, которые контролировали метраж выработанной нитки. Многие подкручивали их, увеличивая общий итог. Сама Антонина Васильевена говорит теперь, что этим не занималась. Возможно, она лукавит, так как саму технику обмана описывает детально и со знанием дела.
Бабушка хорошо понимает, что это нехорошо, но отказывается назвать имя женщины, награжденной орденом Ленина (ее затем уличили в таком жульничестве).
В красных уголках «коридоров» выступали «синеблузники». В их программу входили песни, карикатуры и пародии на тех, кто не выполняет план. Это были так называемые агитбригады. Они также ездили по деревням. Антонина Васильевна в самодеятельности не участвовала: на это не хватало времени, но свой досуг проводила вместе с ровесниками.
Молодежь любила собираться в красном уголке, где на старинном диване обсуждали личные и политические вопросы. Примечательно, что на фотографиях можно увидеть тех же людей, что и на школьной фотографии Антонины Васильевны, но уже несколько повзрослевших.
Так можно судить об изменениях, произошедших за эти годы. На более поздней лица людей словно бы стали счастливее, одухотвореннее. Большинство из них — комсомольцы, активные участники общественной жизни, пионервожатые. На некоторых снимках присутствует пионерская символика: знамя, горн, барабан.
Но молодежь оставалась молодежью. Каждый старался выглядеть как можно лучше, тогда как материальное положение изменилось мало. На школьной фотографии все ребята выглядят бедно, у кого-то на одежде заметна заштопанная дыра, кому-то всё велико — с плеча старших, многие дети пострижены наголо, что свидетельствует о наличии такого заболевания, как педикулез. На более поздних изображениях те же персонажи, но уже молодые люди, также одеты просто, хотя стараются продемонстрировать предметы особой гордости: на одном из снимков Антонина Васильевна специально выставила на передний план часы. При подробном рассмотрении фотографий можно увидеть, что было модно. Девушки предпочитали носить прически с «бабочками» и береты, делался прямой пробор, и туго заплетались косы.
В годы бабушкиной молодости техника была редкостью, поэтому популярны фотографии на фоне грузовика или с велосипедом.
Постоянным чтением служили газеты: в основном районная («Вперед») и областная «Рабочий край». Антонина Васильевна подписывалась на облигации различных займов, так как считала, что комсомольцы должны подавать в этом пример. Больше того, тех, кто не хотел подписываться, она подменяла на рабочем месте, пока их «агитировали».
Очень оживленной была клубная жизнь. Уже забылось, что это — бывшая церковь. Там показывали кино, но бабушка ходила туда редко, так как надо была — непозволительная для Борисовых роскошь — платить 15 копеек за билет. Антонина Васильевна помнит, как в клубе первый раз показывали звуковое кино — фильм «Чапаев». Народу набралось столько, что сидели даже в проходах. Еще в клубе устраивали танцы под духовой оркестр.
Танцевали «коробочку», «темную ночку», «краковяк» и, конечно же, вальс. Особенно Антонина Васильевна любила «Дунайские волны», который, по ее словам, танцевала очень хорошо. Летом танцы были в парке (две танцплощадки — для старших и для молодежи) и сопровождались гуляньем.
Именно на танцах Антонина Васильевна познакомилась с Владимиром Ивановичем Лосевым. Он был интересным молодым человеком и завидным женихом.
Во-первых, происходил из семьи служащих, которые больше зарабатывали и жили в благоустроенных отдельных квартирах. Владимир участвовал в самодеятельности и занимал должность заведующего сельскохозяйственным отделом в газете «Вперед», но членом КПСС не был из-за «нескромности в быту»: он имел краткий (6 месяцев) и неудачный опыт брака с женщиной старше себя, множество случайных связей. Вдобавок в молодости ему довелось прислуживать в церкви. Все это делало его вступление в ВКП(б) затруднительным: биографией там интересовались серьезно.
Семьи Антонины Васильевны и Владимира Ивановича приняли их отношения «в штыки». Марфу Александровну не устраивало происхождение избранника дочери. Когда-то она работала на фабрике под начальством его дяди, который штрафовал рабочих, а на праздники заставлял их мыть свой дом и стирать белье. Семье Лосевых также не нравились отношения их сына с «коридорной». Все-таки через два года они стали жить вместе, но их брак не был зарегистрирован; лишь спустя некоторое время родственник Владимира Ивановича, работавший в ЗАГСе и выдал справку в том, что они являются мужем и женой. Всё это происходило тайно.
Антонине Васильевне сочувствовали, так как Владимир Иванович был слишком неравнодушен к другим женщинам. Бабушка очень ревновала мужа, даже сейчас она характеризует его пассий, не стесняясь в выражениях. В семье из-за ревности и плохих отношений со свекровью — Лосевой Анной Сергеевной — нередко возникали ссоры, результатом которых стало сильное нервное расстройство. Первый сын Антонины Васильевны — Рудик — родился в 1939 г. недоношенным. После этого отношение к ней в семье мужа переменилось в лучшую сторону.
В те же годы происходит активный служебный рост Антонины Васильевны. В 1939 г. ее как активную комсомолку и хорошо образованную девушку комсомольское собрание выдвигает на должность инструктора стенгазеты. Она редактировала или помогала редактировать стенгазеты каждого цеха, помогала в подборе материала и в оформлении.
В 1941 г. началась Великая Отечественная война. На фронт ушли муж, брат и сестра, многие друзья и знакомые. Фабрика почти полностью осталась без мужчин, их места у станков заняли женщины. Антонина Васильевна стала работать ремонтировщицей, в ее обязанности входило устранять неполадки в оборудовании. Здесь она тоже добилась успехов, получала премии, выиграла соцсоревнование. В войну увеличились также общественные нагрузки. Молодые девушки-комсомолки помогали фронту как могли: ходили по каморкам и собирали ненужные вещи для отправки на фронт (Антонина Васильевна вспоминает, что почти никто не отказывал, несмотря на плохое материальное положение). Шили кисеты для солдат и клали в них по стакану махорки (для этого складывались по рублю из своего и так небольшого заработка).
В 1942 г. Антонину Васильевну — активную комсомолку и уже члена партии — назначают на должность начальника отдела кадров. Вообще, назначение на какую-либо должность зависело от множества факторов. Например, существовало такое понятие как «нарвид», то есть «наружный вид». Многие довольно ограниченные женщины продвигались в партии за счет этой «позиции». Назначение в состав фабричного руководства было напрямую связано с положением в партии. По воспоминаниям Антонины Васильевны, обычно все начальники основных цехов (ткацкого, прядильного, механического), а также директор фабрики были не просто рядовыми членами, а состояли в руководящих органах фабричной партийной организации.
Их жизнь во время войны очень отличалась от жизни рядовых рабочих. Совместно с руководством расквартированной неподалеку воинской части часто устраивались банкеты, на которых запомнилось обилие продуктов, в то время дефицитных.
Там за Антониной Васильевной начал ухаживать завхоз части — еврей Милокишер. К ней на работу приносили от него подарки — мыло, хлебные карточки, а однажды даже отрез на платье. Всё это она принимала, но от предложений о сожительстве отказывалась, так как боялась, что пострадает ее репутация, и об этом узнает ее муж. Владимир Иванович в это время находился на фронте, но не воевал, а был штабным служащим около города Каунас в Прибалтике. (Письма, фото и какие-либо другие документы, касающиеся его, не сохранились из-за ревности второго мужа Антонины Васильевны.)
Они поддерживали связь, но письма были достаточно сухими и редкими. Антонина Васильевна почувствовала в муже какие-то изменения. И действительно, приехав в 1944 г. на побывку в Собинку всего на 10 дней, Владимир Иванович изменил ей с другой женщиной. Произошел скандал, а примирения не последовало. Владимир Иванович уехал в город Петушки и работал там в местной газете.
Эти личные переживания совпадают с новым витком карьеры Антонины Васильевны. На фабрике катастрофически не хватало рабочей силы, а ткань, производимая здесь, шла на обмундирование, то есть была очень нужна фронту.
Антонину Васильевну — начальника отдела кадров — вместе с директором соседней текстильной фабрики из Лакинска вызвали в Москву к наркому Косыгину. (Сохранился специальный пропуск для проезда в Москву.) Тот лично подписал бабушке направление в только что освобожденную Прибалтику, где она должна была вербовать новых рабочих.
На самом же деле работа Антонины Васильевны заключалась в том, чтобы перевозить в Собинку детей-сирот. Такие командировки стали довольно частыми. С разрешения директора бабушка брала ткань, продавала ее там, где она стоила очень дорого. Возвращалась она, привозя в семью отца множество различных продуктов. Большие проблемы возникали с транспортом. Зачастую она перевозила детей в товарных вагонах. В детских домах не знали настоящего возраста воспитанников, отбирали тех, кто подходил на вид. Дети были завшивленньми, часто больными, поэтому по приезде в Собинку их сразу же мыли и переодевали. Первые группы девчонок одели в одинаковые платья — цыплячье-желтого цвета. За ними так и закрепилось прозвище «цыплята», а затем — «куры». А общежитие в Собинке до сих пор называют «курятником».
В 1945 г. в командировке во Владимир-Волынский Антонина Васильевна познакомилась с молодым шофером, они понравились друг другу, и она в шутку пригласила его к себе в гости. Он же воспринял это всерьез: через 2 месяца приехал в Собинку и предложил ей выйти за него замуж. Наличие ребенка его не остановило. Конечно, такое предложение она не приняла. Тогда Мухтар Ахмедович уговорил ее приехать к нему в Узбекистан в гости. По признанию бабушки, ей после разрыва с Владимиром Ивановичем, было всё равно, куда ехать. Эту поездку она оформила как командировку на 10 дней, но в срок в Собинку вернуться не смогла, так как вся многочисленная родня Мухтара Ахмедовича встретила ее как жену. Устроили огромное застолье, зарезали барана, долго не отпускали…
В Собинке немедленно поползли слухи о том, что ездила она совсем не по работе. Собрали партийное собрание и обсуждали ее поведение, но многие из руководящей ячейки за нее заступились. После этого она окончательно утвердилась в желании уехать и действительно уехала. В 1948 г. они с Мухтаром Ахмедовичем поженились. Жизнь с новым мужем была тяжелой: он ее ревновал.
В том же году у них родился сын Юрий. Мухтар Ахмедович после этого стал особенно строг. Он даже был против того, чтобы Антонина Васильевна работала, поэтому в ее трудовой книжке есть перерыв в стаже. Климат Средней Азии неблагоприятно отразился на бабушкином здоровье, поэтому они (1948) вернулись в Собинку. Здесь Антонина Васильевна стала работать лаборанткой, затем инструктором. После курсов повышения квалификации работников отдела кадров, которые она закончила успешно, ее карьера стремительно пошла вверх.
В связи с состоянием здоровья в 1955 г. она перешла на должность библиотекаря. По документам можно установить, что бабушка вновь обучалась на курсах повышения квалификации, победила в соцсоревновании, была дружинником.
Продолжала Антонина Васильевна и вербовку девушек в Средней Азии. Ей приходилось их уговаривать. Она посещала школы, организовывала там собрания, часто приходилось ходить по домам. Многие из тех, кто приезжал в Собинку, обзаводились тут семьей и оставались навсегда.
В 1972 г. Антонина Васильевна ушла на пенсию по возрасту, но продолжала работать инструктором в ФЗУ, затем уборщицей и дворником в парке. И на пенсии она регулярно посещала партсобрания, но они мало отличались от прежних.
Только теперь люди предпочитали не слушать говорящего с трибуны, а тихонько общаться между собой. Значок и удостоверение «50 лет в КПСС» бабушка получила в 1990 г. (еще таких было четыре или пять). Каких-либо привилегий, связанных с наградой, она не помнит. Вместе со значком и удостоверением дали 25 рублей, что большими деньгами назвать нельзя.
Сейчас на пенсии уже оба сына Антонины Васильевны, у нее четыре внучки, две правнучки и один правнук. Даже в столь почтенном возрасте (ей 82 года) она сохранила удивительную душевную молодость и желание жить.

Глава 2. Дедушка

На личности Александра Павловича я остановилась по трем обстоятельствам.
Во-первых, он является моим близким родственником — родным дедом — и долгое время (с 1945 по 1997 г.) проживал в городе Собинка Владимирской области, то есть там же, где живу я.
Во-вторых, Александр Павлович накопил множество материала, позволяющего судить о его работе, участии в общественной жизни, уточнить точные даты его биографии.
Наконец, Александр Павлович, по-моему, прошёл очень интересный жизненный путь, достаточно типичный для представителя своей эпохи.
Александр Павлович родился в 1923 г. в селе Ворша, которое до ХVIII века именовалось деревней Починки. В 1714 г. там, с разрешения патриаршего приказа, была построена деревянная церковь во имя Дмитрия Солунского, поэтому село стало называться «Дмитриевским, что на реке Ворща», а позднее — просто Ворщею. В 1915 г. здесь еще писалось «щ», но затем название изменилось. Эти сведения получены моим дедом: он делал запрос во Владимирский Госархив. Ответ был нужен ему не для работы, но для личного пользования, что характеризует его как человека, интересующегося краеведением.
В бумагах Александра Павловича я нашла и «Летопись событий в жизни Собинской городской партийной организации»: она хранилась вместе с историей его родного села, так что воспринималась как часть личной биографии.
Родителями Александра Павловича были Титов Павел Яковлевич (род. 1892г.) и Титова Александра Ивановна (род. 1897 г.), о чём я узнала из архивного запроса. Подтверждаются эти даты и другими документами.
Александра Ивановна происходила из семьи среднего достатка, тогда как семья Павла Яковлевича была богата: они имели огромный дом и множество хозяйственных построек, которые занимали почти всё пространство от их дома до церкви (впоследствии эти сараи были разобраны, а из досок построен Народный дом).
По воспоминаниям Александры Ивановны, пересказанные мне ее снохой, а моей бабушкой — Титовой Полиной Михайловной, а также из черновика показаний на суде, где мой дед выступал свидетелем, я получила дополнительные сведения об их достатке. Титовы владели скотобойней, где работали наемные рабочие, а также цехом по производству колбасы, которую Павел Яковлевич поставлял в чайную его брата Федора Яковлевича.
Прабабушка очень не хотела выходить замуж, так как жениха почти не знала. Главным доводом, который приводили ее родители в пользу этого брака, было богатство Павла Яковлевича.
В той же церкви села Ворша они обвенчались (о чем свидетельствует запись в метрической книге). У них было шесть детей. Семья придерживалась строгих патриархальных традиций, и ведущую роль в ней играл отец. Он был главой семейства, главным добытчиком, добивался беспрекословного подчинения.
Семья жила не замкнуто: крепкими были родственные связи, а отношения с односельчанами — вполне дружественными. Детей, как видно по фотографиям, старались одевать одинаково, на всех — очень похожие праздничные рубашки. Делались они, вероятно, из покупного полотна, тогда как для повседневной одежды Александра Ивановна ткала сама. Сохранилась ее прялка.
Павел Яковлевич был трудолюбив и аккуратен, к чему приучал детей, вел дневник, куда помимо доходов и расходов вписывал и личные заметки. К сожалению, он не сохранился — был сожжен во время раскулачивания.
Пьянства в семье не принимали, и, несмотря на богатство, вели почти аскетический образ жизни. Полина Михайловна со слов Александры Ивановны пересказала мне легенду о том, что Павел Яковлевич всегда хранил у себя под подушкой сундучок со старыми деньгами: он считал, что прежние времена могут вернуться.
В 1931 г. семью раскулачили: из пересказанного мне свидетельства Александры Ивановны можно понять, что из дома вынесли всё до последней ложки и отняли половину самого дома. Павла Яковлевича арестовали. Александра Ивановна осталась с четырьмя детьми без средств к существованию, так как ее не принимали в колхоз. В 1932 г., когда до нее дошли слухи о том, что собираются отнять и вторую половину дома, она оставила детей на несколько дней одних и ушла в Собинку — к прокурору.
Благодаря ее прошениям дом оставили. Еду детям приносили «добрые люди», как их называет моя бабушка. Потом Александра Ивановна вместе с ними вынуждена была побираться, чтобы не умереть с голоду.
При этом большинство односельчан ей помогало, а главными кормильцами оказались семьи бывших наемных рабочих Павла Яковлевича. Старшие — Сергей и Александр Павловичи — были вынуждены наниматься в подпаски, поэтому в 1933 г. Александр в школу не ходил. Интересно, что в автобиографии 1949 г. он об этом не упоминает, возвращаясь к этому сюжету лишь таком же документе от 1953 г.
Подпасков, как и пастухов, выбирали на сельском сходе из множества кандидатов, так что семья Титовых пользовалась уважением и после раскулачивания.
Мой дед помнил сытую жизнь при отце, хотя был тогда еще совсем маленьким, и его не устраивала нужда, в которой семья жила после ареста кормильца. В этой ситуации у него должно было сформироваться отрицательное отношения к власти. Более того, ему приходилось защищать Павла Яковлевича, сидевшего в тюрьме, от нападок младших братьев. Те переживали прозвище «кулацкие сыновья», виня в нем отца, который не вступил в колхоз.
Забегая вперед, скажу, что отношения с братьями не складывались в течение всей жизни Александра Павловича. Даже спустя 50 лет после тех ссор, ни один из них на его похоронах не присутствовал.
Сам же дед записал как-то в дневнике: «Сашка и Васька на памятник матери не дали ни копейки».
Казалось бы, для деда открывалось два пути: либо встать в оппозицию к власти, либо существовать как можно незаметнее и тише. Но Александр Павлович становится активным комсомольцем, а затем — членом партии.
Почему это произошло? Он мог искренне «перевоспитаться», а мог и действовать из чистого расчета.
Не исключено также, что первоначальный расчет конформиста постепенно превратился в подлинное убеждение.
К сожалению, Александр Павлович уже умер, и истинных причин, побудивших его к вступлению в комсомол и партию, узнать не удастся. Впрочем, трудно сказать, смог ли бы он сам объяснить это.
Пока же тем местом, где он получал первые уроки общественной жизни, была школа. Дед закончил семь классов неполной Воршинской школы. Учиться он любил и делал это весьма успешно, о чем повествует похвальная грамота за 6 класс, но атмосфера, царящая в школе, ему не нравилась. Любой мог при случае обозвать «кулацким сыном», что было крайне обидно и даже небезопасно.
Особенно запомнился дедушке такой случай: беднякам в школе учебники выдавали бесплатно, а ему это не полагалось, хотя семья еле сводила концы с концами.
На конкурсы и смотры его — лучшего в классе ученика — тоже не посылали. В школе велась активная общественная работа, и в ней Александр Павлович с радостью участвовал: писал лозунги, рисовал стенгазеты, плакаты.
В 1939 г. дед начал учебу в Московском кожевенно-сырьевом техникуме и вступил там в профсоюз. Странно, но этот эпизод не был известен бабушке до самого последнего времени. А вот о том, что в 1941 г. он дважды подавал заявление на вступление в комсомол, но получал отказ, — она знает хорошо.
Не исключено, что в техникуме у Александра Павловича могли возникнуть определенные трудности, связанные именно с биографией, которую ему надо было, скорее всего, скрывать.
С самых первых дней войны на фронт добровольцем ушел брат Александра Павловича — Сергей. Дедушка же продолжает учиться, пока в ноябре 1941 г. его не призывают в армию. Он попадает в Подольское военно-пехотное училище, а дальнейший военный путь прослеживается по тем же автобиографиям, составленным, как уже говорилось, в 1949 и 1953 гг.
Здесь он указывает точные даты, вплоть до дней и часов, важнейших событий военной жизни. После училища Александру Павловичу присвоили звание лейтенанта. В марте 1942 г. его принимают в ВЛКСМ, так как документов о происхождении на фронте не требовали. Для вступления ему понадобилось лишь заявление: даже устав учить не пришлось.
С 5 июня 1942 г. дед служил комендантом штаба 93 стрелковой дивизии на Калининском фронте, пока не был ранен (27 ноября) в левую голень. Было это в бою под городом Белый Великолукской области. (Есть справка о ранении.) На излечении находился в Рязани, а затем был направлен на курсы усовершенствования командного состава в Мичуринск Тамбовской области. Уже старшим лейтенантом Александр Павлович служил в 922 строевом полку 250 дивизии в должности командира роты и заместителя командира батальона на Брянском и Белорусском фронте. Его воинская часть освободила множество сел и деревень, в том числе города Погар и Стародуб, форсировала Десну и Сож.
4 ноября 1943 г. около деревни Шерстни Александра Павловича ранили в правую ногу, и он вновь лечился — на этот раз в медсанчасти полка — в течение месяца. Потом вернулся на передовую, где его приняли в ВКП(б). Дедушка всегда с гордостью вспоминал свое вступление в партию и добавлял, что в мирное время в партию его, скорее всего, не приняли бы.
В годы войны, особенно во время отступления, механизм приема в партию существенно упростился. Документы не проверяли так строго, абсолютно ненужным стало знание устава. Высшему руководству требовалось как можно скорее «пополнять ряды». Существовало, видимо, также и стремление повязать всех со всеми, потому что коммунистам не приходилось рассчитывать на снисхождение немцев при попадании в плен. Бывали случаи приема в партию без кандидатского срока.
Александр Павлович вступил в ВКП(б) чуть позже, то есть в 1943 г. Меньше чем через 3 месяца ему было присвоено воинское звание «капитан», а 25 февраля 1944 г. он был тяжело ранен в тазовую кость и получил контузию.
Случилось это во время штыковой атаки, запомнившейся ему на всю жизнь (мне он об этом бое тоже рассказывал).
С марта 1944 г. — снова на излечении, теперь в Саратове, в эвакогоспитале. Приказами от 19 февраля и 7 апреля 1944 г. Александр Павлович был награжден орденами «Красной звезды» и «Отечественной войны» второй степени. По ранению он не смог сразу получить награды, о чем свидетельствует письмо от командира части, где служил Александр Павлович, его отцу — Титову Павлу Яковлевичу. К тому времени Павел Яковлевич умер, а Александра Ивановна известие сыну не переслала. Дед долгое время не знал о награждении, получив извещение лишь много позже — в госпитале.
6 июня 1944 г. его направляют в 7-й отдельный полк резерва офицерского состава Приволжского военного округа, а 8 августа 1944 г. увольняют из рядов Советской армии по состоянию здоровья.
19 августа 1944 г. Александр Павлович получает свои ордена из рук первого заместителя председателя Президиума Верховного Совета СССР Николая Михайловича Шверника в Свердловском зале Кремля (сохранилось фото).
Вернувшись домой, дедушка шесть месяцев никуда не устраивался (надо думать, лечился). Потом его сразу же назначили на должность заведующего отделом мобилизации при Собинском райисполкоме. Уже с 10 июля 1946 г. он заведует здесь общим отделом, что можно увидеть из трудовой книжки.
В этой должности он — сразу же после начала работы — получает премию в размере 500 рублей. Это сравнимо со стоимостью хлебной карточки (по независимым свидетельствам, на черном рынке за нее платили около 450 рублей).
27 октября 1947 г. Александра Павловича вновь повышают: он назначен секретарем райисполкома.
Параллельно с этим идет его продвижение в партии и советских органах: в августе 1947 г. — он избран заместителем секретаря партийного бюро партийной организации райисполкома, 21 декабря того же года — депутатом Собинского райсовета.
Для разрешения на ведение секретного делопроизводства Александр Павлович собрал множество служебных характеристик и рекомендаций, заполнил подробную анкету, написал автобиографию. По их текстам дед представляется мне как ответственный и обязательный человек.
С сентября 1950 г. его направляют учиться в Ивановскую партийную школу, что можно расценивать двояко.
Не исключено, что дедушку прочили на повышение, где требовалось или было желательно партийное образование. Могло, впрочем, быть и по-другому: его просто убирали из Собинки.
В пользу первого предположения говорит свидетельство его жены — Полины Михайловны Титовой — о том, что затем ему предлагали стать председателем райисполкома в Меленках. Сама она отказалась от переезда, так как к тому времени у них уже было двое детей.
В пользу второго — то, что в Собинке, куда он вернулся, его назначили только редактором районной газеты, где он проработал до 21 апреля 1953 г.
Мне не удалось установить, был ли Александр Павлович «главным» редактором, что почти автоматически влекло за собой членство в бюро райкома и означало высокое положение, или он занимал менее заметную должность.
Между тем, в жизни нашего государства начинался новый период. Умирает Сталин, но общее «потепление» наступило далеко не сразу. Не исключено, что оно могло спасти деда от последовавших неприятностей.
Формально спад в его карьере начинается 21 апреля 1953 г., но, думается, события начали развиваться значительно раньше, и связаны они с информацией, изложенной в его анкете.
При сравнении двух анкет 1949 г. и 28 января 1953 г. можно увидеть, что на вопросы о судимости отца Александр Павлович отвечает по-разному.
В первом случае он сообщает, что не имеет об этом никаких сведений; во втором — пишет, что отец был осужден за спекуляцию скотом сроком на 5 лет лишения свободы и отбывал заключение на Урале.
Сведения второй анкеты ближе к истине, но всё же неполны. Так, упоминается только вторая судимость отца и полностью умалчивается о первой.
Между тем, дедушка вряд ли мог забыть об этом факте, так как с ним связан тот самый пропуск учебного года, о котором писалось выше и который он упоминает в той же анкете. Да и память у него была феноменальная.
Впоследствии он сам рассказывал мне о подробностях жизни Павла Яковлевича, значит, знал о них и в 1953 г., когда намеренно искажал факты в официальных документах.
Понятно, что это было необходимо для продолжения карьеры руководящего работника, но интересно другое: что заставило Александра Павловича изменить ответы сравнительно с 1949 г.?
(Стоит добавить, что тогда он показывал брата «погибшим», а теперь сообщает о нем, как о «пропавшем без вести».)
Сначала мне пришло в голову, что дедушка полагал себя неуязвимым, но это вряд ли может объяснить столь рискованный шаг. Ведь, изменяя анкетные данные, он по сути дела признавался в «обмане партии»…
Скорее всего, дело было так. За время работы в райисполкоме он делал неплохую карьеру и постепенно приобрел завистников или недругов. Вряд ли его происхождение было в его почти родной Собинке «тайной за семью печатями». Поэтому несоответствие реального положения вещей и анкеты 1949 г. могло стать предметом доноса или разбирательства.
Пришлось оправдываться, что он и делает в январском документе 1953 г., пытаясь рассуждать там, где раньше отвечал предельно кратко. В пользу этой версии говорит тот факт, что до конца своей жизни Александр Павлович собирал газетные вырезки со списками реабилитированных по Собинскому району, желая снять с себя «позорное пятно».
Видимо, эти оправдания начальство не удовлетворили.
После написания второй анкеты деда переводят на производство, хотя из номенклатурной обоймы он пока не выпадает, пользуясь по-прежнему определенными привилегиями.
Александр Павлович сразу начинает работать на руководящих должностях. Сначала он назначается заведующим артелью «Красный кирпичник», но затем, продолжая падение, переходит на фабрику «Коммунистический авангард» десятником.
Конец 1955 г. знаменуется возвращением на руководящую работу — начальником отдела кадров в клуб, а через год он вновь оказывается в редакции газеты.
Можно предположить, что все эти перемещения до некоторой степени связаны с либерализацией режима, начавшейся с ХХ съездом партии. Впрочем, партия обмана не простила, и в дальнейшем карьера Александра Павловича уже не развивалась.
О моем дедушке вряд ли можно составить правильное представление, если не коснуться и его личной жизни.
Александр Павлович всегда отличался особой привлекательностью для женщин. Особенно это стало проявляться после войны, когда каждый мужчина был на виду. Война еще шла, а Александр Павлович уже вернулся в Воршу и сразу привлек всеобщее внимание, так как был одним из первых, кто возвратился вообще. Несмотря на ранение, Александр Павлович всё также продолжал ходить на гулянья.
В соседней деревне Демидове жила Власова Полина Михайловна — моя бабушка. Вышло так, что Александр Павлович встречался с ее подружкой, но женился на Полине. Почему именно на ней — можно догадываться. Полина Михайловна была красивой, хорошей, трудолюбивой хозяйкой, но в те времена в деревнях мало кого можно было этим удивить.
Скорее всего Александр Павлович почувствовал в ней именно ту женщину, с которой можно будет создать семью на тех же патриархальных началах, что царили в семье его отца. Теперь можно сказать, что Александр Павлович в своем выборе не ошибся: они прожили вместе более полувека.
Свадьба состоялась в 1945 г. Сначала молодожены жили в доме Павла Яковлевича, а потом переехали в Собинку. Они сразу же получили хорошую квартиру — половину дома на очень престижной улице Ленина, что недоступно было многим местным семьям, продолжавшим жить в «коридорах». У них появился чуть ли не первый телевизор, который являлся предметом гордости: рядом с ним даже фотографировались. Смотреть программы по вечерам приходило множество народа.
19 апреля 1950 г. у них родился сын Александр — мой папа. По свидетельству Полины Михайловны, Александр Павлович не приехал забирать ее из родильного дома. Дома их встречал только старший сын — Вячеслав. Александра Павловича в это время не было, а домой он вернулся пьяным. Такие запои случались часто, хотя — до поры — не мешали его служебному продвижению.
Кроме того, его мучили страшные боли — последствия фронтовых ранений. Обидной казалась отмена многих льгот для инвалидов Великой Отечественной войны.
Как уже говорилось, с 1950 по 1952 г. Александр Павлович обучался в Ивановской партийной школе и жил в городе Иваново, а домой приезжал только на каникулы. Вряд ли его образ жизни вне дома сильно изменился, но, возвращаясь, он был настоящим отцом семейства.
Отказ Полины Михайловны ехать в Меленки не способствовал душевному равновесию ее супруга. Вероятно, в Александре Павловиче существовало чувство обиды на семью за то, что она мешает его карьере, но в этот момент, по-моему, он осознал неправильность своего поведения и решил продолжать карьеру в Собинке. Состояние здоровья Александра Павловича тем временем ухудшается, у него обнаруживается сахарный диабет, после этого он окончательно оставляет свой прежний образ жизни: бросает пить, курить.
Мне показалось странным, что можно сделать всё так резко, но Александр Павлович обладал огромной силой воли и очень заботился о своем здоровье. Впоследствии, по моим воспоминаниям, на любом застолье дедушка кушал только специально приготовленные для него блюда и пил только чай. Лишь на золотом юбилее супружеской жизни он позволил себе выпить одну рюмочку.
Его дальнейшая карьера складывалась нормально. Всё время до пенсии он работает в районной газете «Коммунист», является внештатным корреспондентом газеты «Призыв», членом союза журналистов СССР.
К этому периоду относится множество фотографий. На одной из них — первомайская демонстрация. Дедушка был постоянным их участником, причем всегда находился во главе колонны, что считалось особо почетным. Об этих демонстрациях он с гордостью рассказывал и с радостью брал с собой меня, когда я просила об этом.
Он являлся активным участником партийных собраний, где, конечно же, изучались работы Ленина, партийные постановления. Был членом комиссии народного контроля, состоял в движении в защиту мира.
Общественную работу Александр Павлович не оставлял никогда: был депутатом районного совета, журналистских съездов, участником различных конференций.
Дедушка не любил говорить о войне, но хорошо ее помнил и интересовался военной историей. После него осталась целая папка документов: переписка по поиску бывших однополчан. Он всегда откликался на просьбы о встречах ветеранов со школьниками, участвовал в парадах в день Победы.
25 сентября 1980 г. его наградили знаком «Отличник печати». В его архиве масса почетных грамот. С уходом на пенсию (1981) стал заниматься домом, внуками и огородом, продолжал писать материалы для газет «Коммунист» и «Призыв». В его квартире всё находилось в идеальном порядке: каждая вещь лежала на своем месте, на ней была подписана его рукой дата покупки и цена.
Иногда аккуратность и исполнительность Александра Павловича выходили за рамки, которые видятся мне разумными. Так, например, дед аккуратно подсчитывал, сколько еще дней ему осталось жить, исходя, видимо, из рубежа 75 лет. Сохранились соответствующие выкладки, которые меня очень удивили.
По собранным материалам он сейчас кажется мне неким педантичным карьеристом, скрупулезно хранящим все документы, имеющие хоть какое-либо отношение к службе.
Несколько по-иному рисуют Александра Павловича бабушкины воспоминания, хотя о многом она, видимо, не считает нужным мне рассказывать.
Пусть многие факты, ставшие мне известными только теперь, характеризуют деда не совсем лестно, я стала понимать его лучше. Раньше, при его жизни, над ним витал некий ореол таинственности, а сейчас, когда многих минут общения с ним уже не вернешь, я вижу: он был обычным человеком, со многими свойственными человеку слабостями.

Заключение

В лицее, где учится Юля, исследователей хватает

Проследив биографии моих родственников, я нашла в них черты сходства и различия.
Во-первых, на жизни Антонины Васильевны и Александра Павловича отразились все события, произошедшие в нашей стране. Можно сказать, что описание их судеб является своеобразным учебником, так называемой «историей в лицах»
Во-вторых, даже если судить по известным мне датам, от их продвижения по общественной лестнице напрямую зависели и профессиональная карьера, и материальное положение, в чем-то — семейная жизнь.
В третьих, быт и досуг Антонины Васильевны и Александра Павловича как активных членов КПСС существенно отличался от тех же у беспартийных сверстников.
Наконец, огромную роль в их общественной жизни сыграли объективные обстоятельства.
Александр Павлович вряд ли смог бы вступить в партию, если бы не ситуация, сложившаяся во время войны.
Антонина Васильевна же пошла в комсомол не по идейным соображениям, но потому, что это было в те годы престижно среди молодежи.
Партия много значила в жизни Александра Павловича и Антонины Васильевны.
Дедушка до конца своих дней остался преданным коммунистом. Бабушка же говорит сейчас, что не стала бы вступать в КПСС, предложи ей это заново, но, по-моему, свою роль здесь играет внушаемость Антонины Васильевны и ее доверие к телевизионным программам. Но в прошлые годы они относились к партийной и общественной работе очень серьезно.
Теперь, сравнивая количество комсомольских документов, которые сохранились у моих родителей и у представителей старшего поколения, можно заметить парадоксальную вещь: новые документы сохранились гораздо хуже.
Это можно объяснить тем, что со временем отношение молодежи к партии сильно изменилось: она перестала интересоваться жизнью партии и принимать ее близко к сердцу. Многие уже выходили из партийных рядов, многие, подобно моим родителям, оставались беспартийными. Сами партийные кадры стали относительно стабильными и постарели, что стало предметом анекдотов, которые возникали во множестве и пользовались большим успехом.
В течение многих лет ВКП(б), а затем КПСС считалась главной движущей силой нашего государства (об этом говорится в шестой статье Конституции СССР 1977 г.).
Несмотря на то что сейчас многие из тех идей ставятся под сомнение и пересматриваются, нельзя отрицать той огромной (положительной или отрицательной — вопрос другой) роли, которую она долгое время играла.