В работе Венского конгресса активно участвовала поверженная Франция; побежденная в 1918 г. Германия была отстранена от заседаний Парижской мирной конференции, а советскую Россию на конференцию не пригласили.

Созданная в Версале система международных отношений была построена без учета интересов побежденных стран и большевистского режима. Державы Антанты сочли необходимым создать зону буферных государств между Германией и Россией — зону, ставшую «буферной только на бумаге. Пример таких стран, как Чехословакия, Польша … показал, что политико-стратегические соображения оказались в конечном счете в подчинении у национально-этнических. Буферный пояс в целом не мог быть стратегически более сильным, чем составляющие его отдельные элементы-государства»1.

Регион, мыслившийся политиками Антанты как буферная зона, ныне принято называть Центрально-Восточной Европой (ЦВЕ). Этот термин вряд ли можно считать вполне удачным, но мы — следуя установившейся традиции — будем его использовать для обозначения стран Центральной Европы, расположенных к востоку от Германии.

Французский геополитик Ж.Готтман назвал территории, расположенные между Германией и Россией, «приливно-отливными землями». Термин «приливно-отливные земли» довольно точно отражает геополитическую специфику региона; «речь идет не о линии на карте, подобно границам государств, но о пространстве пограничья»2.

Итак, под ЦВЕ подразумевают входившие до первой мировой войны в состав Австро-Венгрии, Германии, России польские, чешские, словацкие, венгерские земли. Как геополитическая реальность ЦВЕ существовала до начала войны в рамках единого экономического пространства упомянутых империй, территориальные параметры которых во многом определяли их международное влияние и являлись важным условием геополитического многополярного равновесия в Европе.

В ходе военных действий ЦВЕ как регион прекратила существование и ее дальнейшая геополитическая судьба во многом зависела от послевоенного территориального размежевания. В 1918 г. в результате национально-освободительных и революционных движений в ЦВЕ возникли суверенные государства, факт создания которых признали западные державы. Но в период работы Парижской мирной конференции (18 января 1919 — 21 января 1920 г.) между союзниками развернулась острая дипломатическая борьба из-за установления новых границ в регионе, определявшаяся стремлением найти наилучший геополитический баланс сил для противостояния большевизму, а также противоречиями в вопросе о гегемонии той или иной державы в ЦВЕ и в Европе в целом.

Премьер-министр Франции Ж.Клемансо видел в сильных Польше и Чехословакии орудия давления как на советскую Россию, так и на Германию. Великобритания сделала ставку в борьбе с большевизмом на Германию, усматривая в ней также противовес Франции; поэтому британский премьер-министр Ллойд Джордж стремился принизить в глазах союзников значимость Польши как антисоветского барьера3. Позиция американского президента В.Вильсона была менее определенной: он надеялся использовать против большевиков новые государства ЦВЕ, принимал во внимание доводы многочисленной польской общины США, но был также озабочен сообщениями своего военного представителя в Варшаве о «наполеоновских» замыслах «франко-польского империализма»4 и постепенно склонялся на сторону Ллойд Джорджа.

Столкнувшись с единым фронтом Англии и США, Франция пошла на компромисс в вопросе территориального размежевания стран ЦВЕ, получив взамен уступки по проблемам репараций, Саара и левого берега Рейна. Соглашению союзников способствовали появившиеся надежды на победу Белого движения в России в связи с начавшимся в марте 1919 г. наступлением армии А.В.Колчака, признававшего Польское государство в лучшем случае в его этнических пределах5, а также подъем революционного движения в ЦВЕ (образование 21 марта советской республики в Венгрии, а 7 апреля — в Баварии).

Для укрепления позиций правительства Германии участники Парижской конференции сочли возможным предъявить недавним противникам более умеренные требования в вопросе установления новых немецких границ. Первый генерал-квартирмейстер германской армии В.Грёнер в письме жене 25 марта писал: «Захват власти Бела Куном в Венгрии должен усилить … готовность [Запада] к компромиссу»6.

В итоге принятые Парижской мирной конференцией постановления по территориальному размежеванию на западных рубежах ЦВЕ, прежде всего вступивший в силу в январе 1920 г. Версальский мирный договор, оказались неконкретны и непоследовательны с геополитических, исторических и этнических позиций. Неопределенной осталась геополитическая ситуация в восточных пределах ЦВЕ, поскольку границу Польши на востоке Верховный совет Антанты 8 декабря 1919 г. рекомендовал установить по этническому принципу, но конкретных шагов для воплощения этой идеи в жизнь не предпринял.

Еще в ноябре 1919 г. представитель британского казначейства на Парижской конференции Дж.М.Кейнс писал в книге «Экономические последствия Версальского мирного договора»: «По мнению Франции, Польша “должна цвести и блистать среди пепла России и развалин Германии”… Однако, если внутри великих соседей Польши не будет благосостояния и порядка, сама она явится экономическим нонсенсом… Блокада России, недавно провозглашенная союзниками, представляет неразумную и близорукую меру; мы блокируем не столько Россию, сколько самих себя… Если мы даже в мелочах станем сопротивляться всем средствам, с помощью которых Германия и Россия могли бы восстановить свое материальное благосостояние, только потому, что мы чувствуем национальную, расовую или политическую ненависть к их населению или правительству, мы должны также быть готовы принять все последствия подобных чувств… Даже теперь мировой рынок только один… Чем легче нам удастся разорвать экономические сношения между Россией и Германией, тем сильнее мы понизим наш собственный уровень жизни и увеличим серьезность наших домашних проблем»7.

Кейнсу вторит лейборист Дж.Хоррабин: «Средняя Европа, бывшая до того экономическим единством, каждая часть которого специализировалась на той или иной отрасли производства и жила обменом с прочими частями, ныне политически разбита на множество мелких и враждующих между собой государств, душащих друг друга запретительными пошлинами»8.

Руководители западных держав не прислушались к доводам Кейнса: ЦВЕ не была воссоздана как единое пространство. Германский геополитик К.Хаусхофер констатировал: «Период геополитического устройства и нового раздела власти над пространством не только не закончился с первой мировой войной, но только начался»9.

Что же делали накануне и в период Парижской конференции Германия, Польша, советская Россия для сохранения или укрепления своих геополитических позиций?

Германия в конце войны полагала возможным изменение геополитической ситуации в ЦВЕ за счет входивших в состав Российской империи польских земель: в германских правящих кругах шла полемика о создании буферного государства из части Королевства Польского. Пограничную же с Германией зону предполагалось передать под управление немецких военных властей, освободив ее от поляков и заселив немецкими колонистами, в том числе реэмигрантами из России, что гарантировало сохранение польских западных земель в составе Пруссии.

Военное поражение Германии трансформировало эти планы, но их геополитическую сущность не изменило. В декабре 1918 — январе 1919 г. обер-президент Восточной Пруссии А.Батоцкий-Фрибе заявил, что в случае подписания правительством «плохого мира» восточные провинции Пруссии станут добиваться автономии или даже отделения от Германии путем создания «Восточного государства» (Oststaat). Подобные намерения разделяли некоторые прусские политики, юнкерские и военные круги, немецкие народные советы (националистические организации) Восточной Германии, один из руководителей которых — публицист Г.Клейнов — обещал полякам равноправие и экономические выгоды от их пребывания в Oststaat.

22 мая 1919 г. депутаты Национального собрания Германии и ландтага Пруссии от восточных провинций учредили в Берлине Парламент немецкого Востока, а 25 июня предполагалось провозгласить «Восточное государство»10.

По мнению одобрявшего проект создания «Восточногерманской республики» прусского министра внутренних дел В.Гейне, она должна была дать «шанс национального и хозяйственного сохранения восточных провинций, а в дальнейшем — после крушения польского империализма — возвращения их Германии»11.

Сепаратистам пришлось, однако, отказаться от своих замыслов; центральное правительство было вынуждено согласиться на передачу Польше части восточных провинций Пруссии по условиям мирного договора, так как в случае отказа от его подписания Германию ожидали репрессии союзников и она могла погрузиться в хаос12. Германские правящие круги сочли статьи Версальского договора, посвященные германо-польской границе, в целом более приемлемыми по сравнению с первоначальными проектами межсоюзнической комиссии по польским делам под председательством французского дипломата Ж.Камбона — и вместе с тем более уязвимыми (что было важно для предполагавшейся последующей борьбы за их пересмотр).

В правящих кругах восстановившей независимость Польши господствовали две геополитические концепции. Оформившаяся в 1918 г. группировка сторонников начальника государства Ю.Пилсудского (пилсудчики) выступала за экспансию Польши на Восток. Свои геополитические намерения Пилсудский маскировал под программу борьбы за федеративную Польшу «от моря до моря» (как минимум в границах 1772 г.), обещая автономию Украине, Белоруссии, Литве.

Касаясь будущей судьбы западных польских земель, он заявил 31 октября 1918 г. побочному сыну Вильгельма II, графу Г.Кесслеру: «Поляки не станут воевать за Познань и Западную Пруссию. Если Антанта подарит им эти обе провинции, они не откажутся, но сами войны не начнут»13. 8 апреля 1919 г. Пилсудский в письме своему представителю на Парижской конференции, признавая часть ранее принадлежавших Польше земель «старыми немецкими колониями», предлагал добиваться обмена «сомнительного Гданьска» на Либаву (Лиепаю) и Ригу14.

Начальник государства, стремившийся к расширению Польши на восток, не мог допустить серьезного обострения польско-германских отношений.

Ориентировавшаяся на Антанту и оппозиционная пилсудчикам группировка национальных демократов (эндеков) и примыкавшие к ней менее значительные правоцентристские политические партии, имевшие интересы на западных польских землях, активно боролись за включение последних в состав возрождаемого государства. Эндеки выступали также за инкорпорацию (без предоставления автономии) в состав Польши западнобелорусских и западноукраинских земель, что предопределило слабость позиций народных демократов в споре о западных польских границах.

Ограниченные возможности Польского государства в борьбе с большевизмом и непоследовательная тактика Варшавы в вопросе о возвращении западных земель привели к тому, что пограничье ЦВЕ осталось в составе Германии.

Лидеры советской России первоначально руководствовались в своих действиях концепцией мировой революции (революционной геополитикой). «Именно с этой точки зрения большевики приветствовали венгерскую, австрийскую, немецкую революции, видя в советской республике в Венгрии или Баварии не геополитические опорные точки, а идеологические опорные точки. С этой точки зрения совершенно понятен и логически оправдан Брестский мир с Германией: признавая свой военный разгром и уступая Германии наиболее развитые и богатые провинции бывшей империи, советская Россия вовсе не шла на геополитическую капитуляцию, а, как совершенно искренне заявлял Ленин, приобретала передышку перед очередным приливом мировой революции… В этом контексте уступка гигантских территорий, которые Германия даже не успела к тому времени завоевать, не имела никакого геополитического смысла. С точки зрения же нормативной геополитики новому государству нужно было так или иначе продолжать сотрудничество с союзниками. Однако традиционная геополитика для Ленина в этот период роли не играла»15.

По мере ухода немецких частей из западных регионов бывшей Российской империи там началось наступление польских войск, которые к осени 1919 г. вышли далеко за этнические границы Польши. Поглощенные борьбой с Белым движением большевики не могли дать полякам отпор, но в период наибольших успехов Добровольческой армии А.И.Деникина Пилсудский согласился на переговоры с Москвой, начавшиеся 10 октября 1919 г.

Отказавшись от предложения Кремля окончательно прекратить военные действия и урегулировать политические отношения, начальник государства всё же приостановил наступление польских войск на советском фронте, что позволило перебросить против Деникина часть соединений Красной армии, хотя вопрос о решающей роли последних в поражении Добровольческой армии остается спорным.

Большевики были для Пилсудского предпочтительнее белых, придерживавшихся традиционных геополитических взглядов на единую и неделимую Россию. 13 декабря Польша прервала переговоры, а затем дважды — 22 декабря 1919 г. и 28 января 1920 г. — отвергла советские предложения об их возобновлении на выгодных для польской стороны условиях. Ленин был готов признать за Польшей право на уже захваченные земли, но Пилсудский считал это недостаточным для изменения «общего геостратегического баланса сил в регионе»16.

Реальную возможность для изменения геополитической ситуации в «приливно-отливных землях» Германия и Россия получили уже в 1920 г. в связи с великодержавными устремлениями Пилсудского на Востоке.

Отвергнув советские условия мирных переговоров, начальник государства 25 апреля 1920 г. начал генеральное наступление на Киев. В войне с Польшей большевики вначале руководствовались идеями традиционной геополитики, но затем успехи Красной армии привели большинство советских лидеров, включая Ленина, к переоценке собственных сил и возможностей, к отказу от принципа стратегической целесообразности. Произошло возвращение к революционной геополитике, к планам советизации Польши.

Содержавшееся в направленной в Москву 11 июля от имени союзников ноте британского министра иностранных дел Дж.Керзона предложение остановить Красную армию на рекомендованной Верховным советом Антанты 8 декабря 1919 г. разграничительной линии между Польшей и Россией (с тех пор она именовалась линией Керзона) большевики отвергли. Отчасти это объяснялось тем, что будущая демаркационная линия в Восточной Галиции описывалась в ноте так, будто остававшийся в руках Польши Львов заранее признавался частью советской Россией. Британское правительство тем самым хотело продемонстрировать, что не одобряет выходящие за этнические границы требования Польши, но в условиях войны это выглядело как прямое поощрение Красной армии к оккупации Восточной Галиции17.

Выступая 22 сентября 1920 г. на IX конференции РКП(б), Ленин так описал логику, которой большевики руководствовались в июле 1920 г.: «У нас созрело убеждение, что … оборонительная война с империализмом кончилась, мы ее выиграли… Мы будем пробовать теперь на них наступать, чтобы помочь советизации Польши… История Комитета действий в Англии доказала … что где-то около Варшавы лежит центр всей теперешней системы международного империализма… В Германии и Англии мы создали совершенно новую полосу пролетарской революции против всемирного империализма, потому что Польша, как буфер между Россией и Германией … является опорой Версальского договора… Мы ставили задачей занятие Варшавы… Оказалось, что решается не судьба Варшавы, а судьба Версальского договора…

Возможна ошибка в ответе на ноту Керзона 12 июля… Получая восточную Галицию … мы выиграли [бы] прочную спокойную твердую базу для операций против срединной Европы через намеченные границы… Это является основной ошибкой — стратегия подчинена политике»18.

Интересной представляется оценка изменения советских планов польской стороной. Так, советник посольства Польши в Лондоне 27 июля 1920 г. Я.Цехановский в беседе с сотрудником британского Министерства иностранных дел У.Тиррелом отметил: «В России партия Ленина победила партию Троцкого; иными словами, теория идеалистического большевизма победила милитаризм Советов… Для Ленина и его партии территориальные границы не играют роли. Их интересует единственно осуществление мировой революции… Следует допустить, что Польшу не ждут трудности в получении от Советов выгодных для себя территориальных условий»19.

В выступлении на IX конференции РКП(б) Ленин также обратил внимание на позицию Германии в период польско-советской войны: «Приближение наших войск к границам Восточной Пруссии, которая отделена коридором Польши, выходящим дальше на Данциг, указывало, что Германия вся закипела». После советского ответа на ноту Керзона «в Германии … получился противоестественный блок, в котором капповцы [участники неудавшегося контрреволюционного переворота в Германии в марте 1920 г. — Капповского путча] и корниловцы, вся масса патриотически настроенного элемента была вместе с большевиками»20.

Действительно, часть представителей правящих кругов Германии, следовавших традиционной русофильской ориентации, была заинтересована в победе советской России над Польшей, что облегчило бы осуществление геополитических планов руководства рейхсвера, многих немецких политиков и дипломатов. Из записей, сделанных в июле сотрудниками IV (восточноевропейского) отдела германского Министерства иностранных дел и командующим рейхсвером генерала Г.Сектом, следует, что при приближении Красной армии к русско-германской границе 1914 г., идея возврата «области Коридора» или создания из нее «буферного государства» как «преграды против большевизма» приобрела зримые очертания21.

Но поскольку внутри- и внешнеполитическое положение Германии тогда не позволяло пойти на подобные конкретные шаги, ее правящие круги ограничились провозглашением 20 июля нейтралитета в польско-советской войне, 25 июля запретили экспорт и транзит военных материалов в Польшу, а затем и поставки туда важнейших промышленных товаров, что означало экономическую блокаду Польского государства.

В любом случае, независимо от исхода польско-советской войны, Германия, запугивая Антанту «большевистской угрозой», стремилась сохранить и даже усилить свое присутствие на восточных землях. В свою очередь союзники, прежде всего Великобритания, пытались использовать Германию против советской России – вплоть до разработки планов высадки германских войск на Украине под предлогом защиты проживавших там немецких колонистов22.

Подобные намерения заставили Москву предпринять ответные шаги. Уполномоченный НКИД РСФСР в Германии В.Л.Копп в беседе с советником IV отдела МИД А.Мальцаном 12 августа отметил, что советское правительство «уважает желание немцев» западных польских земель создать автономное государство и не против возвращения Германии «этнографически немецких» территорий «польским большевистским правительством» в случае образования последнего23.

Не исключено, что дальнейшие успехи Красной армии могли привести Германию за стол конкретных переговоров с советской Россией по вопросу нового территориального размежевания в ЦВЕ.

Польские правящие круги, раздувая антигерманскую и антирусскую алармистскую пропаганду, пытались доказать Антанте, что союз Германии и России — свершившийся факт. 12 апреля польское посольство в Берне информировало МИД Польши о создаваемой из оставшихся еще в Германии бывших русских военнопленных «армии Гучкова» (А.И.Гучков, лидер партии октябристов, эмигрировал в Берлин в 1918 г.). Эта армия якобы должна была объединить антипольские силы, включая бригаду Эрхардта (одного из организаторов Капповского путча) для «возрождения великой России». Отмечалось, что на переговорах в Берлине секретарь Коминтерна К.Б.Радек от имени Ленина обещал «создать коалиционное правительство с участием всех российских партий, чтобы с началом большевистского наступления использовать войска Гучкова против Польши»24.

16 августа упомянутое посольство сообщило, что 17 июля в Берлине Радек, Копп и Мальцан якобы подписали «секретный договор», предусматривавший оккупацию Россией Польского коридора и Данцига с последующей их передачей Германии, а также немецкую военно-техническую помощь России25. Польская военная разведка доносила, что на северном участке польско-советского фронта в оперативном отделе штаба Красной армии служили германские офицеры под командованием генерала П.Леттов-Форбека (бывшего главнокомандующего германской армией в африканских колониях); упоминались «две главные цели большевиков: политическая — захват Варшавы, практическая — форсирование Гданьского коридора для соединения с Германией и отторжения Польши от моря»26.

Польши был маловероятен. Так, председатель советской делегации на мирных переговорах с Польшей А.А.Иоффе свидетельствует, что Ленин не предполагал развивать военный успех за границами Польского государства27. В то же время в случае формирования в Польше просоветского правительства не было исключено возвращение части бывших восточных немецких земель Германии в обмен на предоставление Польскому государству финансовой и экономической помощи, различных льгот и уступок. Подобный гипотетический вариант развития событий мог привести к пересмотру территориальных постановлений Версальского мирного договора по ЦВЕ и серьезнейшим образом изменить сложившуюся там геополитическую ситуацию.

Тем временем пресловутое чудо на Висле в середине августа 1920 г. привело к отступлению Красной армии. Однако великодержавные польские планы на Востоке не осуществились, поскольку недовольная геополитическими авантюрами Пилсудского Антанта не оказала ему ту помощь, на которую рассчитывал начальник государства. Более того, западные державы утвердили невыгодную для Польши границу с Чехословакией в Тешенской Силезии и уменьшили польские права в вольном городе Данциге, находившемся «под защитой Лиги наций».

Переполнившей чашу терпения союзников каплей стал захват 9 октября 1920 г. польскими войсками генерала Л.Желиговского Вильнюса (Вильно), который должен был отойти Литве по польско-литовскому соглашению от 7 октября. Современные польские историки объясняют такое невнимание Запада к польским интересам на востоке «успехами большевистской пропаганды» и непониманием того, что польско-советская война «велась за будущее Старого Континента», что польская победа «подарила Европе более десяти лет относительного мира»28. На деле западные державы стремились сохранить напряженность в германско-польских и польско-советских отношениях, чтобы оставить в своих руках рычаги давления на Германию, Польшу, большевистскую Россию, а геополитическая направленность политики пилсудчиков способствовала осуществлению их намерений.

Подписанный 18 марта 1921 г. Рижский мирный договор означал осуществление на практике концепции инкорпорации и провал федералистских планов Пилсудского; это соглашение способствовало постепенному отказу большевиков от идей революционной геополитики.

Используя методы геополитики традиционной, советское руководство добилось выхода страны из международной изоляции и подписало 16 апреля 1922 г. Рапалльский договор с Германией. В свою очередь, западные державы окончательно превратили страны ЦВЕ не только в буфер между Германией и советской Россией, но и в «санитарный кордон» против последней. Это вело, с одной стороны, к усилению сотрудничества Веймарской республики и Советского Союза, а с другой – надолго придало польско-советским и германско-польским отношениям конфронтационный характер.

___________________

1 Поздняков Э.А. Геополитика. М.: Прогресс-Культура, 1995. С. 45, 83.

2 Миллер А.И. Об истории концепции Центральной Европы / Центральная Европа как исторический регион. М.: ИСБ, 1996. С. 19.

3 Подробнее см.: Зубачевский В.А. Из истории становления Версальской системы: дипломатическая борьба вокруг проблемы выхода Польши к морю накануне и в период работы Парижской мирной конференции // Советское славяноведение. 1989. № 6; Скляров С.А. Определение польско-украинской границы на Парижской мирной конференции // Версаль и новая Восточная Европа. М.: ИСБ, 1996; Станков Н.Н. Чехословакия, Германия и немецко-богемский вопрос в 1919 г. // Там же.

4 Цит. по: Schwabe K. Deutsche Revolution und Wilson-Frieden. Dьsseldorf: Droste Verlag, 1971. S. 454.

5 См.: Polska w swietle postanowien rzаdu omskiego // Studia z najnowszych dziejуw powszechnych. T. 3. Warszawa: PWN, 1963. S. 216—226.

6 Цит. по: Schwabe K. Op. cit. S. 459.

7 Кейнс Дж.М. Экономические последствия Версальского мирного договора. М.: Госиздат, 1922. С. 134—136.

8 Хоррабин Дж. Очерк историко-экономической географии мира. М.; Л.: Госиздат, 1928. С. 124.

9 Цит. по: Соколов Д.В. Эволюция немецкой геополитики // Геополитика: теория и практика. М.: ИМЭиМО, 1993. С. 131.

10 См.: Akten der Reichskanzlei Weimarer Republik. Das Kabinett Scheidemann. Boppard/Rhein: H.Boldt Verlag, 1971. S. 163; Cleinow G. Der Verlust der Ostmark. Berlin: Volk und Reich, 1934. S. 208—210, 250—255, 276—283, 313—320.

11 Цит.по: Schulze H. Der Oststaat-Plan 1919 // Vierteljahrshefte fьr Zeitgeschichte. 1970. H. 2. S. 123.

12 Подробнее см.: Зубачевский В.А. Борьба между Германией и Польшей за Поморье в ноябре 1918 — январе 1920 г. // Советское славяноведение. 1986. № 3.

13 Цит. по: Problem polsko-niemiecki w traktacie Wersalskim. Poznan: Inst. Zach., 1963. S. 198.

14 Pilsudski J. Pisma zbiorowe. T. 5. Warszawa, 1937. S. 73.

15 Плешаков К. Геоидеологическая парадигма // Международная жизнь. 1995. № 4-5. С. 113.

16 См.: Михутина И.В. Некоторые проблемы истории польско-советской войны 1919—1920 гг. // Версаль и новая Восточная Европа. С. 164—165.

17 См.: Документы внешней политики СССР. Т. III. М.: Политиздат, 1959. С.54–55; Михутина И.В. Польско-советская война 1919–1920 гг. М.: ИСБ, 1994. С. 163–165.

18 «Я прошу записывать меньше: это не должно попасть в печать»: Выступления В.И.Ленина на IX конференции РКП(б) 22 сентября 1920 г. // Исторический архив. 1992. № 1. С.15–18, 22.

19 Archiwum Akt Nowych w Warszawie (AAN) . Ambasada RP w Berlinie. Sygn. 807. K. 20.

20 «Я прошу записывать меньше…». С.18–19.

21 Akten zur deutschen auswдrtigen Politik (ADAP) // Aus dem Archiv des Auswдrtigen Amts. Ser. A: 1918–1925. Bd. III: 1. Januar bis 30. September 1920. Gцttingen: Vandenchoeck & Ruprecht, 1985. S. 381–382, 430, 456–458.

22 Ibid. S. 219, 252.

23 Ibid. S. 497.

24 AAN. Ambasada RP w Berlinie. Sygn. 2. K. 2–3.

25 Ibid. Sygn. 2. K. 36–37.

26 Ibid. Sygn. 807. K. 187.

27 См.: Михутина И.В. Польско-советская война… С.247.