Семилетняя война

Семилетняя война разрушила прежнюю систему европейских отношений, осью которой являлось франко-австрийское соперничество в борьбе за гегемонию на континенте.

Корни этого противостояния уходили в ХVI в. Король Франциск I вел с австрийским императором Карлом V четыре войны и даже побывал в австрийском плену; верноподданным пришлось развязать кошельки, чтобы выкупить своего монарха. Отомстил Франциск по-крупному — натравив на австрийцев турецкого султана Сулеймана Великолепного; христианнейший государь пошел на союз с повелителем неверных, направленный против его католического австрийского величества...

Смена династии во Франции (восшествие на престол Бурбонов) не сказалась на противостоянии. Кардинал А.Ж.Ришелье, фактический правитель страны при Людовике XIII, вовлек Францию в Тридцатилетнюю войну (1618—1648), подорвавшую власть Габсбургов в Священной Римской империи германской нации, превратив это государственное образование почти что в географическое понятие. Каждый немецкий князь, даже тот, чьи владения тогда сравнивали с носовым платком, считался независимым и обладал полным набором суверенных прав.

В 1701—1714 гг. шла Война за испанское наследство, в которой участвовали Габсбурги и Бурбоны. В 1733—1735 гг. произошло новое столкновение между ними — в ходе Войны за польское наследство. В 1740—1748 гг. — еще одна схватка вокруг очередного наследства, на этот раз австрийского.

И вдруг в 1756 г. Бурбоны и Габсбурги заключили союз, инициатором которого стал общий враг, молодой прусский король Фридрих II, тогда еще не нареченный Великим. Французы с опозданием спохватились, что помогали не тому кому нужно и способствовали стремительному возвышению еще недавно скромного Прусского королевства.

*

В 1701 г. маркграф Бранденбургский Фридрих короновался в Кёнигсберге и стал королем. Его сын, Фридрих-Вильгельм, толстенький коротышка (прусская разновидность грибоедовского полковника Скалозуба) ценил мужчин высокого роста и набирал по всей Европе целые полки великанов. Прусское государство по сути превращалось в придаток армии. Петр I от широты душевной подарил пруссакам 300 богатырей.

В сети прусских вербовщиков в состоянии подпития попался Михаил Васильевич Ломоносов, подписавший в каком-то кабаке соответствующую бумагу. Правда, из крепости ему удалось бежать, иначе пришлось бы шагать в строю гренадеров под звуки флейты и дробь барабана.

Фридрих-Вильгельм не понимал, для чего человечеству нужны книги, науки, литература, музыка, театр, когда существуют плац-парад и общение за кружкой пива в клубах табачного дыма, т.е. настоящая жизнь!

Его сын, Фридрих, пошел не в отца: увлекся идеями Просвещения, тратил время на чтение философских трактатов, преклонялся перед французскими писателями, сочинял стихи, играл на флейте не хуже профессионального музыканта и — страшно сказать — по вечерам снимал мундир и ботфорты и обряжался в изысканного покроя французский халат! Ссоры короля с наследником зашли так далеко, что последний вздумал бежать, но был пойман и помещен в крепость, а его другу и сообщнику по распоряжению монарха отсекли голову. Лишь в последние годы жизни Фридрих-Вильгельм уразумел, что утонченный вкус и любовь к просвещению его отпрыск совмещает с глубоким интересом к военному делу.

На содержание войска при Фридрихе II уходило 80 % бюджета. Вступив на трон, монарх немедленно использовал армию по прямому назначению: в серии Войн за австрийское наследство (1740—1748) он отхватил у Габсбургов богатую, плодородную Силезию — и ограничился этим лишь потому, что на помощь австрийцам двигалась русская армия.

В 1740 г. в Вене считали, что прусскому королю как наследному носителю титула обер-камергера Священной Римской империи надлежит умывальник императору подносить, а не вызов ему бросать, но через 8 лет Вена подписала тяжелый и унизительный мир. Ее претензии на гегемонию в Европе повисли в воздухе — ведь не удалось справиться даже с одним курфюрстом.

Эра соперничества между Бурбонами и Габсбургами отходила в прошлое. Поэтому и стал возможным франко-австрийский союз 1756 г., который отцам и дедам показался бы противоестественным. В Европе (включая Россию) головокружительное возвышение Пруссии породило тревогу.

*

Мнения историков о причинах вовлечения нашей страны в европейский конфликт расходятся. «У меня нет сомнений, что участие России в Семилетней войне во многом обусловлено мстительным желанием Елизаветы проучить высокомерного зазнайку, атеиста и масона Фридриха, который с первых дней своего правления посмел вести себя в королевском обществе дерзко, нагло и бесцеремонно», — пишет Е.В.Анисимов. Иной позиции придерживаются Г.А.Некрасов и А.П.Шапкина. Они указывают, что Россия преследовала в войне определенную цель, и приводят в доказательство мнение Конференции при высочайшем дворе: следует «короля прусского до приобретения новой знатности не допускать, но паче силы его в умеренные пределы привести и одним словом неопасным его уже для здешней империи сделать»¹.

В этом стремлении — сделать Пруссию неопасной для России — заключена, видимо, суть тогдашней внешней политики Елизаветы.

Фридрих был агрессором не только на практике, но и в теории, по убеждению. Он наставлял своих наследников во втором политическом завещании (1768): «Знайте твердо, что каждый великий монарх желает расширить свое господство». Однако подчеркивал: «Государственный разум требует, чтобы подобные намерения оставались скрыты непроницаемым покровом, а их исполнение откладывалось, пока отсутствуют средства сделать это с успехом»².

Еще в своем первом завещании (1752) Фридрих выражал надежду, что «если этот дом [династия Гогенцоллернов] породит великих принцев, если дисциплина в армии будет поддерживаться в нынешнем состоянии, если в мирное время будут экономить — с тем, чтобы нести расходы войны, если они сумеют умело и мудро воспользоваться событиями, если, наконец, они придут к согласию между собой, — тогда я не сомневаюсь, что Пруссия ... возвысится и со временем станет одной из могущественных держав Европы».

И тут же следовало предупреждение: «Надо притворяться и скрывать свои планы, извлекать пользу из событий, терпеливо ждать наступления благоприятных обстоятельств, когда же они наступят — действовать энергично»³. А планы Бранденбургского дома распространялись на Байрейт, Ансбах, Мекленбург, Саксонию, занятую шведами часть Померании и польские земли на побережье Балтики. Россия в этот список не попала — не по зубам. Напротив, Фридрих жаждал сотрудничать с нею в польских делах. Поэтому перед Россией следовало выступать в облике лисы, а уж никак не льва.

В Петербурге в безобидность Фридриха не верили. Российская дипломатия уже давно обращала внимание двора на возрастание прусской мощи. Еще в 1744 г. посланник в Берлине М.П.Бестужев-Рюмин с тревогой сигнализировал: Пруссия «представляет для своих соседей немалую опасность. А если король по известному своему старанию распространять свои границы при каждом удобном случае еще больше себя усилит, то по влиянию, которое он получит в Польше и Швеции, станет очень опасен для России»⁴.

*

Нарушили хрупкий баланс сил в Европе англичане, заключившие 16 января 1756 г. с Пруссией так называемую Вестминстерскую конвенцию — документ на первый взгляд невинный и миролюбивый.

Стороны заверяли друг друга в стремлении оградить Европу от бедствий, связанных с войной. Пункт 2 Конвенции гласил: «Если же вопреки всем ожиданиям и в нарушение мира ... любая иностранная держава предпримет вторжение в Германию, две договаривающиеся стороны объединят свои усилия для наказания этих нарушителей и сохранения спокойствия в Германии согласно договору»⁵.

В Париже конвенция вызвала взрыв возмущения. Фактически Франция уже находилась в состоянии войны с Великобританией, оставалось лишь объявить ее формально. Британские войска с помощью американской милиции и отдельных индейских племен вытесняли французскую армию из Канады и Луизианы. Всё это красочно описано Фенимором Купером в романах о Кожаном Чулке. Джордж Вашингтон, тогда лояльный подданный его величества, проходил воинскую школу, будучи майором, а потом полковником ополчения колонии Вирджиния...

На морях господствовал британский флот, острова Альбиона для французов были недоступны, но на Европейском субконтиненте у сент-джеймсского кабинета было уязвимое место: король Георг II являлся одновременно курфюрстом Ганноверским. Об интересах монарха следовало заботиться; личная уния Великобритании с Ганновером побуждала кабинет подумать о защите этого немецкого княжества. А в интересах кабинета Тюильри было нанести удар именно по Ганноверу. По сути Вестминстерской конвенцией Георг II нанимал своего племянника Фридриха II (сына родной сестры Софии-Доротеи) охранять свои немецкие владения — разумеется, не даром, а за солидную субсидию.

Придя в себя от шока, вызванного подписанием конвенции, французы обратили внимание на Вену; их война с Великобританией перерастала в войну с Пруссией, вызвавшейся охранять домен Георга II. Габсбурги и Бурбоны заключили союз (Версальский договор) в мае 1756 г. 29 августа Фридрих напал на Саксонию и развязал войну, превратившуюся в Семилетнюю. Встревоженная Россия присоединилась к антипрусской коалиции (Петербургский союзный договор с Австрией 31 декабря 1756 г. — 11 января 1757 г.).

*

Во всякой коалиции противоречия между ее участниками неизбежны, и успех в войне зависит от умения их преодолевать. В блоке трех держав противоречий было так много, что разглядеть нить их сотрудничества порой едва удавалось.

Три двора объединяло одно — желание обуздать выскочку, а разъединяло многое. Зимний дворец хотел обеспечить российским войскам самостоятельный театр военных действий в Восточной Пруссии, далее — в западной ее части и Померании. В ходе войны предполагалось завоевать Восточную Пруссию, но не присоединять ее к России, а передать Польше, чтобы «во взаимство» получить от соседней дрежавы согласие на переход к России Курляндии (Южной Латвии), укрепив таким образом свои позиции в Прибалтике. Австрии следовало считаться с этими пожеланиями, заручившись содействием России в возвращении Силезии и графства Глац.

Всё это не означало устранения противоречий между двумя дворами: возрастающее могущество России глубоко тревожило Вену. 80-тысячную российскую армию гофкригсрат рассматривал как вспомогательную силу, долженствовавшую добывать для Австрии победу. Не успели полки фельдмаршала С.Ф.Апраксина пересечь границу, как в штабе появился союзный генерал с советами, которые были, однако, отвергнуты (он представил план «фальшивый, что и в действо произвесть нельзя»)⁶.

Франция вплоть до начала войны считалась основным антагонистом России на континенте. Колоссальное усиление России при Петре привело к подрыву французского влияния, прежде всего в Швеции, Польше и Турции.

«Россия в отношении к равновесию на севере достигла слишком высокой степени могущества», говорилось в инструкции послу И.Ж.Шетарди в 1740 г.⁷ На взгляд Шетарди, в скором времени представился удобный случай для подрыва оного могущества. Императрица Анна Иоанновна перед смертью назначила регентом своего фаворита, герцога Э.И.Бирона. («Небось», — прошептала царица; это было ее последнее слово.)

За десять лет пребывания в России Бирон не удосужился выучиться говорить и писать по-русски, но бразды правления принял с готовностью. Его сместил фельдмаршал Б.Х.Миних с командой из 80 человек. Потом правительница Анна Леопольдовна отправила в отставку самого Миниха, а император Иоанн Антонович, младенец, «произвел» своего отца герцога Антона-Ульриха, человека безо всякого военного опыта в чин генералиссимуса. И тут впору вспомнить слова Василия Осиповича Ключевского — насчет «курляндско-брауншвейгского табора, собравшегося на берегах Невы — дотрепывать верховную власть»⁸.

В придворных кругах, в гвардии, да и среди обитателей Петербурга зрело недовольство. Взоры обращались к царевне Елизавете, дочери Петра Великого и законной претендентке на престол. Ситуацией решили воспользоваться Шетарди и его шведский коллега, посланник Нолькен. Они стали пылкими поклонниками и сторонниками Елизаветы, пообещав поддержать ее притязания на трон деньгами. Шведы были готовы помочь и военной силой. Счет за свои услуги они представили, однако, непомерный — отказаться от Ништадтского мира 1721 г., т.е. от завоеваний Петра в Прибалтике. Елизавете Петровне пришлось обходиться без услуг северных соседей.

Мотовка-царевна всегда нуждалась в деньгах. Только вина ее двор и прислуга потребляли 600 ведер в месяц, но рушить дело отца Елизавета не соглашалась. Шетарди в погоне за успехом своего предприятия обогатил дипломатическую практику новым приемом: притаившись за кустами и запасшись бумагой с текстом, гусиным пером и чернильницей, он не раз подстерегал Елизавету на прогулках, чтобы добиться от нее подписи. Не удалось.

Шведы спровоцировали войну с Россией (1741—1742) под предлогом, который американский историк Р.Н.Бейн счел «в высшей степени фривольным»⁹, хотя точнее охарактеризовать его как фарисейский: одной из целей войны объявлялось стремление «избавить достославную русскую нацию ... от тяжелого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании»¹⁰ (как будто после утраты Россией Прибалтики иноземцы ее бы покинули).

Впоследствии Шетарди без ложной скромности приписывал себе основную заслугу в перевороте, приведшем Елизавету Петровну на престол. На самом деле в ночь с 25 на 26 ноября 1742 г., когда это действо произошло, дипломат мирно почивал в своих апартаментах. Вместо испрашиваемых у него Елизаветой 15 тысяч талеров он выдал ей всего 2 тысячи, и царевне пришлось заложить драгоценности. Перед тем как покинуть свой дворец, она обшарила шкатулки и наскребла еще 300 червонных — для раздачи солдатам.

Всё произошло легко и просто: Елизавета во главе гренадерской роты Преображенского полка (308 солдат и ни одного офицера) появилась перед Зимним. Выйдя из кареты, она завязла в глубоком снегу, молодцы-гренадеры подхватили ее на руки и внесли во дворец. Внутренняя охрана немедленно перешла на сторону царевны; брауншвейгское семейство было застигнуто в постелях и взято под стражу.

На первый взгляд переворот отдавал чем-то опереточным. На самом деле он имел глубокий смысл: устранялась чуждая для страны и равнодушная к ее нуждам Брауншвейгская династия; престол заняла женщина, с которой ее подданные связывали большие надежды. Отсюда проистекала безоговорочная поддержка Елизаветы всеми слоями общества.

Генерал П.П.Ласси разгромил вторгшуюся на территорию России шведскую армию в сражении под Вильманстрандом, взял на капитуляцию Гельсингфорс (Хельсинки) и проник далеко в глубь Финляндии. Шетарди очутился в глупейшем положении: по инструкции из Парижа он стал уговаривать уже ставшую императрицей Елизавету пойти на территориальные уступки шведам — они-де воевали исключительно из желания увидеть дочь Петра на престоле, да и гордость Франции пострадает, если советами ее представителя пренебрегут.

Эти притязания были отвергнуты с порога. По Абоскому миру 1743 г. к России отошли города Вильманстранд, Фридриксгам и Нейшлот. Границу слегка отодвинули от Петербурга.

...Минуло 14 лет. Превратности истории привели Францию к союзу с Россией, но не поколебали враждебного отношения версальского двора к Петербургу.

Парижское ведомство иностранных дел наставляло своего посла в России: «Нужно опасаться в равной мере последствий слишком большого влияния или слишком больших успехов русских в этой войне». Людовик XV в послании к преемнику Шетарди, Л.Бретейлю, выражался еще жестче: «Вы знаете ... целью моей политики в отношении России является устранение ее, насколько возможно, от дел в Европе... Всё, что может ввергнуть этот народ во мрак, служит моим интересам»¹¹.

Каждый участник антипрусской коалиции (в которую вступили и шведы — хотя держались особняком) тянул воз в свою сторону — вполне в духе Крыловской басни о лебеде, раке и щуке. Характерно, что в русско-австрийской конвенции от 1 марта 1760 г. важнейшее для России положение — о передаче ей Восточной Пруссии —фиксировалось не в основных статьях, а в особой Декларации, с которой Людовика XV не ознакомили из опасения, что король сбежит из союза.

*

В сражениях Фридрих создал себе репутацию великого полководца, хотя победы его войск чередовались с неудачами. Ему удалось заручиться лишь поддержкой Ганновера, Гессен-Касселя и Брауншвейг-Вольфенбюттеля. Великобритания снабжала короля деньгами, а сама теснила французов за морями.

В кампанию 1756 г. король без труда одолел слабую саксонскую армию. В мае следующего года он разбил австрийцев в Пражском сражении, но в июне те взяли реванш в бою при Келине.

Крайне неудачно действовали французы. Правда, они добились капитуляции малочисленной ганноверской армии, но проиграли сражение при Pocбaxe.

B кампанию 1758 г. союзники, несмотря на численное превосходство, не смогли добиться успеха. В 1759 г. появились признаки истощения Пруссии. Коалиция, созданная с целью умерить прусские притязания, имела под ружьем 350 тыс. человек, Фридрих с княжествами — 220 тысяч. Король умелыми маневрами сдерживал, впрочем, врагов и в нескольких битвах даже одержал верх. И все-таки положение было критическим.

В 1759 г. Фридрих с трудом собрал 120-тысячное войско — вдвое меньшее, чем у противников. Он потерпел сокрушительное поражение на поле Кунерсдорфа, и лишь несогласованность в действиях участников коалиции спасла пруссаков от полного разгрома.

1760 год ознаменовался временным занятием Берлина русскими и австрийскими войсками. 1761 г. Фридрих встретил, имея под знаменами менее 100 тыс. солдат — в основном иностранных наемников — против 230-тысячного войска у неприятеля. Каждая новая операция, даже удачная, приносила ему невосполнимые потери. По словам короля, он находился на грани гибели.

*

Российская армия в мае 1757 г. четырьмя колоннами (почти 100 тыс. человек, включая не слишком дисциплинированные полки казаков и калмыков) вступила в Восточную Пруссию. Пруссаки могли противопоставить ей лишь 22-тысячный заслон под командой фельдмаршала Г.Левальда. Передовой корпус В.В.Фермора осадил и взял порт Мемель.

Только 30 августа Левальд решился дать бой. Противники сошлись близ деревни Гросс-Егерсдорф. Битва продолжалась 10 часов. В решающий момент молодой генерал П.А.Румянцев, командовавший второй линией, ударил во фланг атакующей прусской пехоты — и та отступила. Потери пруссаков достигли 6 тыс. убитыми, и Левальд отвел свои потрепанные полки. Его не преследовали.

Апраксин известил императрицу о победе, а дальше начались чудеса. Малоподвижная российская армия, обремененная большим обозом (обслуга Апраксина насчитывала 120 человек, для перевозки его багажа использовали 240 лошадей), с величайшей поспешностью покинула Восточную Пруссию, побросав пушки и оставив даже раненых.

Апраксин оправдывал свои действия невозможностью зимовать в опустошенной войною стране и ссылался на мнение военного совета. Ему не верили; поползли слухи об измене. Фельдмаршала сместили, назначив на его место генерал-аншефа В.В.Фермора. Апраксин не дождался назначенного над ним следствия — и умер.

Дурной пример, гласит поговорка, заразителен. Преемники Апраксина, подобно ему, после успешного сражения удалялись с поля боя, не преследуя неприятеля. Наиболее правдоподобное объяснение этому — страх полководцев за свою судьбу; «матушка Елисавет» тяжело болела, не раз находилась при смерти. Потенциальный престолонаследник Карл-Петер-Ульрих Гольштейн-Готторпский, в православии — великий князь Петр Федорович, своих симпатий к Фридриху не скрывал.

И тогда что? Ссылка, Сибирь, как бы голову на плечах сохранить... И робели сердца людей, не боявшихся пуль и штыков...

Кампания 1758 г. началась рано, в январе, и была проведена вполне успешно. Жители столицы Восточной Пруссии, Кёнигсберга, не стали ждать подхода к городу российских войск и послали навстречу им депутацию, которая обратилась к В.В.Фермору с прошением о «дозволении им протекции» царицы.

«Все здешние начальные и чиновные люди, — докладывал генерал, — встретили меня в замке и отдались с глубочайшей покорностью Вашему императорскому величеству. При вступлении в город с распущенными знаменами, барабанным боем и музыкой производился во всем городе колокольный звон и играли на трубах и литаврах, а мещане, поставленные в парад, отдали честь с ружьем и музыкой».

Фермор объявил кёнигсбегцам, что Елизавета Петровна «вступает во владение Пруссией. Вы будете счастливы под ее кротким правлением, и я постараюсь сохранить ныне существующий порядок вещей»¹².

Вся Восточная Пруссия досталась Фермору почти без боя — Фридрих расправлялся с австрийцами в Силезии и Саксонии, заслон генерала Х.Доны не был способен к серьезному сопротивлению.

6 марта появился указ Елизаветы Петровны войскам: «Строжайшую воинскую дисциплину соблюдать и никому ни малейших обид, утеснений и озлоблений не делать, более того, соизволяем мы и среди войны пещись, насколько можно, о благосостоянии невиновных худому своему жребию земель и потому торговлю их и коммерцию не пресекать, но защищать и вспомоществовать».

Пребывание войск на неприятельской территории в те времена можно было уподобить эпидемии чумы. Указ свидетельствовал, что Восточную Пруссию разорять не собирались. Дисциплинированные немцы подчинялись безропотно. В 1760 г. к царице прибыла делегация нотаблей — выразить признательность за милостивое правление. В обращении появилась монета с изображением профиля царицы и надписью на латыни: «Елизавета, королева Пруссии»¹³. Фридрих не простил жителям лояльного отношения к российской короне и после возвращения провинции в свое королевство ни разу не посетил Кёнигсберга.

В августе 1758 г., когда В.В.Фермор осадил крепость Кюстрин в Померании, перед ним появился сам король Фридрих. Решающее сражение произошло 14 (25) августа у деревни Цорндорф. Первую атаку прусской пехоты удалось отбить со страшными для нее потерями, шуваловские гаубицы вырывали из рядов пруссаков сотни и сотни жертв, лишь диверсия кавалерии спасла остатки нападавших.

Но Фридрих гнал на русские линии одну волну своих войск за другой, в нескольких местах пруссакам удалось потеснить противника, но прорыва обороны не произошло. Под вечер последняя попытка овладеть полем боя не удалась, и король приказал протрубить отбой.

Побоище под Цорндорфом, «резня насмерть», как писал еще в прошлом веке Ф.Кони, не принесла решающего успеха ни одной из сторон. В.В.Фермор доложил императрице: в десятом часу вечера «уступила прусская армия российской место баталии». Генерал Петр Панин вносил грустное уточнение: «Мы остались властителями поля сражения, но или убитые, или раненые»¹⁴.

На ночь армии расположились в двух верстах друг от друга, а между ними было поле, усеянное телами мертвых и раненых.

Утром Фермор предложил королю заключить перемирие на 3 дня, чтобы предать земле убитых и позаботиться о раненых. Фридрих его перехитрил, отказав в просьбе, и оставил поле боя за собой. Фермор первым ушел с него, и король протрубил в рог победы. По замечанию американца Р.Аспри, «это была победа, которую он не мог себе позволить. Она стоила ему почти 13 тыс. жертв». Потери Фермора были не менее тяжелыми — 12,2 тыс. убитых, тяжело раненных и пропавших без вести¹⁵.

*

Кампанию 1759 г. Фридрих начал, имея (вместе с союзниками) 220 тыс. войск против 350 тыс. у коалиции. Новый главнокомандующий русской армии, фельдмаршал П.С.Салтыков, в мае осадил и взял Франкфурт и создал угрозу Берлину. Фридрих прекратил операции против австрийцев и двинулся навстречу русским, а к тем присоединился вспомогательный корпус Г.Э.Лаудона.

1 (12) августа у деревни Кунерсдорф на берегу Одера разыгралось самое кровавое сражение Семилетней войны. В 9 утра Фридрих начал атаку, потеснил первую линию русских, захватил пленных и несколько десятков пушек и отправил в Берлин гонца с вестью о победе. Но развить наметившийся успех не удалось. Вызванная для преследования отходящей русской пехоты кавалерия задержалась, обходя пруды и болота. Этим воспользовалась конница Румянцева и Лаудона — и ударила прусским гусарам во фланг, а шуваловские гаубицы, самые совершенные орудия того времени, перемалывали атакующую прусскую пехоту.

Провалилась попытка Фридриха овладеть господствующей высотой Шпицберг; картечь сметала карабкавшихся на нее солдат рядами. Пруссаки не выдержали: 15 часов утомительного марша к Кунерсдорфу, 9 часов резни... Те, кто не был ранен, валились с ног от усталости.

Фридрих пошел на отчаянный шаг, двинув на высоту полки прославленного кавалерийского генерала Ф.В.Зейдлица. В тыл ему ударили русские и австрийские конники. Пруссаки побежали толпами, среди них метался король, приказывая, требуя, умоляя остановиться. Его не слушали. «Адъютанты просили его покинуть поле боя, он отказывался... Казачьи отряды, словно волки добычу, сжимали кольцо»¹⁶. Наконец королевского коня подхватили под уздцы, и монарх в сопровождении нескольких гусар ускакал прочь.

На ночь Фридрих расположился в деревушке Риттвайн — в лачуге на охапке соломы. Рядом стонали раненые офицеры. При свете свечи король писал своему министру К.Финкенштейну: «Я собирал их [солдат] трижды; наконец понял, что попаду в плен, и должен был покинуть поле боя. Мой мундир в дырах от пуль, подо мной убиты две лошади. Мое несчастье в том, что я еще жив... От армии в 48 000 у меня не осталось и 3000. Вокруг все бегут, я больше не господин своего народа... Я не выдержу этого жестокого испытания... Прощай навсегда»¹⁷.

Придя в себя, Фридрих собрал 18 тыс. разбежавшихся солдат. Неприятель его не преследовал. Фельдмаршал Л.Даун не откликнулся на просьбу Салтыкова о поддержке, и тот, пространствовав шесть недель в междуречье Одера и Нейсе в поисках базы снабжения, где можно было бы перезимовать, и так и не найдя ее, отошел в Польшу.

*

В кампанию 1760 г. Фридрих перешел к позиционной обороне, опираясь на цепь крепостей и укрепленных лагерей, которые союзники не могли миновать, не подвергаясь опасности удара в тыл. Самая значительная операция года — занятие Берлина — объяснялась желанием выманить пруссаков из-за стен, рвов и палисадов в чистое поле, где и разгромить. Первая часть замысла удалась блистательно, вторую осуществить не получилось.

Для похода на Берлин был выделен корпус З.Г.Чернышева (20 тыс. штыков и сабель) и австрийский отряд Ф.М.Ласси (14 тысяч). Командир австрийцев был, кстати, сыном российского фельдмаршала П.П.Ласси. Марш к прусской столице занял шесть дней. После пятидневной бомбардировки, 28 сентября (9 октября), комендант сдал город.

Немецкие историки признают, что никогда еще победитель не обращался с побежденным столь гуманно. Бургомистр безропотно согласился выплатить 2 млн. талеров контрибуции. Пороховые, литейные и оружейные предприятия были разрушены. Австрийцы в отведенном им секторе от грабежей не воздержались, разгромив дворцы Шёнхаузен и Шарлоттенбург.

Узнав о приближении крупных прусских сил, отряд покинул город. Цель была достигнута, моральный эффект от захвата был велик: прославленный полководец Фридрих оказался не в состоянии защитить Берлин; значит, дела его плохи. Стратегический замысел удался; пруссаки покинули прекрасно оборудованные позиции в Саксонии, Силезии и Померании, развязав союзникам руки. Фридрих это сознавал: «Еще одна операция, и всё кончено: или смерть, или спасение»¹⁸.

Пока Фридрих пытался «изловить» корпус З.Г.Чернышева, фельдмаршал Л.Даун занял слывший неприступным лагерь пруссаков в Саксонии. Король бросился назад, и в двухдневной битве при Торгау одолел-таки неприятеля, хотя Даун держался чрезвычайно упорно; его артиллерия сметала наступавшие батальоны один за другим, а конница теснила неприятельские фланги. Исход сражения решила атака гусар генерала Г.Цитена. Австрийцы спешно отступили по трем мостам через Эльбу.

Победитель потерял, однако, 17 тыс. солдат — треть своей армии. Король распорядился страшной цифры не оглашать; его позиции в Саксонии были восстановлены.

*

Приближался 1761 год. Фридрих зимовал в Лейпциге. Британский посланник Э.Митчелл докладывал своему двору: «Страдания подданных короля Пруссии в Бранденбурге, Силезии и других провинциях так велики, что, как я опасаюсь, он мало что наберет с этих провинций для своей армии на предстоящую кампанию... Какими ресурсами он обладает на сей счет, помимо доходов от Саксонии, мне неизвестно»¹⁹.

Но и завоеванная Саксония была обобрана до нитки. Ее плененную армию Фридрих заставил присягнуть прусскому знамени и зачислил в свои полки. «Король набирал в Саксонии рекрутов для пополнения своих войск и старался увеличить финансовые средства за счет побежденных». Саксония была обложена тяжелой податью; запасы фарфора знаменитой Мейсенской фабрики проданы.

Провинция поставила королю 10 000 рекрутов, внесла в казну два миллиона червонцев, поставляла — тысячами голов — лошадей и рогатый скот на содержание прусской армии. «Обширные саксонские леса были порублены, сплавлены по Эльбе до Гамбурга и обращены в деньги», — писал Ф.Кони в вышедшем полтора столетия назад апологетическом опусе, посвященном императрице Александре Федоровне, правнучке Великого Фридриха (ныне переизданном)²⁰.

Подобной же участи подверглось герцогство Мекленбург и княжество Ангальт.

Фридрих жаловался в письме одному из своих корреспондентов: «Если Вечный Жид существовал, он, верно, не вел такой скитальческой жизни, как я. Мы начинаем походить на странствующих комедиантов, у которых нет ни отчизны, ни родного очага. Мы кочуем по свету и разыгрываем наши кровавые трагедии только там, где неприятель дозволяет устроить наш театр... Развалины и нищета — вот презренные памятники наших громких подвигов». Но странствующие комедианты были безвредны и даже доставляли удовольствие, а Фридрих повсюду сеял смерть.

*

Для кампании 1761 г. король едва наскреб 100 тыс. человек, причем на три четверти не из пруссаков. Лучшие командиры лежали в земле или ковыляли на костылях; среди офицеров встречались 14-летние кадеты²¹.

Спасали Фридриха непрерывные разногласия в стане противников. Российскую армию рвали на части: курфюрст Август просил освободить Саксонию; французы требовали, чтобы Салтыков взял Штеттин (Шецин); императрица Мария-Терезия настаивала на переброске русских в Силезию.

Сам Салтыков планировал осаду и взятие крепости Кольберг и занятие побережья Померании. Его не послушали, мнение Марии-Терезии возобладало. Салтыков двинул свои полки к Бреславлю. Шли не торопясь, захватывая по пути небольшие крепости.

Фридрих засел в укрепленном лагере при Бунцельвице и старался маршами и контрмаршами предотвратить объединение австрийских и русских сил. Это оказалось выше его возможностей. Сменивший Салтыкова фельдмаршал А.Б.Бутурлин привел свою армию на подмогу Г.Лаудону. У коалиции было 135 тыс. солдат — против 50 тысяч у Фридриха.

Пoкa союзники медлили, король превратил свой лагерь в крепость, обнес его палисадом. За валами притаились 460 пушек²².

Но к Лаудону — лучшему из цесарских полководцев, — прибыл не военачальник, а царедворец в фельдмаршальском мундире. Матушка Елизавета доживала последние месяцы, ее повелений не ослушаться было нельзя, но и гнева наследника следовало избежать. Поэтому Александр Борисович прямой приказ о соединении с союзниками выполнил, но в бой не рвался, тем более что Лаудон явно хотел сберечь свои войска и возложить основную тяжесть операции на русских.

Бутурлин мыслил по-иному — и предоставил цесарскому военачальнику лишь корпус в 26 тыс. штыков и сабель, а сам, сославшись на нехватку продовольствия, удалился.

Лаудон с помощью полков З.Г.Чернышева действовал удачно и захватил город Швейдниц с продовольственными складами и арсеналом. Но вместо заслуженной награды на него обрушился гнев императрицы-королевы Марии-Терезии, ибо полководец не согласовал операцию с кабинетными стратегами из гофкригсрата...

5 декабря 1761 г. Румянцев взял на капитуляцию крепость Кольберг. Побережье Померании было открыто для продвижения российских войск. По словам Фридриха, Пруссия «агонизировала и ждала соборования». Дела на дипломатическом фронте складывались не лучше. Умер дядя Фридриха, английский король Георг II. Следующий Георг (а точнее — британский кабинет) утратил интерес к союзу с Пруссией: колониальная война завершилась триумфом: французов вытеснили из Канады, из части Луизианы, из владений в Индии. Пора было закреплять достигнутые успехи в мирном договоре. Фридриху прекратили выплату субсидии.

*

25 декабря 1761 г. (5 января 1762 г.) скончалась Елизавета Петровна. Фридрих обрядился в траур, а своему министру К.Финкенштейну писал: «Первый луч света воссиял, благодарение небесам за это».

В узком кругу он выражался не столь возвышенно: «Morta la Bestia, morto il velena» (Бестия умерла, иссяк ее яд). Пасторы в кирках вознесли молитвы во здравие доброго немца Карла-Петера-Ульриха (он же Петр Федорович). Сам Финкенштейн полагал, что новый царь «рожден для счастья Пруссии»²³.

Еще раз подтвердилась та истина, что роль личности в истории огромна. В предшествовавший год только воля и упорство Елизаветы Петровны спасали расползавшуюся по всем швам коалицию. Людовик XV, проиграв колониальную войну, растеряв владения за океаном, утратил интерес к Ганноверу. Императрица-королева Мария-Терезия некогда произнесла фразу, облетевшую всю Европу: она готова отдать последнюю юбку, лишь бы вернуть себе Силезию. Злоключения войны сделали, однако, австрийскую монархиню склонной к компромиссу, и расставаться с гардеробом она уже не желала. Правда, зондажи насчет мирных условий успеха не приносили: Фридрих не хотел уступать ни пяди земли.

С конца 1759 г. антипрусская коалиция не распадалась лишь благодаря твердой позиции российской императрицы. Тезис официальной немецкой пропаганды, согласно которому объединенная Европа будто бы нe могла вырвать Силезию из железных объятий Фридриха, не соответствовал действительности — король с трудом удерживал клочек Силезии.

«И Франция, и Австрия были готовы в полной мере использовать военные ресурсы России ради достижения собственных целей и крайне сдержанно относились к возможной награде для своего лояльного и усердного союзника... Никогда еще в истории монархии французская дипломатия не вела себя столь легкомысленно и капризно»²⁴. (О Людовике XV современники говорили, что он только и делал, что ставил палки в колеса другим участникам коалиции.)

Россия из вспомогательной силы, в качестве которой ее привлекли в союз (в инструкции С.Ф.Апраксину от 5 октября 1756 г. Конференция при высочайшем дворе так и писала: «Наша армия будет только помощною двух атакованных, венского и дрезденского, дворов»), превратилась в 1759 г. в становой хребет коалиции.

Цесарский двор должен был с этим считаться. В подписанной 21 марта 1760 г. конвенции с Австрией обе стороны обязывались «обще и согласно к тому употребить, чтоб Королевство прусское, ныне оружием императрицы всероссийской действительно уже завоеванное, ее величеству уступлено было, как справедливое награждение за претерпенные в нынешнюю войну убытки и показанную общему добру делу генерально услугу»²⁵. Как уже говорилось, стороны зафиксировали это важнейшее положение в особой Декларации, скрытой от Людовика XV — из опасения, что, узнав о нем, он покинет коалицию.

В августе 1760 г. казаки перехватили гонца с письмом Фридриха герцогу д’Аржансу: «Во всю жизнь мою не бывал я еще в столь затруднительных обстоятельствах, как в нынешнюю кампанию... Не знаю, переживу ли я нынешнюю войну, но буде сие случится, я твердо предпринял остальные дни проводить в уединении, в философии и в дружбе».

В российском штабе познакомились с посланием короля; было ясно, что от занятий философией он пока далек, а союзники ослабели духом. И то и другое учитывалось при составлении плана операций на 1761 г.: «Французскую армию совсем выживут из [Германской] империи и с великим ее уроном проводят за реку Рейн». Австрийскому генералитету не доверяли; исключение делалось для барона Г.Лаудона, с которым и собирались сотрудничать: надо, чтобы в Силезии «порученная ему армия состояла по меньшей мepe из пятидесяти тысяч человек».

Считалось, что русских Фридрих разгромить их не в состоянии: «Для нашей армеи отнюдь никакой опасности нет, сколько бы оная прусские земли ни занимала и как бы далеко ни углублялась в оные...»²⁶

*

Король возлагал надежды на фантастические комбинации: поднять в Польше восстание, заключить союз с Данией, натравить на Россию турок, организовать набег крымских татар. Хотя средств было в обрез, Фридрих пытался подкупить двух близких к Елизавете вельмож — М.И.Воронцова и И.И.Шувалова, посулив им миллион талеров, — причем не за выход России из войны, что представлялось недостижимым, а за то, чтобы российская армия вела себя по возможности пассивно. Не получилось.

Но всё это было до рокового в истории Семилетней войны дня 5 декабря 1761 г., когда со смертью Елизаветы Петровны перевернулось всё и вся. К Фридриху прискакал адъютант нового государя Петра III А.В.Гудович с пальмовой ветвью. Король вышел к нему в трауре, со скорбным выражением лица и словами соболезнования на устах, но тотчас понял, — зря, в Зимнем дворце подули иные ветры: «Я встречаю Вас, как Ной встретил голубя, принесшего ветвь мира на ковчег».

Фридрих спешно направил в Петербург своего посланника, полковника Б.В.Гольца. Король, по-видимому, еще не сознавал, как ему повезло... Гольц был уполномочен в случае необходимости согласиться на уступку России Восточной Пруссии в обмен на компенсацию в другом месте — впрочем, не определенную и не обговоренную.

Царь отвел Гольцу особняк подле Зимнего и предоставил ему роскошную карету. Фридриха он известил, что ни на что не претендует, и посоветовал своим ошарашенным союзникам последовать его примеру по части великодушия.

Фридрих не скупился на комплименты, обнаружив у Петра Федоровича качества выдающегося государственного мужа и начисто забыв свою характеристику 1752 г.: «Принц без ума ... и ненавидимый русскими»²⁷. Русский император получил чин генерал-майора прусской службы и был награжден орденом Черного орла. Петр обрядился в узкий мундир, прилюдно лобзал бюст Фридриха и преклонял колени перед его портретом, коим украсил кабинет.

Царь предложил королю самому составить текст мирного договора между двумя странами. Тот для приличия немного поломался и согласился.

По условиям мира, подписанного 24 апреля (5 мая) 1762 г. Россия отказывалась от всех своих завоеваний; итоги пяти кровопролитных кампаний уничтожались одним росчерком пера. Согласно артикулу 6 трактата, «все области, города, места и крепости, его прусскому величеству принадлежащие, кои в течение сей войны заняты были российским оружием», возвращались королю. Канцлер М.И.Воронцов вздумал было внести кое-какие поправки в текст, но царь пресек его намерение²⁸. Никакой компенсации за понесенные издержки не предусматривалось. Прежним союзникам «давалась отставка».

Выходки новоявленного друга внушали прусскому королю тревогу. Фридрих наставлял Петра: надо соблюдать благоразумие, не раздражать подданных пренебрежением к их обычаям и, главное, поскорее короноваться. В письмах немецкого монарха упоминалась и императрица Екатерина Алексеевна, которой прусский монарх приписывал совершенно чуждую ей душевную кротость; зная о ее популярности, он просил Петра советоваться с супругой. Сам же проявил заботу о прежде ограбленном княжестве Ангальт-Цербстском, родине Екатерины, и направил туда крупную сумму денег.

Петр советам друга не внимал, заверяя в ответ, что «держит русских в руках». Он рвался в поход на коварную Данию, которая некогда отторгла от родного Гольштинского герцогства провинцию Шлезвиг.

За полгода правления император попрал национальные и религиозные чувства подданных; его царствование воспринималось как время глубокого унижения, пренебрежения традициями, надругательства над святынями и непонятного никому отказа от достигнутой уже по существу победы. У армии похитили триумф — и кто? Царь! Общее настроение выразил Михаил Васильевич Ломоносов:

Слыхал ли кто из в свет рожденных,
Чтоб торжествующий народ
Предался в руки побежденных?
О, стыд, о, странный оборот!

Петр не знал русских — и конец императора был страшен. 28—29 июня 1762 г. его собственная супруга совершила переворот, и через несколько дней появилось извещение о кончине Петра Федоровича — якобы от «геморроидальных колик».

В Берлине эта весть вызвала шок. Фридрих распорядился перевезти казну из столицы в Магдебург — кто знает, вдруг эти русские вновь вздумают воевать? Но «старый Фриц», как звали своего командующего солдаты, недаром слыл лицедеем: в Петербург поскакали фельдъегери с посланием, в котором он поздравлял кузину Екатерину Алексеевну с восшествием на престол.

В нашу столицу спешно прибыл и австрийский уполномоченный с настойчивой просьбой о возобновлении союза, а стало быть, и войны.

*

Загонять Фридриха в тупик значило отдавать его на расправу австрийцам и непомерно усиливать Габсбургов. В Петербурге понимали, что рано или поздно придется воевать с Турцией за выход к Черному морю и освоение богатейших южных земель. А здесь Австрия — соперник, а может быть, и противник. Османскую империю Вена считала естественным противовесом могуществу России.

Расходились интересы двух держав в польских делах, каждая хотела посадить на варшавский трон своего ставленника вместо одряхлевшего Августа III. Высокомерие «цесарцев» раздражало, их стремление загребать жар чужими руками, используя в своих интересах российскую армию, вызывало неприязнь. Крылатое выражение Екатерины: «Мы ни за кем хвостом тащиться не будем» — выражало мнение влиятельных кругов в гвардии и при дворе.

Назначенный управлять Коллегией иностранных дел Никита Иванович Панин поставил точку над i: «Мы затверделому в делах австрийскому самовластию и воле следовать не хотим и во взаимных интересах наших с оным двором ведаем определить истинное равновесие»²⁹.

Домашние дела пришли в полное расстройство. Действующая армия 8 месяцев не получала жалованья, в казне хоть шаром покати, а долгов накопилось на миллионы, монастырские крестьяне волновались.

Екатерина пришла к выводу: «Мир нужен этой обширной стране. Мы нуждаемся в населении, а не в опустошениях». Понадобится по крайней мере пять лет для приведения дел в порядок. Поразмыслив, императрица решила договор с Пруссией не рвать.

Выход России из конфликта воочию продемонстрировал, что ее войска являлись основным фактором мощи коалиции. Силы сторон уравнялись, Фридрих вернул себе Силезию. Корпус его брата, принца Генриха, занял почти всю Саксонию. Франция, потеряв в Северной Америке Канаду, часть Луизианы, а также свои владения в Индии, подписала с Великобританией Парижский мирный договор (10 февраля 1763 г.).

Военные действия против Пруссии для нее теряли смысл. Людовик XV пошел на перемирие с Фридрихом. Его примеру последовала Мария-Терезия. Губертусбергский договор (22 февраля 1763 г.) не изменил ни одной пограничной линии в Европе. Фридрих сохранил за собой Силезию.

Но трактат обозначил резкое изменение в соотношении сил. Пруссия стала претендовать на ранг великой державы, хотя аннексионистские поползновения короля получили отпор. Сергей Михайлович Соловьев писал даже о «войнобоязни» Фридриха; расширения границ Пруссии он стал добиваться умом и хитростью, а не мечом.

Серьезно ослабленные Франция и Австрия прекратили соперничество за гегемонию в Европе. Несмотря на потери, связанные с прошедшим лихолетьем, международный авторитет и позиции России на континенте окрепли; сам ее выход из войны и последовавший развал коалиции показали, что ни одно крупное свершение без участия Петербурга немыслимо.

Семилетняя война 1756—1763 гг (карта)

____________
1 См.: Анисимов Е.В. Женщины на российском престоле. М., 1997. С. 263; История внешней политики России; XVIII век. М., 1998. С. 153—154.
2 Benninghafen Fr., Borseh-Supan H., Gundermann A. Friedrich der Grosse. Politische Testamente. Berlin, 1922. S. 210; Новая и новейшая история. 1997. № 6. С. 153—154.
3 Asprey R. Frederick the Great. An Enigma. New York, 1986. P. 408—409.
4 Цит. по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1963. Кн. XI. С. 278—279.
5 Цит. по: Яковлев Н.Н. Европа накануне Семилетней войны. М., 1997. С. 138—139.
6 Семилетняя война. М., 1948. С. 95—99.
7 См.: Соловьев С.М. Указ. соч. М., 1963. Кн. Х. С. 216.
8 Ключевский В.О. Русская история. М., 1993. Т. 3. С. 110.
9 Bain R.N. The Daughter оf Peter the Great. Saint Clair Shores, 1969. P. 38.
10 Анисимов Е.В. Указ. соч. С. 175.
11 Грюнвальд К. Франко-русские союзы. М., 1968. С. 53, 192.
12 Кони Ф. Фридрих Великий. Ростов н/Д., 1997. С. 306, 339—340.
13 Валишевский К. Дочь Петра Великого. М., 1990. С. 479—490; Семилетняя война. С. 240—241.
14 Семилетняя война. С. 331.
15 См.: Asprey R. Op. cit. P. 499; Семилетняя война. С. 337, 488.
16 Asprey R. Op. cit. P. 517.
17 Ibid. P. 520.
18 Семилетняя война. С. 484, 703; Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII века. Л., 1986. С. 124—125.
19 Asprey R. Op. cit. P. 545.
20 См.: Кони Ф. Указ. соч. С. 279, 386.
21 См.: Benninghafen Fr., Borseh — Supan H., Gundermann A. Op. cit. S. 216.
22 См.: Кони Ф. Указ. соч. С. 416—417.
23 Павленко Н.И. Екатерина Великая. М., 1999. С. 178.
24 Bain R. Op. cit. P. 286—289.
25 Семилетняя война. С. 63.
Тогда под Прусским королевством подразумевали Восточную Пруссию. Основная часть владений Фридриха именовалась Брандебургом (см. там же, с. 551—555).
26 Там же. С. 639—640, 714—715.
27 Asprey R. Op. cit. P. 406, 551—552.
28 См.: Чечулин Н.Д. Внешняя политика России в начале царствования Екатерины II. CПб., 1896. C. 45, 46.
29 Век Екатерины II: Дела балканские. М., 2000. С. 26—27, 36.