Юрий КОЖИН
Заложники в годы гражданской войны в России
Огромную роль в подготовке русской революции сыграла мировая война, которая наложила отпечаток особой ожесточенности на противостояние основных политических и социальных сил. Война вовлекла в исторические события народные массы, обострила все конфликты и противоречия, подвергла людей тяжким испытаниям и вложила им в руки оружие...
Падение многовекового царства вызвало переворот в общественном сознании, и массы, сбрасывая с себя оковы традиций, морали, привычных представлений, оказались очень восприимчивыми к экстремистской проповеди большевиков. Сдерживающий обруч самодержавия лопнул, что в итоге привело к анархии и национальной катастрофе огромного масштаба, породившей диктатуру.
1. На пути к официальному введению института заложников (февраль 1917 — август 1918 г.)
С момента начала Февральской революции в России происходила эскалация насилия и жестокости, взаимного подозрения и недоверия. Рабочие, крестьяне, солдаты вымещали накопившуюся классовую ненависть и озлобление на генералах и офицерах, помещиках и фабрикантах. Заодно доставалось и интеллигенции, особенно ее высшим, высокооплачиваемым слоям.
Сколько бы ни пытались некоторые современники событий и позднейшие исследователи морально возвысить Февральскую революцию над Октябрьской, стремясь изобразить первую как общенародную, разумную, а потому и бескровную, факты говорят об ином.
Именно в ту «весеннюю пору революции» насилие стало чуть ли не нормой; оскорбления и убийства «слуг старого режима» вошли в повседневную практику. Напомним об убийствах городовых, жандармов, особенно частых в Петербурге и Москве, о кровавых pacпрaвах с офицерами Балтийского флота. Речь идет о сотнях жертв по всей стране, принесенных во имя торжества революции.
С начала Февральской революции начались самосуды. Причиной их, как пишет И.3.Штейнберг, «были разлаженность и бездействие административного и, главным образом, судебного аппаратa». Но корни происходившего, наверное, следует искать в социальной несправедливости, в очевидных различиях между власть имущими и бесправной массой, в укоренившемся психологическом противостоянии бедных и богатых.
Впрочем, самосуды вскоре прекратились, не став обычаем жизни. Неизбежную в дальнейшем ходе революции политическую и социальную борьбу можно и нужно было направить в русло организованных массовых движений. К несчастью, далеко не все политические партии поняли эту истину. Партия большевиков, например, сознательно стремилась к разжиганию страстей, играя на наиболее низменных чертах народного характера.
Борьбу классов марксисты-ленинцы легко подменили травлей групп и лиц. Большевики стремились персонифицировать то, что представлялось лидерам РСДРП(б) как помеха в политической борьбе. Порой споры с политическими оппонентами выливались в сознательно инспирированные физические расправы…
К сожалению, Временное правительство не смогло справиться с чудовищным ростом преступности. Летом 1917 г., насмотревшись на деятельность правительства, А.Блок писал:
«Это царство беспорядков, сплетен, каверз, растерях. Я нисколько не удивлюсь, если народ, умный, спокойный, понимающий, начнет вешать и грабить интеллигентов — для водворения порядка».
И вот большевики оказались у руля власти. Самые воинственные заявления первых недель Октябрьского переворота принадлежат Троцкому, чья роль в деятельности Военно-революционного комитета, в организации захвата власти большевиками придает его высказываниям особое значение. Именно Троцкий вслед за подавлением восстания юнкеров (на следующий день после переворота) заявил:
«Пленные являются для нас заложниками. Если нашим врагам доведется брать наших пленных, то пусть они знают: каждого рабочего и солдата мы будем обменивать на 5 юнкеров. Они думали, что мы будем пассивны, но мы показали, что, когда дело идет об удержании завоеваний революции, мы можем быть беспощадны».
Таким образом, уже на второй день после победы восстания в столице были сделаны первые шаги на пути создания института заложников. Правда, в первые дни советской власти заложников обменивали, а позже их, как правило, расстреливали… «Не в белых перчатках по лаковому полу пройдем мы в царство социализма», — заявил Троцкий на Всероссийском съезде крестьянских депутатов.
Знакомство с источниками, повествующими о первых месяцах существования большевистской власти, позволяет сделать вывод, что новое руководство страны с самого готовило почву для создания института заложников. Очевидно, что если бы и не было покушения на Ленина, был бы найден какой-нибудь другой повод. Заложничество рассматривалось большевиками как одно из основных средств удержания и укрепления своей власти.
«Украв власть в октябре 1917 г., большевики в страхе за свою шкуру заподозрили всех в попытках к контрреволюционным против них выступлениям и, чтобы напугать в большинстве случаев совершенно неактивных, а только пассивных своих противников и показать свою силу, большевики прибегали к системе террора по отношению ко всему населению. Была создана целая система надругательства над теми, кто не принадлежал к рабочему классу, и преследований, начинавшихся арестами и кончавшихся большей частью расстрелом».
Население было разделено на пролетариат и буржуазию. Пролетарии стали привилегированным слоем, буржуа — гонимыми. «К буржуям были причислены все интеллигенты: от профессора до сельского учителя, от инженера с крупным имением до его десятника, от богатого коммерсанта до его мелкого приказчика, от крупного промышленника до мелкого кустаря, сапожника, от знаменитого доктора до скромной труженицы сестры милосердия и т.д. Каждый, кто имел свою квартиру или хотя бы даже одну, но чистую комнату, свою опрятную кровать, свой стол и свои книги, кто мыл себе руки и не ходил в грязном белье, — все были причислены к буржуям».
На второй день после Октябрьского переворота, 28 октября 1917 г., видный вождь российской социал-демократии Г.В.Плеханов предупреждал о возможности гражданской войны в открытом письме петроградским рабочим:
«Несвоевременно захватив политическую власть, — писал он, — русский пролетариат не совершит социальной революции, а только вызовет гражданскую войну».
Справедливости ради отметим, что в первый момент после захвата власти большевиками Каменев, несколько дней исправлявший должность главы законодательной власти, без ведома вождя отменил закон о смертной казни, принятый еще Временным правительством. Узнав об этом решении, Ленин воскликнул:
«Вздор! Как же можно совершить революцию без расстрелов! Неужели вы думаете справиться со всеми врагами, обезоружив себя? Какие еще есть меры репрессий? Тюремное заключение? Кто ему придает значение во время гражданской войны, когда каждая сторона надеется победить?»
Лев Борисович Каменев пытался убедить лидера своей партии, что речь идет только об отмене сметной казни для дезертиров — тем более, что отменить ее большевики обещали в своей пропаганде и агитации накануне Октября. «Ошибка, — ответил Ленин, — недопустимая слабость!» — и предложил тотчас отменить либеральный декрет. «Но это произведет крайне неблагоприятное впечатление! — отвечали Ильичу. — Лучше просто прибегнуть к расстрелу, когда станет ясным, что другого выхода нет».
Прошло два с небольшим месяца, и СНК, предписывая создать «батальоны для рытья окопов из состава буржуазного класса мужчин и женщин под надзором красноармейцев», постановил «сопротивляющихся расстреливать». «Контрреволюционных агитаторов» также предлагалось «расстреливать на месте преступления».
Несколькими месяцами раньше, после признания переворота Петербургским советом, его Военно-революционный комитет разослал всем армейским комитетам действующей армии и всем советам солдатских депутатов объявление, в котором, в частности, говорилось:
«Военно-революционный комитет призывает революционных солдат бдительно следить за поведением командного состава. Офицеры, которые прямо и открыто не присоединились к совершившейся революции, должны быть немедленно арестованы как враги».
Именно в первые дни после того, как большевики оказались у власти, ими был введен в оборот термин враг народа.
Вот что говорится в обращении ВРК и ВЦИК советов (ноябрь 1917 г.):
«Чиновники государственных и общественных учреждений, саботирующих работу в важнейших отраслях народной жизни, объявляются врагами народа. Их имена отныне будут публиковаться во всех советских изданиях, и списки врагов народа будут вывешиваться во всех публичных местах. Люди, которые усугубляют хозяйственную разруху и подрывают продовольствие армии и страны, являются отверженцами и не имеют права на пощаду... Все вообще народные организации приглашаются установить над контрреволюционными чиновниками, подрывающими народную власть, бдительный и суровый надзор... Кто не хочет работать с народом, тому нет места в рядах народа».
Врагами народа для большевиков были все те, кто хоть в чем-то не соглашался с их политикой. Все свои провалы власть сваливала на происки врагов и расправлялась с этими людьми беспощадно.
В конце ноября 1917 г. СНК обратился ко всем «трудящимся и эксплуатируемым» в связи с подавлением «контрреволюционного восстания буржуазии, руководимого кадетской партией»:
«Прямая гражданская война открыта по инициативе и под руководством кадетской партии. Центральный комитет этой партии является сейчас политическим штабом всех контрреволюционных сил страны. Политические вожди контрреволюционной гражданской войны будут арестованы. Буржуазный мятеж будет подавлен, чего бы это ни стоило. Долой буржуазию!»
Почти одновременно с этим обращением выходит декрет «Об аресте вождей гражданской войны против революции» следующего содержания:
«Члены руководящих учреждений партии кадетов, как партии врагов народа, подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов. На местные советы возлагается обязательство особого надзора за партией кадетов в виду ее связи с корниловско-калединской гражданской войны против революции. Декрет вступает в силу с момента его подписания».
28 ноября 1917 г. этот декрет подписали Ленин, Троцкий, Авилов (Глебов), Стучка, Менжинский, Джугашвили (Сталин), Петровский, Шлихтер, Дыбенко, Бонч-Бруевич. Этот документ означал, что отныне не реальное лицо обвиняется в реальном преступлении, а политическая абстракция, т.е. партия кадетов, огульно «предается подозрению и гневу, что люди, входящие в эту абстракцию перестают существовать как живые, страдающие существа, что в минуту ярости или бессилия народ может направить на них свое мнимое возмездие».
В тот же день, 28 ноября 1917 г., Петроградский ВРК арестовал руководящих деятелей ЦК партии кадетов.
Позднее И.3.Штейнберг писал:
«Круговая порука и заложничество, железным обручем охватившие сейчас всю революцию, были впервые созданы этим декретом советской власти».
Неудивительно, что именно Партия конституционных демократов первой из политических сил впала в немилость у большевиков — ведь основу ее составляли интеллигенция и либерально-монархическая буржуазия, а, как хорошо известно, новая власть не испытывала теплых чувств к этим слоям населения.
Участие кадетов в подготовке антибольшевистских выступлений не подлежало сомнению, но оценка конституционных демократов как вождей гражданской войны представляется крайне преувеличенной. Либералы в Белом движении находились на вторых и третьих ролях.
Эскалацию большевистского насилия можно проследить по страницам газеты «Известия ВЦИК». Приведем ряд примеров.
1 ноября 1917 г. газета опубликовала обращение председателя ВРК Н.Подвойского ко всем гражданам Петрограда. Город и его окрестности объявлялись на осадном положении, а «всякие собрания и митинги на улицах и вообще под открытым небом запрещаются впредь до особого распоряжения».
Правда, в том же номере напечатано обращение наркома труда А.Шляпникова, в котором он говорит, что самосуды и всякие насилия могут лишь повредить делу революции. Но так рассуждали, к сожалению, не все большевистские лидеры. Более популярными были в те дни угрозы вот такого, например, содержания:
«Горе тем, кто вздумает встать нам поперек дороги и вздумает нам помешать в осуществлении своих целей. Революция не знает пощады таким господам, и она сметет их как жалких пылинок».
Это цитата из опубликованной в газете резолюции полкового комитета 32-го пехотного Нижегородского полка.
Много места на страницах органа ВЦИК отводилось оправданию гражданской войны:
«Мы должны понять, что гражданская война не является чем-то случайным, вызванным тактикой какой-либо политической партии, например партии большевиков. Кровавые столкновения вызваны отнюдь не этой партией, их причина лежит в нежелании буржуазии отказаться от своей экономической мощи и политического господства, в резком противоречии между ее интересами и интересами громадного большинства народа... Странными, чтобы не сказать более, являются все требования о “прекращении террора”, “о восстановлении гражданских свобод”, с которыми обращаются к рабочей и крестьянской власти наши противники и слабонервные интеллигенты, сидящие между двух стульев: когда враги советской власти, когда противники рабочих и крестьян сложат оружие, перестанут противиться воле большинства народа, тогда сам собой прекратится и террор, будут восстановлены и гражданские свободы».
Но до восстановления гражданских свобод было очень далеко…
Не слишком популярная в народе большевистская власть с огромным трудом устанавливала свое господство по стране. Каледин на Дону, Дутов на Урале подняли восстания. Властям нужен был эффективный инструмент карательной политики.
С 12 октября по 5 декабря 1917 г. в Петрограде действовал Военно-революционный комитет, одной из функций которого была охрана города от контрреволюционных выступлений и погромов. Но большевикам нужен был подобный орган всероссийского масштаба.
7 (20) декабря 1917 г. Ленин писал Дзержинскому:
«Буржуазия, помещики и все богатые классы напрягают отчаянные усилия для подрыва революции, которая должна обеспечить интересы рабочих, трудящихся и эксплуатируемых масс... Необходимы экстренные меры борьбы с контрреволюционерами и саботажниками».
Вечером того же дня СНК принял постановление об образовании Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. В этом документе перед ВЧК были поставлены такие задачи:
«1. Расследовать и ликвидировать любые попытки или действия, связанные с контрреволюцией и саботажем, откуда бы они ни исходили на всей территории России.
2. Предавать на суд революционных трибуналов всех контрреволюционеров и саботажников и вырабатывать меры борьбы с ними.
3. Комиссия проводит только предварительные дознания в той мере, в какой это необходимо в целях предупреждения».
Этот учредительный декрет лишь грубо очерчивал контуры будущей деятельности чекистов. На практике же ВЧК должна была стать органом, несущим ответственность исключительно перед верховными руководителями партии; любая карательная мера санкционировалась без оглядки на протесты.
Спустя 8 месяцев после рождения ВЧК именно по ее постановлениям стали тысячами арестовывать и расстреливать невинных заложников. А тем временем большевики продолжали подводить теоретический фундамент под институт заложников. На заседании Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, состоявшемся 3 января 1918 г., была принята резолюция, в которой, в частности, говорилось:
«Рабочая и крестьянская революция до сих пор не прибегала к методам террористической борьбы против представителей контрреволюции. Но мы заявляем всем врагам рабочей и социалистической революции: рабочие, солдаты и крестьяне сумеют сохранить неприкосновенность своих товарищей и лучших борцов за социализм. За каждую жизнь нашего товарища господа буржуа и их прислужники — правые эсеры — ответят рабочему классу.
Петроградский совет делает настоящее предупреждение во всеуслышание. Вы предупреждены, господа вожди контрреволюции».
Теперь в немилость к большевикам попали и правые эсеры…
18 февраля 1918 г. немцы начали широкомасштабное наступление от Риги в направлении на Псков и Нарву. Полковник кавалергардского полка А.П.Ливен так описывает этот день в своих мемуарах:
«Большевики в городе Вендене Лифляндской губернии арестовали меня с женой и несовершеннолетней дочерью, одновременно было арестовано много горожан в Вендене, Вольмаре и Валке — всего более 200 лиц.
Под названием заложников нас в числе 161 человека, в том числе несколько стариков далеко за 70 лет, а также совсем молодых девушек повезли в Екатерининбург, где заключили в тюрьму... После бесчисленных мытарств, угроз расстрела и всевозможных переживаний эшелон со 161 заложником был передан советской властью на станции Роща германцам».
Тогда большевики еще шли на обмен или просто на освобождение заложников. Впоследствии такие случаи будут крайне редкими.
Вскоре после начала немецкого наступления, а именно 21 февраля 1918 г., СНК в особом манифесте провозгласил: «Социалистическое отечество в опасности!» В этот документ большевики включили слова о смерти, о казнях, о расстрелах:
«Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления...
В эти батальоны [для рытья окопов] должны быть включены все работоспособные члены буржуазного класса, мужчины и женщины, под надзором красногвардейцев; сопротивляющихся расстреливать».
Никаких конкретных инструкций, никаких рамок, никакого надзора за применением этой кары не было, единственное теоретическое «разъяснение» этого акта заключалось в бесчисленных аршинных призывах к мести, заполнивших большевистскую печать.
А практическое развитие манифеста СНК заключалось в циркулярной телеграмме ВЧК, которая в истерических тонах, в самых безудержных выражениях призвала к широчайшему применению террора. Всем советам предлагалось:
«Всех: 1) неприятельских агентов-шпионов; 2) контрреволюционных агитаторов; 3) спекулянтов; 4) организаторов сопротивления и участников в подготовке последнего для свержения советской власти; 5) бегущих на Дон для поступления в контрреволюционные войска калединско-корниловской банды и польские контрреволюционные легионы; 6) продавцов и скупщиков оружия для вооружения контрреволюционной буржуазии, национальной, российской, иностранной и ее войск, — беспощадно расстреливать на месте преступления».
ВЧК объявила, что она будет осуществлять непосредственную расправу над указанными «преступниками». С этого времени ведомство Дзержинского стало применять внесудебные репрессии. Исполнение этого документа привело, по мнению И.3.Шутейнберга, к тому, что самосуд случайный, спорадический превратился в «законную» революционную систему. «Манифест об обороне отечества превратился в манифест о расстрелах. Волею революционной власти создавался слой революционных убийц, которым суждено было вскоре стать убийцами революции».
ВЧК наделялась поистине безграничными полномочиями — при полной безответственности. Естественно, что орган, самостоятельно решающий вопрос о жизни и смерти любого человека, применяющий смертную казнь без общественного контроля, в глубокой тайне, становился первой по влиятельности силой в государстве.
С этих пор и стал развиваться массовый красный террор. Он не был еще официально так назван, но кровавая река уже уверенно пролагала себе глубокое русло.
22 февраля 1918 г. СНК собрался на свое очередное заседание. Одним из вопросов повестки дня был вопрос об эвакуации военнопленных. Правительство решило поручить военному ведомству принять срочные меры к эвакуации военнопленных, немедленно произвести их «учет», арестовать «всех контрреволюционных офицеров», изолировать «все малонадежные элементы», взяв их под надзор. Предписывалось «учет произвести путем обязательной явки в манежи либо другие места (неявка карается беспощадно)».
Кстати говоря, на этом же заседании правительства рассматривалось и предложение об аннулировании того места в воззвании «Социалистическое отечество в опасности!», где говорится о расстрелах. Но постановили такое предложение отклонить...
Казни, вошедшие в обиход ЧК, и быстрое создание чрезвычаек в провинции создавали обстановку постоянного страха смерти. Приведем лишь один случай, характеризовавший тогдашнее состояние умов. В марте 1918 г. в Ростове-на-Дону местный исполком серьезно обсуждал вопрос о поголовном расстреле всех лидеров местных меньшевиков и правых эсеров, но это предложение не набрало тогда большинства голосов.
Постановлением ВЧК от 21 марта 1918 г. всем советам на местах было предписано немедленно организовать ЧК по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Как говорилось в постановлении, «отныне право производства всех арестов, обысков, реквизиции, конфискаций и проч., связанных с поименованными преступлениями [контрреволюцией, спекуляцией, должностными злоупотреблениями], принадлежит исключительно этим комиссиям, как в городе Москве, так и на местах».
При этом не было закона, в котором было бы четко сказано, что означают понятия «спекуляция», «злоупотребление по должности». Да и не нужен был большевикам такой закон. Всё решалось исключительно на основе «революционного правосознания» пролетариата.
Понятно, что разворачивавшимся террором были недовольны не только те, кого большевики зачислили в контрреволюционеры на основе классовых критериев. В марте 1918 г. уполномоченные рабочих петроградских фабрик и заводов обратились к Всероссийскому съезду советов с заявлением, в котором большевики обвинялись в невыполнении своих обещаний, данных до прихода к власти:
«Нам обещали свободу. А что мы видим на самом деле? Всё растоптано полицейскими каблуками, всё раздавлено вооруженной рукой...
Мы дошли до позора бессудных расстрелов, до кровавого ужаса смертных казней, совершаемых людьми, которые являются одновременно и доносчиками, и сыщиками, и провокаторами, и следователями, и обвинителями, и судьями, и палачами...
Но нет! Довольно кровавого обмана и позора, ведущих революционную Россию к гибели и расчищающих путь новому деспоту на место свергнутого старого. Довольно лжи и предательства. Довольно преступлений, совершаемых нашим именем, именем рабочего класса...
Мы, рабочие петроградских фабрик и заводов, требуем от съезда постановления об отставке Совета народных комиссаров».
Не знаю, было ли зачитано это заявление на съезде (есть много причин сомневаться в этом), но точно известно, что правительство уходить в отставку не собиралось и продолжало свой прежний курс.
К весне 1918 г. резко ухудшилось продовольственное положение страны. Много плодородных земель оказалось в руках немцев. Республика лишилась громадных запасов хлеба, оставшихся в Новороссии, на Украине и в Юго-Западном крае. Виновником голода была названа сельская буржуазия.
СНК призвал скорее формировать вооруженные отряды из «выдержанных и стойких рабочих и крестьян, не поддающихся никаким соблазнам... Хлебные излишки необходимо немедленно изъять у богачей-кулаков». Объявлялась беспощадная война против кулаков...
Продовольственная политика весны 1918 г. была тесно увязана с социально-политическими задачами разрушения системы капитализма, основной социальной базой которого теперь были признаны зажиточные крестьяне. Газеты тех дней пестрели сообщениями, в которых представители комитетов деревенской бедноты, словно соревнуясь друг с другом, рапортовали о количестве изъятого хлеба и арестованных кулаков. Причем чаще всего страдало от этих реквизиций бедное крестьянство.
В конце мая 1918 г. против большевиков выступил Чехословацкий корпус, что стало сигналом к объединению всех антибольшевистских сил на востоке страны и положило начало регулярной гражданской войне — с образованием фронтов и вовлечением в военные действия широких масс населения.
Вожди чехословаков сумели снискать сочувствие крестьянского и мещанского населения. На территории, занятой чехословаками, огромной популярностью пользовался лозунг борьбы за Учредительное собрание.
В это время СНК обращается к населению:
«Наемная русская буржуазия обвиняется в том, что толкнула одурманенных чехов на путь восстания...
Всем совдепам вменяется в обязанность бдительный надзор над местной буржуазией и суровая расправа с заговорщиками.
Бывшие офицеры, которые честно работают над воссозданием советской армии, должны, разумеется, пользоваться полной неприкосновенностью и покровительством советских властей, но офицеры-заговорщики и предатели, сообщники Скоропадского, Краснова и сибирского полковника Иванова, должны беспощадно истребляться...
Долой изменников и насильников! Смерть врагам народа!»
20 июня 1918 г. был совершен первый террористический акт против одного из большевистских лидеров (если не считать попытки покушения на Ленина 1 января 1918 г.). В Петрограде был убит народный комиссар агитации, печати и пропаганды Северной коммуны Володарский.
23 июня состоялось экстренное заседание Петроградского совета, на котором была принята резолюция, где в частности, говорилось:
«Враги рабочей революции перешли к контрреволюционному террору — убийствам из-за угла! Мы предостерегали наших товарищей от необдуманных шагов и эксцессов. Но мы заявляем коротко и ясно тем господам контрреволюционерам, как бы они себя ни называли — кадетами, правыми эсерами или как угодно еще: враги рабочей революции будут раздавлены беспощадно. Наших вождей мы отдаем под защиту рабочих, крестьян, матросов и красноармейцев. На всякое покушение на кого-либо из вождей рабочей революции мы ответим беспощадным классовым террором. Это предупреждение является последним.
Сплотим ряды. Господа контрреволюционеры сами ставят себя вне закона. Против контрреволюционных убийств из-за угла — открытая и беспощадная диктатура пролетариата».
А вот какие лозунги составил Петроградский комитет партии к похоронам Володарского:
«Наш ответ на террор — организованное выступление масс.
Они убивают личности — мы убьем классы!»
В резолюции общего собрания мастеровых судостроительной кузницы Балтийского завода содержится призыв к групповой ответственности контрреволюционеров за убийство наркома агитации:
«Помните, предатели-контрреволюционеры, что за одного убитого нашего товарища вы поплатитесь сотнями своих голов».
К счастью, в этом случае дальше призывов дело не пошло.
4 июля 1918 г. газета «Северная коммуна» заговорила о необходимости ареста заложников, о введении смертной казни:
«Наши враги кричат, что мы изменили своему обещанию, что мы вводим смертную казнь. Нет, мы были и остаемся против смертной казни. Но, когда идет война, война беспощадная, нападающей стороной в которой является буржуазия, мы будем защищаться, и защищаться решительно!..
Нам объявлена война, мы ее принимаем и ждем случая перейти в контратаку. А пока будем набирать заложников».
Это уже была не только теория, но и практика. Так, летом 1918 г., вблизи Сарапуля на Каме стояла баржа, служившая тюрьмой для уфимских заложников, вывезенных красными при их паническом бегстве в мае 1918 г. из Уфы. Среди 200 заложников были уфимские общественные деятели: издатель «Уфимской жизни», член кадетской партии Толстой, находившийся в ссылке в Уфе московский журналист Макс Редер, несколько врачей, журналистов и коммерсантов.
В конце июля 1918 г. по распоряжению Сарапульского совета все они были зверским образом убиты и брошены в воду. После ухода красных случайно спасшиеся обитатели баржи подробно описали ужасную смерть несчастных заложников, которых чекисты убивали по очереди топорами, ружьями и молотками и сбрасывали в воду. Экзекуция продолжалась всю ночь.
В начале июля в Камышлове были расстреляны из пулемета 66 детей заложников.
Выступая 5 июля 1918 г. на V Всероссийском съезде советов с докладом о деятельности ЦИК, председатель этого органа Я.М.Свердлов одобрил усиление массового террора по отношению к врагам большевиков:
«В революционный период приходится действовать революционными, а не другими средствами... И если говорить сколько-нибудь серьезно о тех мероприятиях, к которым нам приходится прибегать в настоящее время, то ... мы можем указать отнюдь не на ослабление, но, наоборот, на самое резкое усиление массового террора против врагов советской власти...
И мы глубоко уверены в том, что самые широкие круги рабочих и крестьян отнесутся c полным одобрением к таким мероприятиям, как отрубание головы, как расстрел контрреволюционных генералов и других контрреволюционеров».